Судьба императора Николая II после отречения - Мельгунов Сергей Петрович - Страница 13

• Предыдущая
• 13/140
• Следующая

Как будто можно сделать определенный вывод – никаких кровавых лозунгов в смысле расправы с династией никто (разве только отдельные, больше безымянные демагоги) в первые дни в массу не бросал[10].

В массах не было заметно инстинктов «черни», жаждущей мести и эшафота. Призыв к гуманности вызывал энтузиазм. Керенский совершенно напрасно перед иностранным читателем рисует картину противоположную – как он рисковал потерей авторитета и престижа в глазах масс, противодействуя требованиям жестокой расправы с царем, с павшей династией и ее слугами. Бывшему руководителю революционной юстиции тем более следовало бы быть осторожным, что, может быть, в его экспансивном воображении, под гипнозом традиции «великой французской революции», вспоминать которую он любил в первые дни, вставал образ знаменитого королевского процесса ХVIII века и возможная судьба Николая II рисовалась в виде судьбы Людовика XVI. Керенский с негодованием отвергает «старческий бред» Карабчевского, рассказывавшего, что при первом официальном посещении 3 марта Петербургского Совета прис. поверен. министр юстиции намекал на возможный процесс со смертным исходом для бывшего венценосца. Сцена, переданная в воспоминаниях старого адвоката, весьма вероятно не соответствовала той картинности, с которой она изображена. Но дело ведь не в этой внешности. Зарудный, первый товарищ министра юстиции, человек иного лагеря, нежели Карабчевский, по существу подтвердил позже в публичном докладе «Падение Врем. Правит.», сделанном в Москве в 24-м году, рассказ Карабчевского. Зарудный утверждал, что Керенский был первоначально противником декларативной отмены смертной казни, потому что считал необходимым смертный приговор в отношении Николая II. (Сведения о докладе Зарудного заимствую из воспоминаний с. р. Вознесенского.) Версия Зарудного объясняет непонятную задержку с опубликованием только 12 марта указа об отмене смертной казни, задержку, побудившую редакцию петербургской газеты «День» поставить Временному Правительству вопрос – газета указывает на распространившийся слух о том, что на Времен. Правительство оказывается в этом отношении влияние со стороны. Общественное мнение (далеко не только демократическое) в России издавна и твердо усвоило отрицательный взгляд на смертную казнь, поэтому молчание революционного правительства вызвало всеобщее недоумение, о котором 7 марта в Москве в Комитете Обществ. Организаций говорил известный общественный деятель доктор Жбанков, один из самых страстных поборников уничтожения смертной казни. Понятно, что Керенский, всегда бывший среди боровшихся за уничтожение смертной казни, легко скинул «тогу Марата», ему действительно не свойственную[11].

Проф. Пэре в предисловии к книге Керенского («La Verite») отмечает (оговорившись, что он не знает насколько это точно), что, как говорят, Царь, отдавая себе отчет, что одной из причин отмены смертной казни было желание спасти его, и с присущей ему простотой сказал, что это великая ошибка и лучше было не озабочиваться его спасением. Творцом этой наивной легенды является, возможно, сам Керенский, который об этом говорил при первом свидании с Царем. Так утверждали члены царской семьи и еще точнее: так показал при допросе у Соколова гувернер наследника Жильяр, сославшись на слова своего малолетнего воспитанника, Керенский не помнит, но допускает возможность, что он говорил в этом смысле. Если Керенский не сам создал легенду, то он усвоил ее. В 17 м году он намекал об этом бар. Мейендорфу (его письмо в «Посл. Нов.»). Также связывал он акт 12 марта с судьбой царя в Парижском докладе, прочитанном в 36 м году.

Эту легенду в свое время усиленно поддерживали большевики, когда Врем. Правительство сочло себя вынужденным частично восстановить смертную казнь: в резолюции «Путиловских рабочих» 11 августа прямо говорилось, что правительство отменило в свое время смертную казнь, чтобы спасти жизнь Николаю Романову и его приспешникам.

Итак, никакой специфической атмосферы цареубийства в первые дни революции не было – это плод досужей фантазии некоторых мемуаристов. Но действительно было опасение (не только в советских кругах), что Царь находится на свободе. Неуверенность, ощущаемая всеми, – слишком легко дался переворот, а «чудес» в жизни, казалось, не бывает. Даже «Русские Ведомости» осторожно указывали на эту опасность в день, когда революционное действие, свергшее старый режим, формально было закончено: «Нужно помнить, что реакция раздавлена и бессильна до тех пор, пока господствует единение. Всякий раскол вдохнет в нее новую жизнь и новые силы» (статья 3 марта). Поэтому решительная позиция Петроградского Совета встречала широкий отклик. Общественное мнение, как мы видели, совершенно не отдавало себе ясного отчета, при каких условиях произошло отречение Императора.

6 марта Исп. Комитет выступает уже более решительно, переходя от слов к действию. В протоколе заседания этого дня записано: «Чхеидзе докладывает о своих переговорах с Времен. Правительством относительно ареста Дома Романовых. Правительство до сих пор окончательного ответа не дало. От ген. Алексеева поступило заявление от имени Николая Романова о желании его прибыть в Царское Село. Времен. Правительство, видимо, против этого не возражает. Один же из министров заявил, что если Исп. Ком. Совета Раб. и Солд. Депутатов окончательно решил арестовать Николая, Времен. Прав. сделает все, чтобы облегчить Исполн. Комитету выполнить эту задачу».

В информации Чхеидзе не может не остановить внимания заявление, сделанное одним из министров как бы от имени всего правительства. Комментаторы с легкостью подставляют здесь имя Керенского – «представителя» Совета в правительстве. Между тем Керенскому не совсем свойственна была такая закулисная тактика, гораздо естественнее предположить внушение со стороны Некрасова, который разделял взгляды радикальной части «цензовой общественности», склонявшейся к необходимости изоляции отрекшегося Царя. Не будем пока комментировать перспективы, которые открывались перед Исп. Ком. неизвестным вам членом правительства. Согласно протоколу, Исп. Ком. постановил: «Немедленно сообщить военной комиссии… о принятии мер к аресту Николая Романова».

Суханов несколько по-иному освещает этот вопрос. В его объяснениях одно должно быть заранее отвергнуто – это полученное будто бы сообщение о том, что «Николай с семьей уже бежал за границу», т.е. мотив, который Шляпников выставил для объяснения постановления об аресте, вынесенного еще 3 марта. Было ясно для всех, что, по мнению Суханова, пустить монарха, «недовольного своим народом», за границу было бы такой «сверхъестественной близорукостью», которой нельзя было ожидать от Испол. Комитета. Это объяснение – отзвук позднейшего, о котором предстоит еще сказать. В действительности 6 марта, говоря словами Суханова, шла речь именно о том «обломке крушения», о том «огрызке величия», который блуждал в страхе «без надлежащего смысла и без всякого к нему внимания».

«Ввиду позиции, занятой Мариинским дворцом, – повествует Суханов, – было принято очень быстро и единодушно, что дело Романовых Совет должен взять в свои руки» [12].

Но что же делать с Романовыми?.. Об этом некоторое время спорят, и, судя по тому, что в конце концов остановились на временной мере, истина рождалась здесь довольно туго… Как будто кто-то слева требовал непременно Петропавловки для всей семьи, ссылаясь на пример собственных министров Николая и на прочих слуг его. Но не помню, чтобы стоило большого труда смягчить решение Исполн. Ком. Была решена временная изоляция самого Николая, его жены и детей в Царскосельском Дворце. Больше разговоров возникло по поводу того, что делать с прочими Романовыми… Кажется, было решено за границу не пускать никого и всех по возможности прикрепить к каким-нибудь своим усадьбам. Все это должно было быть продиктовано Времен. Правительству на предмет соответствующих распоряжений… Но этого было недостаточно. Ведь по нашим сведениям Романов был уже в дороге… Ограничиться требованием, хотя бы и ультимативным, к Времен. Прав. было нельзя. Исполн. Ком. без долгих разговоров, без всяких вопросов о своих функциях и правах, постановил дать приказ по всем жел. дор. задержать Романовых с их поездом, где бы они ни находились, и сейчас же дать знать об этом Исп. Ком. А затем один из членов Исп. Ком. с подобающей свитой был отряжен для ареста Николая в том месте, где будет остановлен его поезд, и для водворения всей царской семьи в Царское Село. Предназначенный для этой цели член Исп. Ком. был Кузьма Гвоздев… Выполнить свою миссию Гвоздеву не пришлось. Времен. Прав. быстро и послушно взялось выполнить требование Исп. Ком. Еще раньше, чем на другой день Керенский в Москве успел «под личным наблюдением» препроводить Николая в Англию, правительство постановило «лишить его свободы», изолировать в его старой резиденции, о чем и опубликовать «во всеобщее сведение».

• Предыдущая
• 13/140
• Следующая