Временная суета [=Неделя неудач] - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/20
• Следующая

Было раннее утро конца ноября. Телефон зазвонил в тот самый момент, когда «Алдан» в очередной раз завис. В последнее время, после одушевления, работать с машиной стало совсем трудно. Я со вздохом щелкнул «волшебным рубильником» – выключателем питания, и подошел к телефону. «Алдан» за моей спиной недовольно загудел и выплюнул из считывающего устройства стопку перфокарт.

– Не хулигань, на всю ночь обесточу, – пригрозил я. И, прежде чем взять трубку, опасливо покосился на эбонитовую трубку телефона, где тянулся длинный ряд белых пластиковых кнопок. Слава богу, вторая справа была нажата, и это означало, что мой новенький телефон принимает звонки только от начальства – от А-Януса и У-Януса, да Саваофа Бааловича. Впрочем, зачем гадать?

– Привалов слушает, – поднимая трубку, сказал я. Очень хорошим голосом, серьезным, уверенным, и в то же время усталым. Сотрудника, отвечающего таким голосом, никак нельзя послать на подшефную овощную базу, или потребовать сдачи квартального отчета об экономии электроэнергии, перфокарт и писчей бумаги...

– Что ты бормочешь, Сашка! – заорали мне в ухо так сильно, что на мгновение я оглох. – ...рнеев говорит. Слышишь?

– А... ага... – выдавил я, отставляя трубку на расстояние вытянутой руки. – Ты где? У Ж-жиана?

– В машинном зале! – еще сильнее гаркнул из трубки грубиян Корнеев. – Уши мой!

На мгновение мне показалось, что из трубки показались Витькины губы.

– Дуй ко мне! – продолжил разговор Корнеев.

В трубке часто забикало. Я с грустью посмотрел на «Алдан» – машина перезагрузилась, и сейчас тестировала системы. Работать хотелось неимоверно. Что это Корнеев делает в машинном? И как сумел дозвониться? Я скосил глаза на телефон, потом, по наитию, на провод. Телефон был выключен из розетки. Сам ведь его выключил утром, чтобы не мешали писать программу.

– Ну, Корнеев, ну, зараза... – с возмущением сказал я. – Дуй в машинный...

Я с мстительным удовольствием подул в микрофон.

– Привалов! Как человека прошу! – ответила мне трубка.

– Иду-иду, – печально сказал я, и отошел к «Алдану». К Витькиным выходкам я привык давно, но почему он так упрямо считает свою работу важной, а мою – ерундой? На мониторе «Алдана» тем временем мелькали зеленые строчки:

Триггеры... норма.

Реле... норма.

Лампы электронные... норма.

Микросхема... норма.

Бессмертная душа... порядок!

Проверка печатающего устройства...

Печатающим устройством «Алдану» служила электрическая пишущая машинка, с виду обычная, но снабженная виртуальным набором литер. Благодаря этой маленькой модернизации она могла печатать на семидесяти девяти языках шестнадцатью цветами, а также рисовать графики и бланки требований на красящую ленту. Сейчас машинка тарахтела, отбивая на бумаге буквы – от "А" до непроизносимых согласных языка мыонг. В конце она выдала «Сашка, будь челове...», после чего замерла с приподнятой литерой "К". «Алдан» снова завис.

Обесточив машину, я вышел из лаборатории. Ну, Корнеев! Даже в «Алдан» залез! «Будь чело...» Я остановился, как громом пораженный. Если уж грубиян Корнеев просит помочь – значит, дело серьезное! Мысленно приказав кнопке вызова лифта нажаться, я бросился по коридору... Молоденького домового, уныло оттирающего паркет зубной щеткой, я не заметил до самого момента спотыкания. Отдраенный паркет метнулся мне навстречу, я отчаянно попытался левитировать, но в спешке перепутал направление полета. Когда я наконец-то пришел в себя, на лбу имелся прообраз будущей шишки, а заклинание левитации упрямо прижимало меня к полу, пытаясь доставить к центру Земли. Ошибись я с заклинанием на улице, так бы скорее всего и получилось. Но в институте, на мое счастье, и полы, и стены, и потолки были заговорены опытными магами, и моим дилетантским попыткам не поддавались. Я перекрестился, что отменяло действие заклинания, сел на корточки и потер лоб. Домовой, забившийся поначалу в угол, осмелел и подошел поближе. Длинные, не по росту, хлопчатобумажные штаны унылого буро-зеленого цвета волочились за ним по полу. Широкий ремень из кожзаменителя съехал вниз. Латунные пуговицы были нечищены, одна болталась на ниточке.

– Жив? – шмыгая носом и утираясь рукавом, спросил домовой.

– Жив, – машинально ответил я, не обращая внимания на панибратский тон домового. А тот добродушно улыбнулся и добавил:

– Дубль...

– Какой дубль? – уже опомнившись, спросил я. Происходящее становилось интересным. Домовые слыли существами робкими, забитыми, в разговоры вступали неохотно. Только самые старые и смелые из них, вроде тех, что прислуживали Кристобалю Хозевичу, были способны иногда на осмысленную, но крайне уклончивую беседу.

Домовой внимательно осмотрел меня и сказал:

– Удачный. Очень удачный дубль. Привалов-то наш научился, все-таки... Я ошалел. Домовой принял меня за моего собственного дубля! Позор!

Неужели я становлюсь похожим на дублеподобных сотрудников?

– Ты так по коридорам не носись, – поучал меня тем временем домовой.

– Привалов... он того, неопытный. Сквозь стены видит плохо, можно при нем побежать, чтобы он убедился – стараешься, и обратно когда идешь ходу ускорить... Тихо!

Мимо нас прошел бакалавр черной магии Магнус Федорович Редькин. Был он в потертых на коленках джинсах-невидимках, в настоящий момент включенных на половинную мощность. Магнус Федорович от этого выглядел туманным и полупрозрачным, как человек-невидимка, попавший под дождь. На нас с домовым он даже не посмотрел. Тоже принял меня за дубля? Почему? И лишь когда Редькин скрылся в дверях лифта – мной, между прочим, вызванного, я понял. Ни один сотрудник института не споткнется о зазевавшегося домового. На это способен лишь дубль... В душе у меня слегка просветлело. Для полной гарантии я поковырял пальцем в ухе, но следов шерсти не обнаружил. Надо было вставать и бежать к Корнееву.

• Предыдущая
• 2/20
• Следующая