Раздолбаи. (Работа по специальности) - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 29
- Предыдущая
- 29/61
- Следующая
Сзади, зевая и потягиваясь, заворочался Крест. Оба заснули только под утро – всё ждали, когда закроется люк.
– Новенький потерял, – радостно сообщил Ромка, снял очки и комично моргнул всем лицом. – Ни фига не видно… Я та-щусь…
Присев на корточки, Василий с угрюмой сосредоточенностью, изучал основание аппарели. Чертыхнулся.
– Слушай, сходи узнай у Сократыча: что за хренотень? Он же говорил, тарелки только ночью прилетают…
– Ну так она ночью и прилетела, – напомнил Ромка.
– Да прилетела-то – прилетела… – с досадой сказал Василий. – Я думал, они здесь днём вообще не показываются, а вот, видишь, стоит… Дура железная!
– Днём стоит, ночью летает, – мигом всё объяснил Ромка. – Ладно, узнаю…
Василий сел по-турецки, подтянул поближе пластиковый мешок и принялся завтракать.
– Что там новичок? – поинтересовался он, выбрасывая в люк шкурку от капсулы.
– Эх, не было вас вчера! – сказал Ромка. – Такой цирк был…
Он присел на краешек трапа и взахлёб принялся рассказывать о том, что происходило в «конуре» этой ночью. Василий хмыкал и хмурился. Из ниши выбрался Крест и, подсев поближе, тоже стал слушать. Судя по всему, история его весьма заинтересовала. Когда речь дошла до куклы Маши, оскалился злорадно, но смолчал.
– А теперь он где? – спросил Василий, выслушав всё до конца.
Ромка засмеялся.
– А его на потолок выбросило. Он когда из «конуры» удирал – в скок вляпался… Где-то там ходит… – Ромка запрокинул голову и принялся высматривать новичка. – Нет… – сообщил он с сожалением. – Уже уполз куда-то…
– Ты очки-то ему верни, – посоветовал Василий. – Раз он такой слеподырый…
– Да они всё равно скоро развалятся, – успокоил Ромка.
Очки… Очки в жизни Никиты Кляпова играли роль весьма значительную. С их помощью (а точнее – с помощью их отсутствия) он, как это ни странно, довольно успешно защищался от мерзостей окружающей действительности.
Сколько Никита себя помнил, душа его хотела покоя и гармонии, а реальность подходила к нему вразвалочку и с безобразной ухмылкой бросала в глаза грязную растопыренную пятерню. Ну, не в прямом, конечно, смысле пятерню… Матерное слово на стене подъезда, экскременты в лифте или, скажем, общее собрание коллектива… И вот когда становилось совсем уже невмоготу, Никита снимал очки. И оплывали буквы очередного лозунга над дверью, а холёное лицо начальницы разъезжалось в широкий смутный блин с шевелящимся алым пятном рта. Но что самое отрадное – недобрые людские голоса со временем тоже утрачивали чёткость и мало-помалу разбредались в бессмысленное ласковое бормотанье.
Было в этом что-то от наркомании.
…Проснувшись посреди площади, похожей на ледяное озеро, он долго не мог понять, что из вчерашних кошмаров ему приснилось, а что нет.
…Заброшенный пустырь, поросший пыльными жилистыми сорняками, куда разведённого и обиженного судьёй Никиту занесло под вечер… Вздыхающая под ногами пухлая извёстка, обломок белёной стены с вырванным окошком и корявой надписью «На слом»… И наконец, спасительное благословенное безумие – серебристая летающая тарелка с открытым люком… Всё это было.
Да, но потом?.. Гулкая пятиэтажка, населённая вещами-монстрами, глумливыми голосами… и четырёхпалое безликое чудище, попросту изнасиловавшее Никиту…
Он приподнялся, озираясь.
Пятиэтажки на площади не было… Со всех сторон соломенно посверкивали причудливые, как сталактиты, колоссальные опоры. А может быть, и небоскрёбы… Господи, сделай так, чтобы вчерашний ужас оказался просто дурным сном! Ну что Тебе стоит так сделать!.. Никита схватился за ширинку – хотел удостовериться, что пуговицы на брюках целы, но от брюк (как, кстати, и от рубашки) к утру мало что осталось… Да, но очки-то – на нём! Никита схватился рукой за край оправы и надолго застыл с видом человека, только что обнаружившего, что у него в виске – шурупчик. Очков не было…
Он медленно поднялся на ноги и, всё ещё не веря, огляделся. Каждая канавка, каждый выступ на отдалённых сверкающих громадах были ясно различимы.
…Никита Кляпов смеялся, нежно трогал кончиками пальцев веки прозревших глаз, смотрел направо, налево… Потом вдруг блистающий мир снова утратил чёткие очертанья, дрогнул, поплыл. Никита пришёл было в ужас, но тут же сообразил, что плачет…
Внезапно ему пришло в голову, что проверка продолжается. Вчера проверяли на отрицательные эмоции, а сегодня вот проверяют на положительные…
Никита смахнул нечаянные слёзы и нагнулся, подбирая с пола обрывки одежды. Непослушными руками смастерил что-то вроде набедренной повязки.
– Спасибо… – растроганно сказал он. – Я знал… Я знал, что вы…
Но тут у него снова перехватило горло. Виновато улыбнувшись, он подтянул повязку потуже и двинулся к ближайшим опорам, не догадавшись даже взглянуть в зенит, где присосалась к потолку фундаментом проклятая пятиэтажка.
…Первые увиденные Кляповым глыбы привели в его тихий восторг.
– Потрясающе… – шептал он, с трепетом оглаживая гладкий с ложбинкой валун. – Боже, как прекрасно…
Тут Никита запнулся.
– Нет, я понимаю, – торопливо добавил он, вскидывая голову. – Вот это… – Кляпов простёр руку к ближайшему резному небоскрёбу, похожему на гигантскую оплывшую свечу. – Это грандиозно, это впечатляет… Но это… – Он снова огладил с нежностью молочно-белую гладкую поверхность. – Как хотите, а это гениально…
Никита ещё раз обласкал камушек и выпрямился. Далее улыбка медленно начала сползать с лица Никиты Кляпова. Напротив на соломенно поблёскивающей стене опоры похабно растопырилось глубоко вырубленное матерное слово.
Рука Никиты взметнулась привычным жестом к лицу, чтобы сорвать очки, – и замерла на полдороге. Срывать было нечего.
– Сократыч! – ещё издали заорал Ромка. – Слушай! Я тоже гипотезу придумал!..
Дедок Сократыч опустил ломик и с живым интересом взглянул на юношу. Затем голубенькие прозрачные глаза вспыхнули хитрецой, и, придав своему изжелта-розовому личику озабоченное выражение, Сократыч вновь повернулся к полураздолбанному валуну довольно скромных размеров.
– Я с удовольствием вас выслушаю, Рома, – деликатно ответил он. – Но, если можно, чуть позже… Сейчас я, как видите, занят…
– Дай сюда! – потребовал Ромка, выдирая ломик из жёлто-розовых старческих лапок. Что было сил шандарахнул глыбу по маковке, и та с грохотом осела пригорком ослепительно-белых обломков.
Дедок только руками развёл.
– Как это у вас так получается, Рома? – сказал он с неподдельным восхищением.
– Да что там – получается! – В запальчивости Ромка швырнул ломик на груду осколков. – Ты слушай сюда гипотезу! Значит, так… Хозяева! Тарелку! Угнали!
И замер в ожидании оценки.
Сократыч моргнул.
– Хм… – озадачено проговорил он. – Угнали… У кого, простите?
– Как?.. – растерялся Ромка. – Ну, у тех, которые…
– Да-да-да-да-да-да-да… – закивал Сократыч. – Понимаю… Угнали. У тех. Что ж, любопытно, любопытно… Н-но! К сожалению, есть одно «но». Наши хозяева не производят впечатления, как бы это выразиться, активного начала. Посмотрите, здесь всё статично, ничего не движется… Правда что ни ночь возникают камушки, но вот именно что возникают! «Надзорки», согласен, ездят, но опять-таки как-то странно… Скорее перетекают, чем ездят… Я, собственно, к чему? Если на то пошло, скорее уж владельцы летающих блюдец могли что-нибудь подтибрить у наших хозяев, но никак не наоборот… Боже! Ломик!
И Сократыч кинулся выручать свой инструмент, до которого уже добиралась подъедающая осколки надзорка.
– Тоже сокровище! – сказал Ромка. – Хочешь, я тебе вот такенную железяку выломаю? Как у Васьки!
– Спасибо, Рома, но, боюсь, она для меня будет тяжеловата, – отозвался Сократыч бережно обтирая ломик краем хламиды. – Но версия ваша, должен признать, любопытна, любопытна… Кстати! Как там Василий?
Ромка хлопнул себя по лбу.
– Да! Я ж чего сюда шёл-то!.. Васька сейчас в тарелке сидит – спрашивает, чего она не улетает…
- Предыдущая
- 29/61
- Следующая
