Цена Империи - Мазин Александр Владимирович - Страница 74

• Предыдущая
• 74/97
• Следующая

Собравшиеся одобрительно закивали. Все они знали: в бездействующей армии слухи распространяются мгновенно и так же мгновенно обрастают фантастическими подробностями.

– Если армия собрана, она должна воевать! – изрек Феррат. – Чем он думает, этот мамочкин недоносок? И чем думает сама мамаша? Мои люди и так на пределе. Еще чуть-чуть – и они порвут обоих в куски. Вместе с сирийцами!

– Ну это вряд ли, – заметил рассудительный Маний Митрил. – Если твои взбунтуются, азиаты им накидают. Шестой железный и шестнадцатый Флавиев – отличные легионы. Сплошь ветераны Парфянской войны…

– А я не уверен, – сказал Аптус. – Если первый фракийский поднимется, мои тоже встанут. И не факт, что сирийцы будут драться. Как ты верно заметил, Маний, они – ветераны парфянской войны, в которой наш маменькин сынок полностью опозорился! «Великий персидский» ублюдок! – Гонорий сплюнул на земляной пол.

– Бунта допустить нельзя! – твердо произнес Маний Митрил. – Если начнется бунт, мы потеряем вожжи и вместо своих легионов получим неуправляемую толпу, с которой даже Максимин не совладает. И что тогда?

– Кстати! – вспомнил Зима. – А что наш фракиец?

– Бесится, – ответил Феррат. – Заходил к нему сегодня – он меня чуть не пришиб. Что-то будет…

– Я вам скажу, что будет! – внезапно произнес Черепанов, который до этого не проронил ни слова. – Император у нас пацифист, но голова у него в норме.

Трое префектов и один примипил развернулись к нему с нескрываемым интересом.

– К чему ты клонишь, Череп? – спросил Плавт.

– Все к тому же. Вы недооцениваете противника.

– Алеманны… – начал было Феррат, но Геннадий прервал его:

– При чем тут алеманны! Я говорю о Мамее и ее сыне. В первую очередь о Мамее, которой хватило хитрости вывести своего сынка в августы. Будем называть вещи своими именами: наши настоящие враги не варвары, а эти двое. Не варвары угрожают Империи, а такие вот трусоватые политики на троне. Вы все родились римскими гражданами, и вам кажется, что все в Империи – ваше, а все, что снаружи, – чужое. Но чужое есть не только снаружи, оно – и внутри. Это черви, которые подтачивают дерево. Я уже видел однажды, как падает такое дерево. Как рассыпается на куски государство, подточенное изнутри ничтожными правителями. Слабый император сейчас страшнее для Рима, чем персы, алеманны и все варвары вместе взятые. Слабый император думает не о том, как победить врагов империи. Он думает о том, как удержать власть. И его враг – не алеманны. От алеманнов он откупится. Его враг – наш фракиец!

– Что ты говоришь, череп! – воскликнул Аптус. – Максимин никогда не пойдет…

– Зато Мамея пойдет! – перебил друга Черепанов. – И ее сын! Я вам скажу, что будет. Александр не распускает армию, потому что рассчитывает припугнуть алеманнов и уменьшить сумму откупных. Еще я думаю, что он постарается натравить алеманнов на франков, но не думаю, что это у него получится. Но одно я могу предсказать точно, братья мои, – Черепанов поднял руку в традиционном митраистском жесте клятвы: – Фракийцу больше нами не командовать. Его уберут от границы. Направят куда-нибудь под Капую обучать новобранцев.

– Ты что-то знаешь? – спросил Маний Митрил.

– Да. В сенате уже обсуждается кандидатура его преемника.

– Откуда сведения? – быстро спросил Аптус.

– От наместника Туллия…

– А-а-а… – презрительно протянул Гонорий.

– …И консуляра Антонина Антония Гордиана. Я очень надеюсь, братья, что мои слова останутся внутри стен этой палатки. И их не услышит никто, кроме вас. Никто! – подчеркнул он.

– Ну ясное дело, – проворчал Феррат. – Максимин тебе голову оторвет за то, что якшаешься с сенатской сволочью.

– Как знать, – заметил Маний. – Геннадий ведь не ради карьеры с сенаторами общается. И не зря он своим внешным покровителем двуликого Януса избрал. Кстати, лев, коли уж речь о Янусе зашла… люди видеть должны, что ты ему служишь. И иным богам тоже. Когда ты последний раз в храм заходил? Когда жертву приносил хоть Марсу, хоть Юпитеру?

– Делать мне больше нечего, как по храмам ходить, – буркнул Черепанов. – На нас с Деменцием целый легион висит…

– Деменций-то в храмы ходит, а ты нет, – строго произнес Скорпион. – Люди уж на тебя коситься начинают… Так недолго и догадаться, кому ты истинно служишь…

«Да мне и митра ваш – по барабану», – подумал Геннадий, а вслух сказал:

– Давай о богах сейчас не будем, Маний. Давай о деле. Думаешь, фракиец мои контакты с сенаторами не одобрит?

– Да кто его знает, – проворчал Скорпион. – Фракиец – не дурак. Знает, что ты ему верен. Но нынче подозрителен стал….

– Станешь подозрителен, когда тебя сместить хотят! – вступился за Максимина Аптус. – Скажи, Череп, а в преемники его кто метит, не знаешь?

– Мне говорили: самый вероятный – консуляр Магн.

Плавт издал такой звук, будто выпустил газы. Лица остальных вытянулись.

– Тогда нам конец, – выразил общее мнение Митрил.

– Что будем делать? – спросил Деменций Зима.

Пятеро военачальников переглянулись.

– Сдается мне, мы думаем об одном и том же, – предположил Маний Митрил по прозвищу Скорпион.

Четверо остальных кивнули, подтверждая.

– У нас есть братья среди сирийцев? – спросил Черепанов.

– Наверняка, – уверенно ответил перс Маний Митрил, стоявший в митраистской иерархии ступенью выше остальных, львов.

– Может быть…

– Нет, – отрезал Митрил. – Это наше дело.

– Ты хочешь сделать это лично? – спросил Аптус. Митрил покачал головой.

– Мы слишком известны, – сказал он. – Нужны исполнители.

– Я никому не стану поручать такое, – сразу отказался Феррат. – Все, кому я доверяю, присягали августу. Лишить их покровительства богов… такое надо делать самим. Или мы рискуем кончить, как кончил Макрин.[77] Я согласен с Железным, – сказал Деменций Зима.

– Я бы взялся, – произнес Аптус. – Но у меня нет никого, кому я мог бы поручить такое. Разве вот Черепу…

Это была шутка, но Геннадий кивнул.

– Я возьмусь, – сказал он.

– Ты сам?! – воскликнули в один голос Зима и Плавт.

– Не лично. У меня есть люди, которым я могу это доверить и которые не испугаются богов Империи. Но мне понадобится помощь…

– Все, что в наших силах, – сказал Митрил. – Говори, Геннадий.

– Позже, – покачал головой Черепанов. – Такое дело следует сначала обдумать. И подготовить как следует. К сожалению, у нас мало времени.

– Значит, не будем его терять, – произнес Маний Митрил. – До встречи, братья…

– Знаешь, что меня тревожит, Геннадий… – сказал Деменций Зима, когда они вместе возвращались в расположение своего легиона.

– Что?

– Максимин.

– Думаешь, он откажется?

– Нет. Я думаю: как бы наш фракиец не стал еще более жестоким повелителем, чем Каракалл…

– М-м-м… Очень может быть, – пробормотал Черепанов, к этому времени достаточно изучивший римскую историю. – Но еще десяток лет правления такого императора, как Александр, – и эта провинция станет варварской. Разве у нас есть выбор?

– То-то и оно, – пробормотал префект. – И все-таки мне страшно. В жилах Александра хотя бы течет кровь великих августов, а в жилах Максимина – кровь фракийского пастуха.

– Зато он сам поднялся на вершину, – заметил Черепанов.

– Сам. Но понравится ли гению Рима, если ему придется нашептывать в ухо безродного пастуха?

– Разве у него есть выбор? – усмехнулся Черепанов. – Не думаю, что он захочет остаться бездомным гением Рима.

Соправительница Мамея принимала сына в своем шатре. Его собственный был, по мнению соправительницы, слишком убог. Ее же шатер был даже изнутри выстелен пурпурной тканью, под цвет императорским одеяниям сына. Но сама Августа была одета по-домашнему, в просторную тунику из далматского шелка.[78]

• Предыдущая
• 74/97
• Следующая