Сумеречный Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/76
• Следующая

– А почему правы именно наши? Сталин ведь тоже не прочь был проглотить Европу. И мирные города мы бомбили, и музеи грабили, и дезертиров расстреливали…

– Да потому что они наши! Потому и правы!

– Так вот, сейчас правы наши. А наши – Светлые.

– То есть ты так чувствуешь, – уточнил Костя. – И возражений поэтому не приемлешь?

Я кивнул.

– Ха… – презрительно сказал Костя. – Ну хоть один разумный довод роди.

– Мы кровь не пьем, – сказал я.

Костя поставил чашку на пол. Встал.

– Благодарю за гостеприимство. Возвращаю тебе твое приглашение войти.

И я остался один – в большой пустой квартире, наедине с недопитыми чашками, открытой микроволновкой и остывающей водичкой в чайнике…

Зачем я ее в микроволновке грел? Один-единственный пас – и вода бы вскипела прямо в чашках.

Я достал телефон, набрал номер Светланы. Телефон не отвечал. Наверное, пошла с Надюшкой гулять, а трубку опять забыла в комнате…

На душе у меня вовсе не было так легко, как я пытался показать.

Чем же мы все-таки лучше? Интригуя, сражаясь, обманывая? Мне нужен этот ответ, в очередной раз нужен. И не от умницы Гесера, привыкшего плести кружева из слов. И не от себя самого – себе я уже не верю. Мне нужен ответ от человека, которому я доверяю.

А еще я должен понять, как Гесер обманул Инквизицию.

Потому что если он поклялся Светом – и соврал…

Тогда за что я сражаюсь?

– Будь оно все… – начал я и осекся. Не проклинать – этому учат в первые же дни после инициации. А вот – почти сорвался…

Будь оно все. Просто будь.

И тут в дверь позвонили – будто угадали, что мне сейчас ни к чему оставаться одному.

– Да! – крикнул я через всю комнату, вспомнив, что дверь не запирал.

Дверь приоткрылась, просунулась голова Ласа. Мой сосед огляделся, спросил:

– Ничего, не помешал?

– Нормально, входи.

Лас вдвинулся в комнату, огляделся. Сказал:

– Не, у тебя ничего так… только унитаз надо поставить… Можно еще разок помыться? Сейчас или вечером… мне понравилось.

Я сунул руку в карман, нащупал связку ключей. Представил себе, как ключи разбухают, расщепляются…

И бросил Ласу свеженький комплект.

– Лови!

– Зачем? – разглядывая ключи, заинтересовался Лас.

– Мне надо будет уехать. Пользуйся пока.

– Ну вот, только нормальный человек поселился… – огорчился Лас. – Обидно. Скоро уезжаешь?

– Сейчас, – сказал я. Мне вдруг стало ясно, как я хочу увидеть Светку и Надю. – Может, еще вернусь.

– А может, и нет?

Я кивнул.

– Обидно, – повторил Лас, приближаясь. – Я тут у тебя мини-дисковик видел… держи.

Я взял маленький диск.

– «Боевые протезы», – объяснил Лас. – Мой альбом. Только при женщинах и детях не включай!

– Не стану. – Я повертел диск в руках. – Спасибо.

– У тебя проблемы какие-то? – спросил Лас. – Извини, если не в свои дела лезу, но вид какой-то больно унылый…

– Да нет, ничего, – встряхнулся я. – По дочке соскучился. Поеду сейчас… жена с ней на даче, а у меня тут работа…

– Святое дело, – одобрил Лас. – Нельзя ребенка обделять вниманием. Хотя если мать с ней – это главное.

Я посмотрел на Ласа.

– Мать все-таки главное для ребенка, – с видом Выготского, Пиаже или иного мэтра детской психологии сказал Лас. – Биологически так обусловлено. Мы, самцы, все-таки в первую очередь заботимся о самке. А самки – о детеныше.

В квартиру Тимура Борисовича меня впустили без споров. Охранники выглядели вполне нормально и вряд ли имели хоть малейшее представление о недавних событиях.

Гесер со своим вновь обретенным сыном пили чай в кабинете. Большом, хотелось даже сказать «обстоятельном» кабинете с массивным письменным столом, с кучей всяких забавных безделушек на полках старинных шкафов. Удивительно, как сходятся их вкусы. Кабинет Тимура Борисовича удивительно походил на рабочее место его отца.

– Проходи, молодой человек, – улыбнулся мне Тимур Борисович. – Видишь, все устроилось.

Он покосился на Гесера, добавил:

– Молодой еще, горячий…

– Это точно, – кивнул Гесер. – Что случилось, Антон?

– Надо поговорить, – сказал я. – Наедине.

Гесер вздохнул, посмотрел на сына. Тот встал:

– Схожу-ка я к своим оболтусам. Нечего им штаны тут просиживать, найдутся дела.

Тимур Борисович вышел, мы остались наедине с Гесером.

– Ну, что случилось, Городецкий? – устало спросил Гесер.

– Мы можем говорить свободно?

– Да.

– Вы не хотели, чтобы ваш сын стал Темным Иным, – сказал я. – Верно?

– А ты бы хотел видеть свою Надюшку Темной волшебницей? – вопросом ответил Гесер.

– Но Тимур неизбежно стал бы Темным, – продолжал я. – Вам нужно было получить право на его реморализацию. Для этого Темные, а еще лучше – Инквизиция должны были запаниковать и совершить какие-то неправомерные действия в отношении вашего сына…

– Что и произошло, – сказал Гесер. – Так, Городецкий. Ты хочешь меня в чем-то обвинить?

– Нет, я хочу понять.

– Ты же видел, я клялся Светом. Я не встречался ранее с Тимуром. Я ничего ему не обещал, не посылал писем. И никого не привлекал для этих целей.

Нет, Гесер не оправдывался. И не пытался заморочить меня. Он будто условия задачи излагал – с удовольствием ожидая, какой же ответ даст ученик.

– Витезславу достаточно было задать еще один вопрос, – сказал я. – Но, видимо, этот вопрос был слишком человеческим для него…

Гесер качнул веками, будто репетируя кивок.

– Мать, – сказал я.

– Витезслав когда-то убил свою мать, – объяснил Гесер. – Не со зла. Он был молодым вампиром и не мог себя контролировать. Но… с тех пор он старается не произносить этого слова.

– Кто мать Тимура?

– В досье должно быть имя.

– Там могло стоять какое угодно имя. Написано, что мать Тимура исчезла в конце войны… но я знаю одну женщину-Иную, которая с того времени пребывала в теле птицы. С точки зрения людей она умерла.

Гесер молчал.

– Вы действительно не могли его найти раньше? – спросил я.

– Мы были уверены, что Тимка умер, – тихо сказал Гесер. – Это Ольга не хотела смириться. И когда ее реабилитировали – продолжила искать…

– Нашла сына. И дала ему опрометчивое обещание, – закончил я.

– Женщинам позволено проявлять лишние эмоции, – сухо сказал Гесер. – Даже самым мудрым женщинам. А мужчины на то и существуют, чтобы защитить и свою женщину, и своего ребенка. Рационально и вдумчиво все организовать.

Я кивнул.

– Ты меня осуждаешь? – с любопытством спросил Гесер. – Антон?

– Кто я такой, чтобы осуждать? – спросил я. – У меня дочь – Светлая Иная. И я сам не хотел бы отпустить ее во Тьму.

– Спасибо, Антон. – Гесер кивнул и явственно расслабился. – Рад, что ты это понял.

– Интересно, как далеко вы пошли бы ради сына и Ольги, – сказал я. – Ведь Светлана что-то почувствовала? Какую-то опасность для меня?

Гесер пожал плечами:

– Предчувствия – штука ненадежная.

– Если бы я решил рассказать Инквизиции правду, – продолжал я. – Решил бы уйти из Дозора в Инквизицию… Что тогда?

– Ты же не ушел, – сказал Гесер. – Несмотря на все намеки Витезслава. Что еще, Антон? Чувствую, у тебя новый вопрос на языке вертится.

– Как так получилось, что ваш сын – Иной? – спросил я. – Это же лотерея. Редко в какой семье Иных рождается ребенок-Иной.

– Антон, либо иди к Витезславу и излагай свои домыслы, – тихо сказал Гесер, – либо дуй к Светлане, как собирался. Меня от этого допроса избавь.

– Не боитесь, что Инквизиция все обдумает и сообразит, в чем было дело? – спросил я.

– Не боюсь. Через три часа Витезслав подпишет бумаги об окончании расследования. Поднимать дело они не станут. И так в дерьме по уши.

– Удачи вам с реморализацией Тимура, – сказал я.

И двинулся к двери.

– У тебя еще неделя отпуска, побудь с семьей! – сказал Гесер вслед.

Вначале я хотел гордо сказать, что в подачках не нуждаюсь.

• Предыдущая
• 23/76
• Следующая