Год 1942 — «учебный» - Бешанов Владимир Васильевич - Страница 39
- Предыдущая
- 39/139
- Следующая
А командующий фронтом, к которому он приехал в качестве представителя Ставки, образованный и опытный военный, в свою очередь, тоже оказался продуктом атмосферы 1937-1938 годов, только в другом смысле — в смысле боязни взять на себя полноту ответственности, боязни противопоставить разумное военное решение безграмотному натиску «все и вся — вперед», боязни с риском для себя перенести свой спор с Мехлисом в Ставку. [176]
Тяжелые керченские события с исторической точки зрения интересны тем, что в них как бы свинчены вместе обе половинки последствий 1937-1938 годов, и та, что была представлена Мехлисом, и та, что была представлена тогдашним командующим Крымским фронтом Козловым».
К сожалению, обладая в полной мере и властью, и волевыми качествами, выпускник Института красной профессуры в военном деле был абсолютным нулем.
«Взяв на себя командование, — вспоминал Н.С. Хрущев, — Мехлис фактически лишил возможности командовать Козлова… Козлов не проявил своего характера как командующий войсками. Он стал покорно слушать и выполнять приказы и предложения, которые вносил Мехлис… Он как командир проявил там в какой-то степени и беспринципность, и бесхарактерность».
В середине апреля Ставка дала указание временно прекратить попытки продолжения наступления и перейти к «активным (?) оборонительным (??) действиям». При этом указывалось, что задача освобождения Крыма остается в силе, но, «готовясь к ее осуществлению, надо одновременно создать прочную оборону». Но и оборону, тем более прочную, создать не сумели, советскими уставами она просто не предусматривалась, а специальных «указаний» на этот счет Верховный не прислал. На деле фронт готовился к новому наступлению, которое планировалось в середине мая. [177]
Между тем уже в конце апреля в штаб фронта стали поступать сведения о подготовке противника к активным действиям на Керченском направлении; в первых же числах мая данные стали совершенно определенными. Командующий просто отмахивался от этой информации, его начальник штаба генерал Вечный считал, что Манштейн завяз под Севастополем, Мехлис — последовательный борец с «оборонческими настроениями» — приказал «не паниковать». Вновь прибывшему начальнику инженерной службы фронта генералу А.Ф. Хренову была поставлена задача «обеспечить инженерную подготовку наступления… готовить колонные пути и мосты, отрабатывать действия по разграждению».
Поэтому, «перейдя к обороне», советские войска продолжали сохранять боевые порядки, рассчитанные на ведение наступательных действий. При этом они были переуплотнены: дивизии занимали участки шириной до 2 км, а порой — и 500 м. Резервы располагались в непосредственной близости от передовых частей. Фактически в качестве резерва, достаточно удаленного от передовой линии, могла быть использова-нахэдна стрелковая и одна кавалерийская дивизии.
Остальные части, в том числе тяжелая артиллерия, были стиснуты в одну линию на 27-километровом фронте в условиях открытой местности. Даже штатную артиллерию резервных дивизий у них изъяли для усиления переднего края. Вторая полоса обороны имелась лишь на правом фланге. Пункты управления размещались вблизи переднего края и в случае наступления противника неизбежно попадали под удары вражеской артиллерии. Противотанковые резервы не создавались вовсе. Ни один из рубежей в глубине Керченского полуострова не был подготовлен к обороне: ни армейский тыловой рубеж, ни Турецкий вал, ни керченские оборонительные обводы.
Не была оборудована в инженерном отношении даже главная полоса. [178] Она состояла из отдельных стрелковых ячеек, окопчиков, землянок, разбросанных безо всякой системы и не связанных между собой ходами сообщения. Далеко не в полной мере использовались противопехотные и противотанковые заграждения. Правда, после феодоссийской оплеухи кое-где были выставлены минные поля, но растаял снег, прошли дожди, мины оказались на поверхности и просматривались визуально — никого это не волновало.
Не была организована система артиллерийского огня, одни дивизионы и батареи открывали огонь с большим запозданием, другие не имели подготовительных данных. Артиллеристы не умели вести огонь по танкам с открытых позиций по прямой наводке. При этом запасные позиции не создавались, а основные не маскировались.
Точно так были плохо замаскированы командные пункты всех инстанций. За весь период нахождения советских войск на ак-монайских позициях командные пункты ни разу не меняли мест своего расположения, а потому были точно и достоверно установлены немецкой разведкой. Вся система управления строилась исключительно на проводной связи, радиосвязь не любили и пользоваться ей не умели. Соответствующей являлась и организация взаимодействия армий, дивизий, родов войск.
Потому и грустил в Севастополе начальник штаба Приморской армии генерал Н.И. Крылов:
«От Севастопольских рубежей до ак-монайских позиций — каких-нибудь 160-170 км, а порой возникало ощущение, что Крымский фронт где-то очень далеко. С ним нельзя было связаться ни по телефону (!), ни по прямому телеграфному проводу (!!!)»
— ну не дает 22-я Нижнесаксонская дивизия проложить «прямой провод» к Козлову.
К этому можно добавить, что как ближайший войсковой тыл Крымского фронта, так и вся территория полуострова в полосе основных магистралей и район Керчи были загромождены многочисленными тыловыми учреждениями, которые тем более не соблюдали мер маскировки и тылового обеспечения. [179] Действительно, странная какая-то атмосфера сложилась на этом сравнительно небольшом по площади участке территории, буквально набитом войсками — а здесьуже 17 стрелковых, 2 кавалерийские дивизии, 3 стрелковые и 4 танковые бригады, не считая отдельных батальонов и полков — всего 260 тыс. бойцов, на вооружении которых имелось 3577 орудий и минометов, 347 танков (всего на полуостров перебросили 629 танков, но много уже потеряно в безрезультатных атаках). Советские военачальники всех степеней ведут себя, подобно непуганным идиотам.
«Самым страшным злом, — по мнению очевидца, — была беспечность командиров дивизий и полков. Они не придавали серьезного значения обороне противотанкового рва и минно-взрывных заграждений. Побережье не только не оборонялось, но даже не охранялось».
Это за трое суток до немецкого наступления!
Все эти вопиющие недочеты не могли не привести к разгрому.
Как видим, советские стратеги в Крыму проявляли удивительное легкомыслие. Уверовав, что Манштейн, зажатый между двумя фронтами, способен только к пассивной обороне, они сели рисовать новые планы и графики разгрома «гитлеровских вояк» в мае. Между тем в последних числах апреля 1942 года германское командование начало подготовку к наступлению на Керченском полуострове. По замыслу ОКХ, окончательное изгнание противника из Крыма, включая Севастополь, должно было составить начало крупного наступления на южном отрезке Восточного фронта.
В начале мая подготовка к операции приняла интенсивный характер: немцы резко усилили деятельность всех видов разведки, на ряде участков провели разведку боем, прощупывая передний край, перегруппировывали свои войска. Под Севастополем оставались четыре германские и одна румынская пехотные дивизии; на Керченском фронте против трех советских армий сосредоточивались пять пехотных и одна танковая дивизии 11-й армии, к которым добавлялись три дивизиона штурмовых орудий, одна румынская пехотная дивизия и одна кавалерийская бригада. Впрочем, Манштейн считал части союзников «условно пригодными» для наступательных действий.
Задачу наступавшей стороны осложняло то, что линия фронта на севере и юге упиралась в море, исключая фланговый маневр. Просто оттеснить русских или даже совершить прорыв было недостаточно. Цель 11-й армии, таким образом, состояла не только в том, чтобы рассечь советскую группировку на всю глубину, но прежде всего в том, чтобы уже в ходе прорыва уничтожить главные силы противника или, по крайней мере, большую их часть.
- Предыдущая
- 39/139
- Следующая
