Спектр - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/117
• Следующая

– Вот уж не знаю, – отпивая виски, сказал Женька. – Но мне показалось, что их интересуют именно нынешние твои дела. Не вляпайся в политику, Бога ради!

Мартин едва не сказал что-нибудь ехидное и наставительное, вроде «не учи батьку детей делать», но вовремя сообразил, что младший братец как раз в этом вопросе далеко его обскакал и вполне мог бы прочесть парочку лекций. По большому счёту Женька был разгильдяй и шалопай, но зато в отношениях со слабым полом – собран, серьёзен и беспощадно удачлив. Поэтому Мартин отрезал:

– Не собираюсь я ни во что вляпываться, братец. А вот тебе пора бы перестать быть вечным студентом и вляпаться в какую-нибудь работу.

Получив такой предательский удар, Женька надулся и больше мораль не читал. Потребовалась вторая порция вискаря, чтобы мир между братьями был восстановлен и беседа пошла своим чередом.

Причиной, по которой Мартин на одни сутки вернулся на Землю, была не только давно запланированная встреча с дядей, но и необходимость снарядиться в дорогу. Конечно, будь это принципиально, Мартин мог бы отправиться в путь с Библиотеки. Но задача перед ним стояла необычная, и он предпочёл потратить одну историю на возвращение.

Мартин оставил при себе «ремингтон» – охотиться он не собирался, а для самообороны этот карабин вполне годился. Из маленького арсенала, хранящегося в кабинете, Мартин добавил к снаряжению лишь револьвер – надёжный, компактный «Smith & Wesson» шестидесятой модели. Короткое пятисантиметровое дуло, всего пять патронов в барабане, малый калибр – оружие годилось лишь для недолгой перестрелки на близкой дистанции. Что ж, нечасто, но такие ситуации случаются, и тогда револьвер куда полезнее винтовки.

Пополнил Мартин и свои торговые запасы. Соль была почти на всех планетах, а вот сахар и сладости служили замечательной валютой. Табак, перец, медикаменты, несколько колод игральных карт, свежий «Дайджест» – в общем-то сборы ничем не отличались от обычных. К полудню Мартин был готов отправиться в путь, хотя затянувшиеся до трёх часов ночи посиделки отзывались тяжестью в голове.

Уже в дверях Мартина застал звонок. Он потянулся было за трубкой, но обнаружил, что определитель высветил номер Полушкина, и отвечать не стал. То ли о его возвращении стало известно, то ли Полушкин позвонил наугад… в любом случае Мартину не хотелось сейчас отчитываться.

Он запер дверь и стал спускаться по лестнице.

Иногда Мартину казалось, что отношение ключников к рассказам зависит и от самого рассказчика. От настроения… убедительности… увлечённости придуманной историей… от совершенно странных факторов. К примеру, на голодный желудок было гораздо легче получить доступ к Вратам, чем после сытного обеда и кружечки пива.

Сейчас Мартин был в меру голоден, но у него болела голова.

И это сказывалось.

– «Разве? – спросила женщина. – Я полагала, что вы поняли всё в первый же вечер», – закончил рассказ Мартин и в ожидании вердикта замолчал.

– Здесь грустно и одиноко, – сказал ключник. – Я слышал много таких историй, путник.

Это была уже вторая история, отвергнутая ключником. И самое обидное заключалось в том, что истории казались Мартину достойными, имеющими и сюжет, и характеры, и назидание. Вполне годные истории!

Ключник ждал – и впрямь грустный и одинокий, один из многих грустных и одиноких ключников московской Станции. Мартин вздохнул, роясь в памяти. Вспоминались и отвергались истории прочитанные, услышанные, случившиеся с самим Мартином или его знакомыми.

Ключник ждал.

– Моя история – о любопытстве, – сказал наконец Мартин. – Странное это свойство, не находишь?

Конечно же, ключник не ответил. Конечно же, Мартин задал риторический вопрос.

– Из любопытства люди совершают странные и опасные вещи. Пандора открыла доверенный ей ларец, жена Синей Бороды вошла в запретную комнату, учёные расщепили атом. Куда ни посмотришь – сплошные беды из-за этого любопытства. И если в древности опасность грозила лишь самим любопытным, то последнюю сотню лет – всему человечеству. Один любопытный учёный становится опаснее целой армии. Мне даже казалось, что природа опомнилась и дала задний ход… люди стали всё меньше и меньше любопытничать. Их перестала интересовать наука. Люди полюбили всё обыденное и привычное. Телесериалы, где всё известно наперёд. Книги, где всё понятно заранее. Пищу, которая не интересна ни вкусом, ни цветом, ни запахом. Новости, где не говорят ничего неожиданного. Будто опущен стоп-кран – хватит любопытничать, хватит искать, хватит думать! Остановись – или погибни!

Ключник задумчиво смотрел на Мартина.

– Мы живём с предсказуемыми женщинами, наши друзья рассказывают нам бородатые анекдоты, наш Бог скован догмами. И нам это нравится. Но, знаешь, ключник, недавно я видел девушку, которую погубило любопытство… и подумал… – Мартин посмотрел ключнику в глаза, – а все ли разучились удивляться? Может быть, это я опустил стоп-кран? Для самого себя? Может быть, это я остановился? И убеждаю себя, что остановился весь мир? Вы почти отучили нас любопытствовать, ключники. Какой смысл чему-то учиться, что-то открывать – если завтра вы подарите готовенькое? Какой смысл тянуться к звёздам, если там нет ничего нового? Я подумал об этом, и мне не понравился ответ. И я решил – да здравствует любопытство! Многие знания – великолепно! Многие печали – соразмерная плата!

Ключник молчал – и Мартин чутьём понял, что история не принята. Поэтому он перегнулся через стол, ближе к ключнику, и продолжил:

– А знаешь, что тут самое важное, ключник? Любопытства нет вообще! Нет такого качества и свойства у разумных. Мы называем любопытством интуицию, попытку сделать выводы из недостаточных данных. Нам всё хочется формализовать, объяснить логически, и если объяснений нет – мы говорим «любопытно», будто выдаём себе индульгенцию на поступки странные, ненужные, опасные. «Любопытство» – лишь удобное объяснение. Ничего более!

– Здесь грустно и одиноко… – начал ключник.

– Я не закончил историю, – сказал Мартин. – Я даже её не начал. Это было вступлением.

Первый раз в жизни Мартину показалось, что в глазах ключника появилось раздражение.

– Тогда рассказывай.

– Жила-была во Вселенной раса, которую все остальные разумные звали ключниками, – начал Мартин. Его вдруг охватила ярость, направленная не на ключника и даже не на себя, оказавшегося вдруг не способным оплатить дорогу. Чистая, ни к кому конкретно не обращённая ярость. – Было у этой расы хобби – летать по галактике на могучих чёрных звездолётах и на каждой попавшейся планете строить Станции гиперпространственной связи. И всего-то плата за пользование этими Станциями – любопытная история. Никак иначе не получалось у ключников себя развлечь. А на планете Земля жил-был мальчик, которого звали Мартин Дугин. И, как у каждого умного мальчика, была у него мечта – раскрыть все тайны галактики. Не больше и не меньше, так уж у людей заведено. И вот встретились однажды мудрые ключники и любопытный мальчик. Ключники, как водится, скучали. Мальчик, как положено, считал себя умнее всех во Вселенной. И он подумал: а любопытство ли движет ключниками? Ведь мы уже договорились, что никакого любопытства не бывает. Неужели ключники и впрямь надеются услышать что-то новое и важное? Значит, не в историях дело. Не в историях, а в людях, которые их рассказывают! Видно, есть в галактике какие-то тайны, важные и страшные, но недоступные ключникам. И те, кого ключники пропускают в иные миры, должны эти тайны раскрыть. И те, кого ключники не выпускают обратно, оказались близки к разгадке тайн. И вся их оставшаяся жизнь пройдёт теперь там, где они могут принести ключникам пользу!

Ключник закашлялся. Он кашлял достаточно долго, чтобы Мартин понял: мохнатое чешуйчатое существо закатывается от хохота, давится, пытается остановиться – и не может.

– Ты… ты развеял… мою грусть и одиночество, путник. Входи во Врата и продолжай свой путь.

• Предыдущая
• 18/117
• Следующая