Сумеречный Дозор - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 26

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая

– Заи-заи-заикаюсь! – принялся дурачиться Ромка. – Я и раньше мог не заикаться, это я просто шутил!

И кто сказал, что парное молоко – это вкусно?

Наверное, это идет с первого класса. С какой-нибудь «Родной речи», где написано про вкусное-превкусное парное молоко. И наивные городские дети верят.

На самом деле вкус у парного молока достаточно своеобразный. Вот постоявшее денек в подполе, остывшее – совсем другое дело. Его пьют даже те страдальцы, что обделены нужными пищеварительными ферментами. А их, кстати, немало. С точки зрения матушки-природы взрослый человек молоко пить не должен, молоко нужно детям…

Но люди редко слушают мнение природы.

А уж тем более – Иные.

Я потянулся за кувшином, налил себе еще стакан. Холодненькое, с пенкой… почему от кипячения пенка такая гадкая, а в домашнем молоке она же – самая вкусная часть? Сделал большой глоток. Хватит, надо Светке и Надюшке оставить. На всю деревню – немаленькую деревню, пятьдесят домов, всего одна корова! Хорошо, хоть одна… И есть у меня сильное подозрение, что великолепным надоям безродная буренка обязана Светлане. Зря гордится собой баба Саша – сорокалетняя русская старуха, хозяйка коровы Райки, борова Борьки, козла Мишки и мелкой безымянной птичьей живности. Просто Светлана хочет, чтобы дочка пила настоящее молоко. Вот и минуют корову все хвори. Да баба Саша могла бы ее опилками кормить – ничего бы не изменилось!

Нет, все-таки настоящее молоко – это хорошо. Пусть герои рекламы приезжают в деревню с пакетами молока и с задорным блеском в глазах повторяют «настоящее!». Им положено. Им за это деньги платят. Да и крестьянам, давно и прочно отученным держать хоть какую-то скотину, проще. Можно продолжать ругать демократов и «городских», а не коров пасти.

Отставив пустой стакан, я развалился в повешенном между деревьями гамаке. Вот ведь буржуй, с точки зрения местных жителей. Приехал на роскошной машине, жене заморских продуктов привез, весь день в гамаке с книжкой провалялся… А тут, понимаешь, весь день народ бродит, опохмелиться не на что…

– Здравствуйте, Антон Сергеевич, – будто мысли мои прочитав, поздоровался через забор местный алкоголик Колян. И как он мое имя-то запомнил? – Хорошо добрались?

– Здравствуй, Коля, – барски поприветствовал я его, не делая даже попыток выбраться из гамака. Все равно не оценит. Не за тем пришел. – Спасибо, все нормально.

– Помочь вам ничего не надо, по хозяйству или как… – безнадежно спросил Коля. – Иду, дай, думаю, спрошу…

Я закрыл глаза – сквозь веки кроваво светило клонящееся к закату солнце.

Ничего я не могу поделать. Ничегошеньки. Хватило бы вмешательства шестого-седьмого уровня, чтобы у бедолаги Коли пропала тяга к алкоголю, прошел цирроз и появилось желание работать, а не водку пить и жену поколачивать.

И я даже могу, вопреки всем Договорам, тихонько провести это самое вмешательство. Легкое движение руки…

А что дальше? Нет в селе работы. И в городе бывший механизатор Коля никому не нужен. И денег, чтобы начать «свое дело», у Коли нет. Даже поросенка ему не купить.

И пойдет он снова искать самогон, перебиваться случайными заработками и вымещать злость на такой же спивающейся, уставшей от всего жене. Не человека надо лечить, а всю Землю.

Или хотя бы эту одну шестую часть земли. С названьем гордым Русь.

– Антон Сергеевич, сил нет… – проникновенно сказал Коля.

Кому нужен бывший алкоголик в умирающей деревне, где колхоз развалился, а единственному фермеру три раза пускали красного петуха, пока намеков не понял?

– Коля, – сказал я. – У тебя какая специальность армейская? Танкист?

Есть же у нас какие-то наемники? Пусть уж лучше на Кавказ отправится, чем загнется через год от суррогатов…

– Не служил я, – убитым голосом сказал Коля. – Не взяли. Механизаторы тогда нужны были очень, мне всё отсрочку давали, а потом возраст вышел… Антон Сергеич, если кому надо морду начистить – я и так смогу! Не сомневайтесь! На ветошь порву!

– Коля, – попросил я. – Ты мне мотор в машине не посмотришь? Что-то вроде стучал вчера…

– Посмотрю! – оживился Коля. – Да я…

– Держи ключи. – Я бросил ему брелок. – А с меня бутылка.

Коля расплылся в счастливой улыбке:

– Хотите, я вам еще машину помою? А то дорогая небось… по нашим-то дорогам…

– Спасибо, – сказал я. – Буду очень благодарен.

– Только водки мне не надо, – вдруг сказал Коля, и я даже вздрогнул от неожиданности. Это что же, мир перевернулся? – Вкуса в ней никакого нет… вот самогона пузырек…

– Договорились, – сказал я. Счастливый Колян отворил калитку и двинулся к сараюшке, куда я загнал вчера машину.

А из дома – я не увидел, почувствовал, – вышла Светлана. Значит, Надюшка угомонилась и вкушает сладкий послеобеденный сон… Света подошла, стала в голове, помедлила – потом положила прохладную ладонь мне на лоб. Спросила:

– Плохо?

– Угу, – буркнул я. – Светка, я ничего не могу сделать. Ничего. Как ты здесь держишься?

– Я в эту деревеньку с детства езжу, – сказала Светлана. – Я дядю Колю еще нормальным помню. Молодой, веселый. На тракторе меня, соплюху, катал. Трезвый. И песни пел. Представляешь?

– Раньше было лучше? – спросил я.

– Пили меньше, – кратко ответила Светлана. – Антон, а почему ты его не реморализовал? Я же чувствовала – уже собираешься, по Сумраку дрожь прошла. Тут никаких дозорных нет… кроме тебя.

– Надолго собаке кость? – грубо ответил я. – Извини… не с дяди Коли начинать надо.

– Не с дяди Коли, – согласилась Светлана. – Но вмешательство в деятельность властных структур запрещено Договором. «Человекам – человеческое, Иным – иное…»

Я промолчал. Да, запрещено. Ибо это самый простой и верный способ направить человеческую массу к Добру или Злу. А значит – нарушение равновесия. Бывали в истории короли и президенты, принадлежащие к Иным. И кончалось это такими войнами…

– Ты тут закиснешь, Антон… – сказала Светлана, гладя мне волосы. – Давай уедем в город.

– Надюшка же радуется, – возразил я. – Да и ты хотела еще неделю пожить, верно?

– Ты же мучаешься… А то езжай сам? В городе тебе веселее будет.

– Можно подумать, что ты меня хочешь спровадить, – буркнул я. – Что у тебя тут любовник.

Светлана фыркнула:

– Хоть одну кандидатуру предложишь?

– Нет, – сказал я, поразмыслив. – Разве что кто из дачников…

– У нас тут бабье царство, – отбилась Светлана. – Либо одиночки, либо мужики вкалывают, а женщины детишек выгуливают… Кстати, Антон. Тут одна странность случилась…

– Ну? – насторожился я. Уж если Светлана говорит «странность»…

– Помнишь, вчера Анна Викторовна ко мне заходила?

– Училка? – усмехнулся я. Анна Викторовна была такой типичной училкой, что ей только в «Ералаше» сниматься. – Она вроде как к маме твоей заходила.

– К маме и ко мне. У нее двое детишек – Ромка, маленький, лет пяти, и Ксюшка – ей десять.

– Хорошо, – одобрил я Анну Викторовну.

– Не ерничай. Два дня назад детишки заблудились в лесу.

Сонливость с меня сразу сдуло, я сел в гамаке, придержался рукой за дерево. Посмотрел на Светлану:

– Ты что сразу не сказала? Договор – Договором, но…

– Да не волнуйся, как заблудились, так и нашлись. К вечеру сами пришли.

– И впрямь редкость, – не удержался я. – Дети на пару часов в лесу задержались! Неужели землянику любят?

– Когда им от мамы влетело, они стали рассказывать, что заблудились, – невозмутимо продолжала Светлана. – И встретили волка. Волк их гнал по лесу – и выгнал аккурат на волчат…

– Так… – пробормотал я. И почувствовал, как что-то тревожно забилось в груди.

– В общем, дети перепугались. Но тут появилась какая-то женщина, прочитала волку стишки, и тот убежал. А женщина привела детей к себе в домик, напоила чаем и проводила до околицы. Сказала, что она ботаник и у нее есть такие травки, которых волки боятся…

– Детские фантазии, – отрезал я. – С ребятишками все в порядке?

• Предыдущая
• 26/76
• Следующая