Стеклянное море - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/52
• Следующая

Я в возрасте юности, – тем временем сообщила Тьер. Лицо ее было серьезным и строгим, как у школьницы, благодарящей учителей на торжественном вечере. – Я знала всех мужчин Дома и могу быть женщиной семьи. Ты вправе стать равным в Доме Алер.

Первым моим желанием было поинтересоваться, не могу ли я стать равным в семье Алер при помощи более взрослой женщины. К счастью, я вспомнил слова Клэна…

«Человеку не дано выбирать семью, в которой он родится. Нельзя выбирать и человека, принимающего тебя в новую семью. Кем бы он ни был, лучшее и худшее семьи – в нем».

– Я хочу стать равным в Доме Алер, – сказал я и понял, что говорю вполне искренне. Поставил на пол кабины стакан со стоградусным спиртом, расстегнул шов комбинезона. Тьер коснулась сенсоров на пульте – и спинки кресел мягко опустились. Она положила свой горелый свитерок на приборную панель – движение выглядело абсолютно произвольным, но почему-то свитер накрыл оптический датчик видеофона. Я благодарно улыбнулся.

Ее кожа была мягкой и теплой – нормальная человеческая кожа, а не броня. Губы – опытными, недетскими.

Капли углекислоты барабанили по кабине флаера.

– Все правильно? – спросил я Тьер, и она не ответила, потому что я и так видел – правильно. Все.

Я вошел в семью Алер.

– Теперь ты свой, – сказала Тьер, причесываясь. – Брат.

– Брат? – Я лежал на откинутом кресле, наблюдая за девочкой. Зрелище было приятным. Особенно если не обращать внимания на расческу в ее руках – тонкие стальные зубья были остры как бритва. Расческа-кинжал. Наверно, у клэнийцев и зубные щетки со взрывателем.

– Брат, отец, сын, друг. Как угодно. Близкий-Мне-Мужского-Пола. Рэс-Ор-Мьен.

– Лучше зови меня другом. Слово более точное.

– Хорошо. Ты не гость больше и не тот, кому мы должны. Ты один из нас. Значит, должен выслушать и то, что тебе неприятно.

Я нахмурился:

– О чем ты, Тьер?

– О тебе. Я смотрела твою память, ты понимаешь?

– Конечно.

– Фанг, которого ты отпустил, сказал правду. Кто-то – возможно, Отрешенные – лишил тебя любви и дружбы.

– Ерунда. Я люблю Терри… и я друг Эрнадо, Ланса, Клана… Алер-Ила то есть.

Как-то не так это прозвучало. Заученно. Дважды два – четыре.

– Нет, друг. Не лги себе. Ты помнишь о любви и дружбе – это верно. Память осталась. Но скажи – кем был для тебя Алер-Ил час назад? Другом, погибшим за тебя? Или ключом в Дом Алер, возможностью получить помощь планеты Клэн?

Я не ответил.

– Ты… – Тьер слегка улыбнулась, – нарушил два обычая своего мира… свои собственные, что важнее. Изменил жене – и занимался сексом с несовершеннолетней. Правильные термины?

– Изменить жене – не такое уж преступление по нашим меркам. А твой возраст уже не запретен для секса… на Земле.

Тьер спокойно кивнула:

– Конечно. Но это были твои запреты – понимаешь? Личное табу.

Я же был вынужден… – пробормотал я и отвел глаза. – Чтобы вступить в Дом.

– Друг, я рада, что ты в семье. Но Клэн уже давно не тот, что раньше. Мы уважаем чужие обычаи. Да, ты не сошел бы в Дом Алер. Но мы должны тебе все – свое имя, Дом, семью, честь. Для тебя построили бы дворец на поверхности… или отдали бы весь Дом – а сами перебрались в новый. Тебе дали бы корабль и охрану… все, что потребуется. Можно совместить любые культуры – если хочешь это сделать. Я не сомневалась, что ты откажешься войти в семью.

Я молчал. Нечего было мне сказать этой девочке – логичной и рассудительной, как робот. Сильной и честной, как робот.

– Друг, я хочу помочь тебе.

Я посмотрел на Тьер. Она сидела передо мной – полуодетая, симпатичная, мое вечное – отныне – проклятие и позор.

– Чем я могу помочь, скажи? Ты старше и сильнее, ты ранен…

Ранен? Пожалуй, да. Ранен в голову. В совесть.

– Долга нет, ты теперь в семье. Но он был – я помню. Мои детские сказки об Алер-Иле и Сергее, победивших Белый Рейдер, спасших мир Сеятелей.

– Что ты говоришь, девочка? – прошептал я. – Мы победили Рейдер потому, что он угрожал моему миру – Земле двадцатого века. Мир Сеятелей – как ты можешь его любить? Они дали вам страдание.

– Они дали нам жизнь, брат… друг.

– Жизнь-страдание, жизнь-кошмар. В мире, где нельзя жить…

– Мы живем.

– Жизнь в мучениях, смерть в бою, детство без невинности…

– Жизнь. Смерть. Детство.

Тьер взяла меня за руку. Ласковое касание, но теперь я не мог забыть, что под этой кожей – кремниевая пленка, твердая, как титан.

– Друг Сергей, твой мир дал жизнь – всем нам. Клэну, Ерргу, Тару, Фаа, Уне-Кор, Бьемену… всем мирам галактики. Не важно, по какой причине: мать может родить ребенка, не думая о его счастье. Все равно она – мать. Мы обязаны Земле всем. Не только Клэн, все хроноколонии – пусть нас и презирают на Земле. Мать может не любить детей – все равно она мать.

– Тьер, ты ничем мне не поможешь. Если только…

– Что? Я хочу помочь. Я гордилась своей семьей – потому что ты был другом Алер-Ила. Даже имя я выбрала близкое тебе – имя твоей Любимой-Женского-Пола. Нам чуждо такое однообразие – но я завидую ей.

Я закрыл глаза. Дурак. Даже не заметил сходства имен. Тьер. Терри. Прости, Тьер, что был твоим идеалом. Прости, Терри, что смог забыть любовь.

– Тьер… ты умеешь читать мысли. Ты знаешь – Алер-Ил был моим другом, Терри – любимой… совсем недавно.

– Знаю.

– Верни то, что забрали другие. Верни мне любовь и дружбу. Верни мне себя.

Я боялся посмотреть на нее – потому что знал ответ.

– Сергей… Я могу играть с твоей памятью, как с горстью снега. Могу ломать барьеры, как хрупкую льдинку. Но в твоем разуме не барьер – дыра. Из твоего разума вырвали часть. Если я сложу другой узор чувств – он не будет твоим. Я же не землянин… не мужчина… не ты.

– Как мне жить, Тьер?

Слова застревали в горле. Зачем я спрашиваю, какую мудрость хочу услышать от маленькой девочки, пусть и умеющей «играть с памятью»?

– Тебя лишили друзей и любимой, брат. Те, кто сделал это, сильнее любого человека. Но можно написать сожженную книгу заново, можно переиграть бой, можно отстроить разрушенный дом. Главное – жить. Ты помнишь, каким был, – память поможет тебе.

– Спасибо, Тьер. Я попытаюсь.

Во мне не было веры – лишь благодарность. Признательность, благодарность, вина – все то, что часто предшествует любви.

Возможно, я и смогу полюбить заново. Но не Тьер я должен любить – прости меня, девочка с Клэна, пытающаяся думать как землянин. Я должен полюбить Терри. Потому что никогда не позволял унижать себя, отнимать то, что считал своим. Я такой, какой я есть, со всем плохим и хорошим, что смешалось в душе. Я как Дом на Клэне, неделим. И не всемогущим Отрешенным помогать мне «стать лучше».

– Летим к Дому? – спросила Тьер.

– Подожди, – попросил я, по-прежнему не открывая глаз. – Три минуты, Тьер.

Я привлек ее к себе, опустил голову ей на колени – твердые как сталь, уже через мгновение ставшие мягкими, живыми.

– Спасибо, что можешь быть такой, Тьер, – прошептал я. – Дай мне запомнить тебя.

• Предыдущая
• 34/52
• Следующая