Мертвое Небо - Мазин Александр Владимирович - Страница 37
- Предыдущая
- 37/66
- Следующая
– Доброй охоты,– шепнул он сам себе.
Быстрым ударом пробил оконную пленку, не выпуская оружие, двумя пальцами зацепился за подоконник, нырнул вперед, упал на пол, на четвереньки, и испустил протяжное шипение, каким самка черного леопарда предупреждает: не подходи!
Пес, уже вскочивший на ноги, оскалившийся… опешил. Данилу повезло: не боец, охотник! Но медлил зверь лишь мгновение, а затем прыгнул на врага. Но – главное – не залаял! Человек и зверь сшиблись, однако исход был предрешен. Когти безвредно скребнули по железу, а трехгранный клинок, пробивающий кольчугу, вошел под лопатку пса. Этот зверь был покрупней, чем дикие собаки северного Хольда, но сердце у него было там же, где и у них. Пес содрогнулся и обмяк. Почти никакого шума. Но человек на кровати проснулся и теперь смотрел на незваного гостя.
Данил в одно мгновение оказался на краю постели и прижал окровавленный клинок к горлу лежавшего. Светлорожденному повезло: это был тот, кого он искал.
Дорманож проснулся и понял: в комнате чужой. Сначала он подумал: явился проклятый чародей. Тем более, пес не издал ни звука. Но мгновением позже Брат-Хранитель понял, что ошибся. Крикнуть он не успел. Клинок приник к его горлу, и теплая влага потекла по коже. Дорманож подумал, что это его кровь, и удивился отсутствию боли.
– Это ты, имперец? – прошептал он.
Ответа не последовало, но он и не требовался.
– Ты меня убьешь?
– Верно,– отозвался Данил.– Ты задолжал мне кровь.
Дорманож мог бы закричать, но понимал – умрет тут же. А враг его ускользнет, как ускользал и раньше.
– Ты же не убьешь меня просто так? – прошептал Брат-Хранитель.– Ты же воин, а не палач. Это станет пятном на твоей чести.
Дорманож кое-что слышал об имперской знати и очень надеялся, что гонор окажется сильнее разума.
– Давай сразимся, как подобает воинам. Меч против меча. Как тебе и пристало. Разве я не прав?
– Да,– сказал Данил.– Конечно, ты прав.– Клинок оторвался от горла Дорманожа и сквозь одеяло уколол монаха в грудь.– Конечно, ты прав,– повторил светлорожденный.– Но разве ты дал меч моему другу?
И слегка нажал на рукоять. Стилет вошел в плоть, как в разогретый воск. Дорманож содрогнулся – и затих. В точности как пес. Но пса жаль, а монаха нет. Данил прислушался. Нет, он никого не потревожил. Стилет он оставил в груди Брата-Хранителя. Добрый клинок с клеймом глорианского мастера. Пусть монахи не гадают, кто отправил их собрата в Нижний мир.
Данил спрыгнул на землю в шаге от Кривого Ножа. Тот отпрянул, выставив кинжал, узнал светлорожденного и перевел дух.
– Не вышло? – сиплым шепотом спросил атаман.
Вместо ответа Данил кивком головы показал: уходим. Атаман засвистел, подражая ушастой ящерице. Тут же появились остальные. Спустя пять минут они были уже в полумиле от обиталища.
– Стой,– скомандовал Данил.– Дай руку! – И вложил в ладонь Кривого Ножа золотой перстень.
– Ты мне ничего не должен! – Атаман даже обиделся, но тут нащупал на печатке выпуклый пятиконечный крест и полоску меча внизу. Перстень Брата-Хранителя.
– Так ты его убил! – воскликнул он.
– Нет, он проиграл мне его в кости! – рассмеялся Данил.– Спот, что-то я озяб. Где тут можно выпить горячего вина?
– Лучше бы тебе не терять времени,– возразил Спот.– Как только узнают, Дорманожева свора пеной изойдет от ярости. Перекроют ворота – и концы.
– Как только узнают,– сказал Данил.– Но никак не раньше. Меня не видел никто, кроме Дорманожа. А я ни разу не слышал, чтоб труп поднял шум.
VII
Горы стояли над ними, величественные и тихие. Восходящее по левую руку солнце красило охрой края облаков, и длинные тени резали тропу поперек, упираясь в осыпь западного склона. Отдохнувшие парды рысили по забирающей вверх тропе. Впереди, на коротконогом коренастом звере – Камнепас, проводник, такой же приземистый и коренастый, как его пард, с пегой, веером, бородой. Данилу он нравился. Особенно тем, что с почтением отнесся к Ниминоа. Такое отношение – редкость в Хуриде, где женщину ставят чуть повыше кошки. С почтением и без страха. Сам проверил упряжь ее парда, подогнал поясной ремень.
– Горы, Демон,– сказал он Данилу.– Всякое случается.
Данила он не боялся, что тоже понравилось светлорожденному.
– Знаю,– кивнул он.– Бывал.
– И где же?
– Анты, горы Забвения, Вагаровы…
– Ну, тогда хорошо,– кивнул Камнепас.
Выехали еще затемно, миновали ворота, прикрыв серебром глаза стражников, а к восходу уже поднялись локтей на тысячу выше Засова. Сверху городок напоминал высунутый язык парда. Когда рассеялся туман, можно было разглядеть даже обиталище: черная блестящая крыша посреди коричневого прямоугольного подворья. Особого оживления Данил там не заметил. Значит, труп Дорманожа еще не обнаружили.
Впереди показалась гладкая, будто ножом отрезали, стена. Черный, с бурыми пятнами камень. Выше тропы не было.
Обеспокоенный Данил нагнал проводника.
– Ты же говорил – верхами пройдем!
– Говорил,– спокойно отозвался Камнепас.– И сейчас говорю.
– По этому? – Данил махнул в сторону подсвеченного солнцем монолита.
Проводник усмехнулся.
– По этому, Демон, по этому. Все увидишь, не торопись. Далеко еще.
Это Данил понимал. Гладкая стена казалась совсем близкой, но в горах расстояния обманчивы. Может, она не такая и гладкая, как кажется отсюда.
Спустя час въехали в небольшую долину с дождевым озерцом посередине.
Камнепас остановил парда и спешился.
– Поедим,– лаконично сообщил он. Его пард тут же принялся ощипывать темно-фиолетовые ягоды с ближайшего куста.
Разожгли костер, поели. Камнепас собрал полшапки ягод, бросил в кипяток, добавил меду, получилось вкусно. Данил и Ними выпили по несколько чашек, остаток проводник разлил по флягам, затем принялся собирать и увязывать сучья.
«Разумно»,– подумал Данил. Наверху топлива может и не найтись.
Тронулись. Выехали из долинки. Стена оказалась почти рядом. Подножие густо заросло ползуном. Интересная стена – будто кто-то отсек часть горы взмахом гигантского меча. Погода испортилась. С востока, наваливаясь на угловатые пики черными тушами, ползли тучи. Данилу это не нравилось. Ливень в горах может обернуться бедой. Однако проводника близость грозы не смутила. Он все так же весело насвистывал, покачиваясь в высоком седле.
Теперь они ехали вдоль обрыва. Данил заметил: Камнепас чересчур внимательно разглядывает переплетения плюща. Светлорожденный начал кое о чем догадываться. Вдали прогрохотал гром. Гроза приближалась.
– Стой,– скомандовал проводник.
Распаковав один из вьюков, извлек пару светильников, привязал их к шестам. Догадка Данила превратилась в уверенность. Ни слова не говоря, Камнепас вручил ему один из светильников, вскочил в седло, ухватился за ветку ползуна, заставил парда попятиться. Живой занавес отодвинулся, и Данил увидел то, что ожидал: вход в пещеру.
– Проезжай! – нетерпеливо крикнул проводник.– Тяжело держать-то!
Пард Ниминоа фыркнул и попятился. Не хотел под землю. Данил хлестнул его по крупу, послал вперед собственного зверя, и тот грудью подпихнул упрямца. Камнепас проскользнул следом, живой полог упал. Рассеянный свет струился сквозь переплетения стеблей. Камнепас высек искру, зажег оба светильника. Ниминоа показалось: стало темнее. Словно ночь наступила.
– Тронулись,– сказал проводник.
Широкий коридор плавно опускался в нутро горы. Иногда он раздваивался, иногда в стенах обнаруживались черные отверстия, открытые или затянутые паутиной. Толщина ее не очень понравилась Данилу. И само ее присутствие – тоже. Большие пауки вряд ли довольствуются слизнями и крысами. А пища пауков, в свою очередь, может посчитать пищей самих всадников. Да и сами пауки могут не ограничивать рацион только теми, кто угодил в сеть. Впрочем, каких только тварей не встречал Данил на западной границе Империи. И ничего. Выжил.
- Предыдущая
- 37/66
- Следующая