Разбойничья злая луна - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 50
- Предыдущая
- 50/75
- Следующая
– А?..
– Стоит ли, говорю, вязаться с голорылыми из-за какой-то бабы? – вынужден был перевести досточтимый Ар-Маура. – Так, глядишь, свои презирать начнут…
Караванный фыркнул и гневно воззрился на досточтимого. Столь непозволительных речений он от судьи не ожидал. Шарлах ссутулился, покряхтел. Допрос, учиненный опытным Ар-Маурой, загнал его в угол.
– Ну так?.. – подбодрил его судья.
– Что «ну так»? Закопаю в песок по горло – и все! Дай только встретить!..
Грузный судья устало прикрыл веки, вздохнул и поворотился всем корпусом к караванному.
– Ты хотел услышать мое мнение, досточтимый?
Тот важно кивнул.
– Так вот, – сказал Ар-Маура. – Я думаю, нам лучше отказаться от любезного предложения нашего гостя. Почтенный Шарлах по непонятным мне причинам не желает сообщить своих истинных мотивов, и это наводит на определенные подозрения. Я бы не стал включать его каторгу в состав каравана.
Наступило молчание, нарушенное лишь стуком горлышка кувшина о край чашки – это Шарлах дрогнувшей волосатой ручищей налил себе вина. Караванный и судья ждали.
– Ладно, – буркнул наконец Шарлах, так и не выпив. – Тут вот еще какое дело… Я ж не знал, что она живая осталась…
– Алият? – уточнил Ар-Маура.
– Ну да… А она ж ревнивая, как… – Шарлах поискал сравнения и не нашел. – Ну и какой-то шакал шепнул ей, что у меня тут новая завелась… – Он даже загримасничал от унижения и, приподняв нижний край повязки, залпом осушил чашку. – А она узнала – взбесилась. Злой луной, говорят, поклялась, что найдет и под колесо положит. И меня, и ее…
– Между прочим, это очень серьезно, – сообщил судья караванному, уставившемуся на Шарлаха изумленно и недоверчиво. – Я знаю, о ком идет речь. Поверь, что эта особа, на такое вполне способна. Кстати, не удивлюсь, если окажется, что именно она и взбунтовала «Самум»… – Он вновь повернулся к разбойнику. – Продолжай, почтеннейший…
– Ну вот… – нехотя закончил тот. – А у них два боевых корабля против моего почтовика, да и людей побольше… Места мои она все знает… Куда тут денешься? Только к вам…
– Ну вот это уже хотя бы похоже на правду, – задумчиво молвил судья. – Стало быть, не жажда мести, а просто естественное желание спасти свою шкуру… С этого и надо было начинать.
– Только одно условие, – непререкаемым тоном добавил караванный. Вид у него по-прежнему был крайне недовольный. – Шарлаха… Ну, в общем, ясно, о ком я… Словом, ты его не получишь. Живым или мертвым, но нам надо показать его государю, ясно?
– Да он-то как раз мне и не нужен, – проворчал Шарлах. – Мне она нужна…
– Стало быть, договорились, – решительно сказал Хаилза. – Если ты захватываешь его, то передаешь нам. А если мы захватываем ее, передаем тебе. – Он насупился. – И еще одно. Порядки у меня строгие. Примкнул к каравану – значит все. Никаких этих ваших вольностей… Приказано – выполнил. И только так.
Произнеся краткую эту речь, караванный грозно свел брови и оглядел обоих собеседников, давая понять, что сказанное относится и к тому, и к другому. Не услышав возражений, продолжил:
– И где они, по-твоему, будут тебя искать?
Шарлах пожал плечами.
– Или в Ар-Аяфе, или здесь… Ну здесь-то у них не выгорит. Пьяная тень, тут воевать нельзя…
– Ар-Аяфа… – Караванный прикинул, вспоминая карту. – Тогда не будем терять времени. Выступаем сегодня к вечеру. Видимо, сделаем так: ты, почтеннейший, со своей каторгой будешь у нас вместо приманки… Ойдо! – Хаилза полуобернулся и повысил голос. – Убери со стола и скажи, чтобы принесли карту…
Глава 27. ШАРЛАХ! ШАРЛАХ!
Когда странный караван, состоящий из трех военных кораблей и одного разбойничьего, вошел в тесный извилистый порт тени Ар-Аяфы, оазис примолк настороженно, ожидая уже всего что угодно. Такого здесь еще не видывали. Справедливости ради следует сказать, что ущерб, наносимый военными караванами Харвы, которым тень регулярно поставляла провиант, казался жителям куда серьезнее ущерба от поборов того же Шарлаха, чьим владением тень Ар-Аяфы считалась вот уже несколько лет. Однако еще случая не было, чтобы военные и разбойничьи корабли входили в гавань вот так, колесо к колесу.
Караванный Хаилза привык вести себя с населением Пальмовой дороги, как с враждебными Харве кимирцами, что выразилось сразу же после входа в порт. В разговоре с местными властями он при свидетелях с военной прямотой назвал чью-то повязку намордником, изрядно при этом смутив обоих своих соратников, тоже прикрывавших лица. Сам караванный своего промаха, естественно, не заметил и продолжал держаться с высокомерием победителя. Он даже не требовал, он ставил условия. Ар-Маура, которому с самого начала податься было некуда, только покряхтывал, а помрачневший Шарлах, кажется, всерьез начинал жалеть, что связался с голорылым. Подробности беседы стали каким-то образом известны всем, и вскоре оазис тихонько и угрожающе загудел, как растревоженное осиное гнездо. Это чувствовали все, кроме караванного.
Судья Ар-Маура подумал с горечью, что все-таки Пальмовая дорога рано или поздно должна взбунтоваться против Харвы. Вряд ли это произойдет в ближайшее время, но в общем мятеж неизбежен. Пока столица посылает в походы таких караванных, как Хаилза, повод к бунту всегда найдется… Потом в душе досточтимого возникла досада на пьяницу Ар-Шарлахи. Раз уж злая луна послала тебе удачу и дала в руки прекрасный корабль, а самое главное – славу, привлекающую к тебе людей, можно ли упускать такой случай! Восстань сейчас Ар-Шарлахи на Улькара… Здесь судья спохватился. Ну, допустим, восстал. И что было бы? Да, конечно, велик соблазн арестовать дурака Хаилзу, помириться с Ар-Шарлахи и развить над Пальмовой дорогой ослепительно-белое знамя мятежа… Но что потом? Харва еще сильна. Очень сильна… А просить помощи у Кимира – это совать голову в пасть очередного хищника.
Как вскоре выяснилось, в горестных своих рассуждениях, судья ошибся дважды. Во-первых, он неправильно определил сроки, а во-вторых, повод к возмущению тени Ар-Аяфы подал не Хаилза, а, как это ни странно, Шарлах. Караванного всегда приводило в неистовство, если кто-то из его подчиненных болтается без дела. Он приказал выставить караулы на улицах, и вот, стиснув зубы, знаменитый разбойник с десятком своих людей отправился на рыночную площадь, до которой, впрочем, так и не добрался.
Несколько раз его откликали из-за глинобитных заборов, ехидно осведомляясь, почему он до сих пор не скинул повязку. Голорылый – так голорылый, чего уж тут стесняться!.. Потом за маленьким отрядом увязался какой-то нищий и, шамкая, принялся стыдить главаря, поминая ему прежние налеты и нынешнее бесчестье. Сначала Шарлах старался не обращать на него внимания, но потом к процессии стали присоединяться посмеивающиеся зрители и на улице стало довольно людно. Пришлось остановиться и цыкнуть на осмелевшего оборванца. Тот, однако, чувствуя поддержку толпы, не унялся, напротив, повысил голос и принялся уже не стыдить, а обличать. Тогда-то и были произнесены роковые слова, решившие судьбу тени Ар-Аяфы.
– Вот погоди, – пригрозил распоясавшийся нищий, – придет настоящий Шарлах – он вам всем покажет: и тебе, и дружкам твоим голорылым!..
Выдержкой Шарлах и в лучшие-то времена не отличался. Он взревел, выхватил из-за пояса тесак, и нищий опустился в пыль с раскроенным черепом. Это убийство послужило как бы сигналом. Толпа взвыла и кинулась на маленький отряд, тут же ощетинившийся клинками. К гавани удалось пробиться лишь шестерым, считая самого Шарлаха.
У досточтимого Ар-Мауры (да и у караванного тоже) сложилось впечатление, что восстание было подготовлено заранее. Слишком уж слаженно действовали мятежники. Откуда-то взялись главари, замелькали длинные запрещенные указом клинки, стража, потеряв чуть ли не треть состава, затворилась в бараках, а стоящим в порту кораблям пришлось выдержать серьезный штурм. Нечего было и думать о высадке десанта, и караван, бросив на произвол судьбы стражников тени, пополз, отбивая все новые и новые наскоки, к выходу из порта. План караванного Хаилзы был прост: зайти против солнца и поджечь оазис боевыми зеркалами. Напрасно судья Ар-Маура и Шарлах умоляли его не делать этого – упрямый Хаилза и слышать ничего не хотел. Мятежники тоже прекрасно понимали, что их ждет, если каравану удастся вырваться из гавани, и последний их отчаянный натиск был отбит чудом. От внимания караванного не ускользнула еще одна странность: самым яростным атакам подвергся почтовик Шарлаха, вероятно, успевшего крепко досадить местным жителям, зато корабль Ар-Мауры прошел, можно сказать, беспрепятственно. Давя огромными колесами трупы бунтовщиков, «Саламандра» пронесла испятнанные кровью борта извилистым песчаным коридором и вывела караван в пустыню. А дальше досточтимый Хаилза даже не сразу поверил своему счастью: с юга под всеми парусами к тени Ар-Аяфы, сверкая тараном и страшными серпами, сияя позолотой нежно-розовой кормы, приближался боевой двухмачтовик с бьющимися по ветру ослепительно-белыми рваными вымпелами. «Самум».
- Предыдущая
- 50/75
- Следующая
