Малышка и Карлссон - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 39

• Предыдущая
• 39/91
• Следующая

– За работу. И не будут, а уже платят. И это еще не всё. Я еще делаю переводы для одного издательства… И тоже платят неплохо.

– Ты не врешь?

– Мама!

– Ну извини… Вот видишь! Не зря я тебя на курсы гоняла! Всё равно отцу это не понравится… – добавила она.

Катя возликовала. Выходит, мама уже не возражает, чтобы Катя жила в Петербурге. Так просто, оказывается…

– С жильем мы тебе поможем,– сказала мама.– Цены в Питере, конечно, поднебесные, но, думаю, комнату мы с отцом осилим…

– Мама, с жильем у меня тоже все в порядке! – объявила Катя.– Мне фирма предоставила помещение. Правда, это мансарда, и потолок в одной комнате подтекает, зато, представляешь, прямо на Невском!

– Замечательно,– сказала мама.– А телефон у тебя там есть?

– Есть,– Катя продиктовала номер.

Они поговорили еще минут пять, пока не кончилась карточка.

Ну вот, камень с души. Катя очень любила родителей и знала, что они ее тоже любят. Но жить она будет теперь сама. И очень хорошо, что ни маме, ни папе по работе раньше октября из Пскова не уехать. Но, повесив трубку, Катя внезапно почувствовала себя одинокой.

«В гости кого-нибудь зазвать, что ли? – подумала она.– Может, Димке позвонить? Нет, не надо – мы с ним сегодня уже виделись…» Катя набрала номер Лейки, но трубку никто не взял.

«Жалко, что у Карлссона нет телефона,– подумала Катя.– Тем более он приглашал к себе, как только освещение проведет…»

Катя вспомнила про логово Карлссона, про вчерашний загул, и сама не заметила, как развеселилась.

«Все-таки плохо без телефона,– опять подумала она.– А ведь он где-то рядом живет. Может, просто покричать?»

Катя отправилась в кухню, вылезла на балкон.

Снаружи уже стемнело: белые ночи остались в прошлом.

– Карлссон, ау! – звонко закричала Катя: – Приходи в гости!

Никто не отзывался. Кате стало стыдно.

«Увидел бы кто – точно решил, что я сумасшедшая»,– смущенно подумала она и быстренько полезла обратно в окно.

– Ты меня звала? – раздался ворчливый голос где-то сверху. Катя подняла голову и увидела на кромке крыши темный силуэт.

– Ага, все-таки услышал!

– Ага,– Карлссон спрыгнул на балкон.– Я вообще-то спал.

– Ой, извини. Просто я подумала – такой вечер, дома сидеть неохота. Хочется чего-то такого… погулять, в гости сходить…

– В гости? Пошли,– понял намек Карлссон.– У меня теперь светло. Я нашел лампу.

– Отлично! – обрадовалась Катя.– А как мы к тебе попадем?

– Как в прошлый раз,– сказал Карлссон, подхватил взвизгнувшую Катю, одним прыжком взлетел на крышу…

На полу в прихожей у Карлссона стояла старинная бронзовая лампа. От нее резко и неприятно пахло – как будто жгли в бензине старые тряпки. В матовой стеклянной колбе пульсировал желтоватый свет, очерчивая вокруг лампы круг диаметром около метра. Дальше пространство все так же терялось во тьме.

– Это что, и есть твое освещение? – с сомнением спросила Катя, рассматривая антиквариат.

– Я ее тут в чулане нашел,– сообщил Карлссон.– В ней даже керосин остался.– Когда кончится, надо будет еще достать. Ты не знаешь, где это можно сделать?

– Понятия не имею,– проворчала Катя.– Лучше я куплю нормальный фонарик.

Карлссон поднял с пола лампу. Стало чуть светлее. Уже можно было различить черные пятна плесени на обоях.

– Ты что, действительно здесь живешь? – Катя невольно содрогнулась.

– Не здесь,– сказал Карлссон.– Пошли, покажу где.

Высоко держа лампу, он направился дальше по коридору. Катя, глядя в основном под ноги, пошла за ним. Коридор был чудовищно длинный и еще более чудовищно захламленный. Двери, большей частью закрытые, какие-то закутки, из которых несло гнилью и затхлостью… Жилище Карлссона было огромно и невероятно запущенно. А занимало, наверное, целый этаж. Пока они шли, у Кати возникло такое чувство, что они странствуют по каким-то подземельям. Или по канализации. Если бы Катя точно не знала, что квартира располагается на уровне ее мансарды, решила бы, что ее завели в подвал. «А я-то думала, что моя мансарда – заброшенный чердак! – размышляла она.– И дохлятиной какой-то здесь воняет…»

– Чем тут пахнет? – спросила она.– Как будто крыса сдохла.

– Не крысы, мыши,– пояснил Карлссон.– Их тут полно. Но не дохлые, дохлых я в окно выбрасываю, живые. Грызут все подряд.

– А кота ты завести не пробовал?

– Кота? – Похоже, эта мысль Карлссону в голову не приходила.– Я с котами как-то… не очень. Но идея хорошая.

Слева из темноты показалась приоткрытая дверь, из-за которой брезжил свет.

– Не туда,– остановил Катю хозяин.– Нам дальше.

– А там что?

– Не знаю. Ни разу туда не заглядывал.

Свет лампы вдруг пропал – это Карлссон свернул за угол и вошел в следующую дверь. Катя последовала за ним и оказалась в большой, не меньше сорока квадратных метров, комнате.

– Ну вот,– Карлссон остановился и обвел рукой комнату.– Я живу здесь. Вернее, там,– уточнил он, указав в дальний угол.

Если бы Катя зашла сюда сама, она могла бы поклясться, что в этой комнате никто не живет. Она была не просто заброшенной, она имела такой вид, будто в нее никто не заходил лет тридцать, если не все пятьдесят. Должно быть, когда-то здесь была гостиная. Карнизы вместе с гардинами были сорваны и стояли, прислоненные к стенам. Стекла в окнах тоже отсутствовали. Их заменяла фанера. А в одном окне даже рамы не было – проем закрывал деревянный щит.

Карлссон, поднатужившись, снял его. В комнату проник свежий воздух. И лунный свет.

Катя осматривалась, дивясь. Возле стен угадывались очертания мебели в чехлах – высокие шкафы, кресла, стол на изогнутых ножках. Осьминогом нависала люстра, завернутая в тюль. Приглядевшись, Катя поняла, что на мебели не чехлы, а густой слой многолетней пыли.

– Это и есть твой дом? – почему-то шепотом спросила Катя.

– Нет, я тут просто живу.

– Давно?

Карлссон немного подумал и сказал:

– Нет, не очень.

– Но почему тут все так… заброшено?

– Меня устраивает. Я неприхотлив.

– Да уж… – пробормотала Катя, глядя, как оборванная гардина шевелится под сквозняком, словно одеяние призрака.

– А почему в окне нет рамы? – спросила она.

– Я ее вынул,– ответил Карлссон.

– Зачем?

– Чтобы на звезды смотреть,– в голосе Карлссона появились незнакомые, мягкие нотки. Вон, видишь – Лосиха? – Карлссон ткнул пальцем куда-то в небо.– Когда небо безоблачное, я смотрю на Лосиху, дом вспоминаю…

– Какая лосиха? – не поняла Катя.

– Созвездие. Лосиха. Еще его Серп называют! Неужели не знаешь? – в свою очередь удивился Карлссон.– Вон он, прямо над той крышей…

– Ковш, что ли? Созвездие Медведицы?

– Какая еще медведица? Мировую Ось[5] найти можешь? Проведи от нее мысленно линию на две пяди вниз и налево…

– Какую ось?

Карлссон покосился на Катю и промолчал. Катя отвернулась от окна, случайно перевела взгляд на потолок и вздрогнула – громоздкая люстра о двенадцати рожках, оказывается, была закутана вовсе не в тюль, а в многослойную паутину.

– Неужели тебе не противно жить в такой грязи? – морщась, спросила Катя.

Карлссон пожал плечами.

Непостижимо, подумала Катя. Такая грязная нора, особенно после Швеции, где чуть ли не самый высокий уровень жизни в мире…

– Я тут живу временно,– сказал он уже обычным голосом.– Мне надо выполнить одно… дело. Потом я уеду. На родину. И больше сюда не вернусь.

«А не шпион ли он?» – промелькнула у Кати совсем уж бредовая мысль.

Еще ей вдруг вспомнилось, как лет десять назад ее отца послали в долгую командировку в Питер и он месяца два прожил на съемной квартире, которую предоставлял командированным завод. Катя приезжала к нему в гости, и папино временное жилье ей сразу ужасно не понравилось. Конечно, там не было такой помойки, квартира была чистая, прилично обставленная… но какая-то нежилая. И папа тоже говорил: «Вот кровать, вот плита, а больше я тут ничего не трогаю…»

• Предыдущая
• 39/91
• Следующая