Костер для инквизитора - Мазин Александр Владимирович - Страница 18
- Предыдущая
- 18/63
- Следующая
– …Особенно, если думаешь, что он слабее.
– Но заншин[3]… – пробормотал побежденный.
– Какой у тебя, к егудям, заншин, щенок? – сердито перебил Андрей.– Борзота дурная, а не боевой дух! После занятий подойдешь к сэнсэю. Скажешь: получил по голове. Пусть посмотрит.
– Да я в порядке,– запротестовал «желтый».
– А это будешь определять, когда сам станешь сэнсэем. Вставай. Матвеев, иди сюда. Пожмите руки. А теперь скажи Матвееву «спасибо».
– Это за что? – сварливо спросил побежденный.
– Вот когда ты это поймешь, можешь считать, что урок пошел на пользу. Свободен.
Зеленопоясный рефери смотрел на Ласковина, и в глазах его светилось восхищение.
В этот день Юра Матвеев не победил трех «желтых». И двух – тоже. Второе кумитэ он проиграл. Но с хорошим счетом. Победителем же стал совсем молодой парнишка, подвижный, как шарик ртути, и такой же непредсказуемый. В качестве премии ему было позволено по собственному выбору поработать с одним из членов жюри. Это придумал щедрый на выдумки Зимородинский. Победитель выбрал Шиляя. Выбрал, скорее всего, по кимоно. И задал мэтру жару. Нет, конечно, Шиляй не работал с ним в полную силу. Шиляй – боец с понятием и самоутверждаться не стал. Он дал такую возможность пареньку. Зато потом, по просьбе Зимородинского, уже без противника продемонстрировал «свободный полет»: высокие прыжки с мощными стремительными ударами; «плетение руками» – вин-чун в одиночку; стремительное мелькание ладоней, от которого соперник на мгновение просто слепнет. А больше мгновения в бою и не требуется.
– Давай я ним поработаю? – прошептал Ласковин Зимородинскому.
– Свербит? – тоже шепотом поинтересовался Вячеслав Михайлович.– Нет уж. Твоя задача – технику показать. Ката. Сделаешь?
– Как скажешь… – Андрей не скрывал разочарования. Действительно, засвербило. И перед Наташей хотелось покрасоваться. Шиляй прекрасно работает, но он, Андрей, лучше. Ладно, ката, так ката.
– Ну, Ростик, что? – нетерпеливо спросил Андрей, когда им удалось остаться вдвоем.
– Спокойно,– усмехнулся Саэтдинов.– Я и так совершаю должностное преступление. Сначала у меня к тебе пара вопросов, Спортсмен.
Ласковин насторожился:
– Предлагаешь ченч?
– Угу. Ченч. Ты – мне. Я – тебе. И все – только между нами. Годится?
– Давай свои вопросы.
– Не кричи,– попросил Саэтдинов.– Слыхал что-нибудь о мужичках, которых пожгли на сорок седьмом?
– Это где? – прикинулся валенком Ласковин.
Саэтдинов поглядел на него недружелюбно, но пояснил:
– Сорок седьмой по карельской ветке. Припоминаешь?
Ласковин пожал плечами.
– А слухи ходят, ты там был. Совсем ничего не слышал?
– Так, кое-что.
– А в это «кое-что» случайно имена не входят?
– Ужель не установили? – прищурился Андрей.
– По головешкам?
– Шифер,– поделился Ласковин.– Со товарищи. Не заплачешь?
– Нет, Шифер – он шифер и есть. И кто?
– Слово «чума» тебе что-нибудь говорит?
– Говорит,– кивнул Саэтдинов.– То-то его… – и осекся.
– Значит, никаких улик? – спросил Ласковин. С подтекстом.
– А хоть бы и были,– буркнул Саэтдинов.– Этих моими клыками не прихватить.
– Разве ты теперь в РУОП? – спросил Ласковин.– Тебя-то каким боком это все касается?
– Касается. Я же убойщик.
– Ладно,– сказал Андрей.– Твоя очередь. Надеюсь, по моему делу информации у тебя больше.
– Больше,– подтвердил Саэтдинов.– Но не намного. Машину нашли в глухом дворике неподалеку от Техноложки. Еще нашли каблучки от туфель. Там же. Каблучки признали. Они от обуви Растоцкой. Указанный дворик достаточно далеко и от офиса, и от дома Растоцкой, и от линии, которая их соединяет. Свидетелей нет. Собачка след не взяла. Отпечатков пальцев в машине до хрена. Но ни один не идентифицирован. Кроме принадлежащих хозяйке и ее штатному любовнику.
– А что любовник?
– Слизь,– пренебрежительно сказал Саэтдинов.– Альфонсик.
– Ростик,– перебил Ласковин,– ты не уточнишь, где он, этот самый дворик?
– Восьмая Красноармейская, дом точно не помню, около Измайловского. Могу уточнить.
– Уточни, пожалуйста,– попросил Андрей, хотя чутье подсказывало: уточнять ни к чему. Тот самый двор. Случайных совпадений не бывает. Этому Ласковин успел научиться.
Глава одиннадцатая
– Дежурный шестнадцатого…
– Сам знаю. Здорово. Это Короед. Скучаешь?
– Поскучаешь с вами.
– Ну, ну, старшой, ты нас с гнидами не равняй. Вызнал, что папа просил?
– Что смог. Сам понимаешь. Тут надо кого повыше.
– Есть и повыше. А ты завтра с утречка клади информашку в конвертик, конвертик бери в клювик – и бегом в «Синюю птицу». Вспомоществование уже отсчитано.
– Василь Ваныч, Гусятников беспокоит. Прошу прощения за поздний звонок, но клиент мой очень обеспокоен. Все эти убийства мешают нормализации, сами понимаете.
– Понимаю.– Колоритный бас.– Надо прекращать. И будем прекращать. Будем сотрудничать. Завтра прошу ко мне в контору. Дам, что есть.
– Сердечно благодарю. Еще раз прошу прощения, спокойной ночи.
– До завтра.
– Кныш, как живешь-можешь?
– Короед, ты?
– Нет, моя жопа. Кныш, мы тебе столько платим, что ты на три метра вглубь рыть должен, а ты? Ты ж меня на погост определяешь. Гриша меня с говном ест. Где дело, Кныш?
– Работаем, Короед, работаем. Но пока ничего определенного.
– Давай неопределенное, еш твою мать! Тащи все! Вчера еще двоих мочканули. Ты понял меня, Кныш, понял?
– Ну. Сейчас приехать?
– Да уж ладно. Попрыгай с лялькой. Завтра прибудешь.
– Ух, Короед, все-то ты знаешь. Может, пойдешь ко мне детективом?
– Гляди как бы ты сам к куму не пошел. Покедова.
Около восьми часов утра черный лимузин подкатил к железным воротам, под фиалковые очи телекамер. Двумя метрами ниже сработало опознающее устройство. Машина меченая, своя. Только после этого из привратной кабинки вышел охранник, заглянул внутрь, за тонированное стекло. И махнул рукой, давая добро.
Ворота бесшумно разошлись, лимузин выкатил на гладчайшую дорожку, ведущую через пожелтевший лужок к трехэтажному палаццо. У мраморной лестницы лимузин остановился, из него вышел человек и шагнул на розовые ступени. Лимузин тут же укатил.
Человека никто не встречал. Не было необходимости, он отлично ориентировался в этом роскошном здании. Потому что в свое время сам контролировал строительство. Согласно паспорту человек именовался Буцик Владлен Сергеевич. Но обычно его звали короче: Короед.
Гришавин завтракал.
– Короед приехал,– сообщил шестерка.– Сказать, чтоб ждал?
– Пускай заходит.
– Ну? – спросил крестный тобольский папа.– Установили?
– Не совсем.
Гришавин облизнул пальцы, затем вытер салфеткой.
– Хочешь рябчиков?
– Нет,– отказался Короед, хотя рябчиков хотел.
– Не совсем – это как?
Короед молчал.
– Я понимаю так,– с расстановкой произнес Гришавин.– Или установили, или нет. Мне доказательств не надо. Лучше убрать троих, чем оставить одного и терпеть убытки. Берестов это понимал. А ты нет.
«Вот и шлепнули твоего Берестова!» – мрачно подумал Короед.
– Установлено, что это не органы,– сказал он.– И пострадали не только мы. Другие – тоже. Чума…
– Про Чуму я знаю,– Гришавин мотнул головой.– Про Чуму забудь!
«Вот даже как!» – подумал Короед.
– У меня тут документы: мусора, Кныш, выводы аналитической группы,– он положил толстую папку на стол, рядом с обглоданными птичьими косточками.
Гришавин кивнул.
– Просмотрю. А пока изложи своими словами.
– Пора спать,– сказал Вошь.– Иди прими душ. Полотенце и все остальное найдешь.
Он смотрел на Альбину, и, черт возьми, не было похоже, что он ее хочет!
А она?
Это равнодушное лицо с выступающими скулами, глаза, как стекла зеркальных очков…
3
Боевой дух.
- Предыдущая
- 18/63
- Следующая