Слепой Орфей - Мазин Александр Владимирович - Страница 67

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая

– И никто не усомнился в его полномочиях? – спросил Ласковин.

– Почему же, усомнился. Я.

– Образ он выбрал безошибочно,– заметил Игоев.

– Думается мне, выбирал не он,– возразил Фрупов.– Ему «подсказали». Кто-то из наших. Тем более что подобную персону мы ждали уже давно и были психологически готовы. Не к Морри, разумеется, а к куратору из Москвы.

– Похоже на правду,– согласился Игоев.– Если хочешь, чтобы человек тебе с легкостью поверил, узнай, во что он поверит с легкостью. Итак, мы знаем, что он читает мысли, обладает способностью к внушению, подавляет личность, волю или способность к критической оценке событий. Хочу обратить ваше внимание, господа: с коллегами Владимира Морри работал значительно аккуратней и результативней, чем с группой покойного Ликанова. И боюсь, что, пожелай он – и любое, подчеркиваю, любое учреждение окажется под его властью. Но есть и крохотная положительная деталь. Некоторые люди иммунны, если можно так выразиться, к его воздействию. В частности, всех присутствующих здесь можно отнести к таковым.

– Вирус,– сказал Стежень.– Чертовски похоже на вирус.

– Ты уже говорил нечто подобное,– заметил Игоев.– Можно принять как аналогию.– Может, по аналогии и сообразим, как с ним бороться.

– А как борются с вирусом? – спросил Фрупов.– Антибиотиками?

– Увы,– вздохнул Стежень.– Как раз антибиотики бесполезны. Вирус – это не бактерия. Не клеточный организм. Он встраивается внутрь клетки, меняет ее «наследственные» характеристики на свои собственные. В типичном для вируса случае конкретная клетка просто гибнет, порождая прорву новых вирусов. Но в случаях более редких вирус может «встраиваться» в информационные структуры, и носитель вируса не гибнет, а продолжает делиться, порождая новые зараженные клетки с заданным вирусом дефектом. Например, склонностью к спонтанному, никак не контролируемому делению.

– И как же с ними бороться? – повторил Фрупов.

– Антитела, киллеры,– ответил Стежень.– Особые клетки, которые опознают «чужих» и их кушают. Иммунная система. Проблема в том, что некоторые вирусы вжираются прямо в «систему уничтожения». Как вирус СПИДа, например. Конечно, организм может некоторое время протянуть и без иммунитета. С медикаментозной поддержкой. Но недолго. Это очень упрощенное представление о вирусах в организме, но…

– Но понятное,– перебил Ласковин.– Что же все-таки можно вытащить из вашей аналогии?

– Минуту,– сказал Стежень.– Я еще не закончил. У вируса есть еще одна особенность, на которую нужно обратить внимание. В неблагоприятных условиях он способен «законсервироваться», перейти, можно сказать, в кристаллическую форму. Трудно обнаруживаемую и еще более трудно уничтожаемую, но… неактивную. До лучших времен. То есть если наша тварь подобна вирусу, то, обнаружив благоприятную среду, она активизируется и действует. А если сочтет ее неблагоприятной – сворачивается. Именно поэтому, я думаю, он удрал не в город, как поступил бы на его месте любой из нас, а в свой лес.

– Интересная мысль,– кивнул Фрупов.

– Если ее не притянули за уши,– возразил Ласковин.

Стежень пожал плечами.

– Это только гипотеза,– сказал он.– А гипотезы, господа, бывают разные. Есть, к примеру, такая, которая утверждает, что вирусы – не что иное, как хранители человеческого генофонда. И гробят только тех, в ком этот самый генофонд дефектный.

– Слышал, слышал,– отозвался Ласковин.– СПИД. Смерть педикам и дуреглотам.

– Упомянутая мною гипотеза,– Стежень иронически улыбнулся,– возникла еще до победного марша синдрома приобретенного иммунодефицита. Так что и СПИД можно рассматривать как ее подтверждение. А можно и не рассматривать.

– Ладно.– Ласковин пожал плечами.– У меня только один вопрос, господа теоретики. Будем мы брать тварь или не будем?

– Сейчас – нет,– ответил Стежень.

Он ожидал, что Андрей станет возражать, но ошибся.

– Нет так нет. Пойдем, Володя. Кирилл, понадобимся – звоните.

Морри-разуму было хорошо. Холодная осенняя ночь, моросящий дождь, приятно охлаждающий разогретое тело. Хорошее тело. Сильное. Ничуть не хуже, чем тело Ликанова. Деревья шумели и раскачивались. То, на котором устроился Морри, раскачивалось тоже. Приятно. Неторопливо наплывали разные мысли. Из дальнего и ближнего прошлого. И совсем не хотелось в Город. И Морри-алчущему тоже не хотелось в Город. Жажду его притупил страх. Да и сыт был, нахватался за последнее время. «Останусь,– думал Морри-разум.– Пройдет время, смертное тело станет бессмертным. И снова впереди вечность. Хорошо».

Морри-алчущий не протестовал. Даже не рвался вернуть потерянное. Боялся потерять все. «Соберем новых,– улещал Морри-разум.– Зачем торопиться, рисковать, если впереди – Вечность».

Медленные мысли, медленная жизнь. Древесная жизнь леса.

«Хорошо»,– думал Морри-разум, теснее прижимаясь к коре. Еще он думал, что совсем скоро обретет бессмертное тело и единение станет полным. А люди, беспокойные люди, смертные люди… Они умрут. И все будет хорошо.

Капли дождя, теплея, стекали по спине Морри. Лес дышал в такт дыханию своего Господина. Его Лес…

Когда Стежень вошел в дом, Елена Генриховна и Карина уже были в полной готовности.

– Привет, все в порядке?

– Конечно,– ответила Елена.– Глеб, я возьму твою машину?

– Если не боишься ГАИ.

– Шутишь?

Женщины попрощались со Стежнем: Энгельгардт – ослепительно улыбнувшись, Карина – не поднимая глаз. Глеб обратил внимание, что повязка, которую он наложил на поврежденную руку Карины, снята. Но ничего не сказал, поскольку видел: опухоль спала.

– Ключи в машине,– сказал он.

В дверях уходящие столкнулись с Игоевым и Мариной.

– Здравствуй, Аленка! – Кирилл чмокнул ее в щеку.– Погоди, не убегай. Мне нужен твой совет.

– Это быстро?

– Не очень.

– Тогда давай я тебе перезвоню. Мы очень торопимся. Мариночка, добрый вечер!

– Добрый.

На подчеркнутое радушие Марина отвечала довольно холодно. Инстинктивно она чувствовала: Елена Генриховна ей не друг. Холодно, но не враждебно, поскольку враждебности не одобрил бы Глеб.

А Глеб смотрел на женщин и неожиданно обнаружил, что его Маринка и Карина похожи. И это сходство особенно заметно, когда рядом с ними Елена.

– До свиданья, мальчики! – Энгельгардт помахала рукой.– Если голодны – обед на кухне. Разберетесь.

Через минуту снаружи раздался рокот Стежневой «Нивы».

Мужчины расположились в гостиной.

– Маринка, свари кофе, пожалуйста,– попросил Стежень.– Кир, послушай, у меня появилась идея. Не подключить ли нам к делу какого-нибудь грамотного физика? Или химика? Пусть бы поиграл с нашим радиоактивным прахом.

– Физика, химика, социолога, историка, кого еще?

– Я серьезно,– заметил Стежень.

– А я – нет! – Игоев с удовольствием развалился в кресле, потянулся к бару, налил себе коньяку.

– Мариша! – крикнул он.– Если тебе не трудно, сделай мне ма-аленький бутербродик с сыром!

– Сейчас!

– Кир! Объяснись! – потребовал Стежень.– Почему – нет?

– Потому что ученый, брат мой колдун,– это ученый. И для ученого, если ты запамятовал, главное – новые знания. Этим он, ученый, печально отличается от мудреца. А наш шустрый черныш – это воплощенное знание. Сам же говорил: его останки – своеобразное хранилище сотен, а может быть, и тысяч слопанных Морри людей. Из оч-чень давних веков. Это для историка, к примеру. А как насчет физика? Или биолога? Или просто человека, которому хочется пожить подольше? Наша с тобой задача – сделать так, чтобы от Морри и следа не осталось. Ни духа, ни праха. Да ни у одного настоящего ученого рука не поднимется уничтожить такой кладезь знаний.

– Уничтожим мы сами,– возразил Глеб.– Но нам нужна информация.

Марина принесла поднос с кофе и с полдюжины бутербродов на тарелке. Поставила на столик, пристроилась на подлокотник рядом со Стежнем.

• Предыдущая
• 67/74
• Следующая