Цель и средства - Михановский Владимир Наумович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая

– Хочешь меня обидеть? Напрасно. Я не собираюсь ссориться с тобой, – произнесла негромко Шелла.

Они помолчали.

– Послушай, разве ты улетаешь в Скалистые горы? – спросила тихо Шелла, воспользовавшись паузой в оркестре.

– Да.

– Зачем?

– Дело есть.

Альвар посмотрел на девушку и добавил:

– Дело, самое важное в моей жизни.

– И я об этом ничего не знала…

– Так получилось, Шелла. Не сердись, я все тебе объясню… Видишь ли, я должен сделать выбор: ты – или уравнение мира.

– Выбор? – поразилась Шелла. Ей показалось, что она ослышалась.

– Я имел вчера с Мензи обстоятельный разговор. Попросил его всесторонне исследовать меня.

– Ты себя плохо чувствуешь? – встревожилась Шелла. – Ты болен?

– Не то. Я решил определить потенциал своего головного мозга. Так сказать, потолок моих возможностей. Мензи уделил мне много своего драгоценного времени.

– Что он делал?

– Снимал биотоки, чертил какие-то графики. Потом сказал: «У вас, молодой человек, несомненные признаки гениальности. Будет жаль, если они не получат развития. А это легко может произойти». «Почему?» – спрашиваю я. «Видите ли, – отвечает Мензи, – у вас несчастная конституция. Такая конституция встречается крайне редко. Посмотрите на этот графике, – и протягивает мне ленточку, которая только что выползла из дешифратора электронного диагноста. Затухающая кривая. График пересекается красной горизонтальной чертой.

«Красная линия – это средний мыслительный уровень человека, – поясняет Мензи. – Видите, как высоко отклоняются от него пики вашего графика?» – «Но кривая затухает», – говорю. – «Вот, вот, молодой, человек, вы ухватили самую суть. Наибольшая амплитуда у кривой получилась, когда я включил этот аппарат и оставил вас одного, наедине со своими мыслями. Комната, обратите внимание, снабжена релейной защитой, что обеспечивает полную изоляцию. Но стоило мне зайти, и амплитуда – глядите! – растаяла, как кусок сахара в стакане горячего чая. Теперь вам, надеюсь, ясно, куда я клоню? Структура вашей нервной системы такова, что для полного выявления способностей вам необходимо абсолютное уединение. Я подчеркиваю – абсолютное. Пока будете общаться с кем бы то ни было, ничего, возвышающегося над средним уровнем, из ваших исканий не получится».

– И ты ему поверил?

– Во всяком случае, это мой единственный шанс, Шелла. Забраться, как говорится, в башню из слоновой кости. И жить там…

– Сколько?

– Год. Десять лет.

– Или всю жизнь?

– Может случиться, и так.

– Ты будешь там, в Скалистых горах, совсем оторван от людей… – сказала Шелла.

– Связь с внешним миром будет осуществлять Абор Исав. Теперь ты понимаешь, зачем он мне нужен?

– А как же условие Мензи?

– У Исава позитронный мозг, он не излучает альфа-ритмов, как обычный.

– Вижу, ты все продумал. Только обо мне забыл, – с горечью произнесла Шелла.

– Я вернусь к тебе, когда выведу уравнения, – сказал Альвар, но его слова прозвучали не убедительно.

– А мне прикажешь ждать тебя? Год? Десять лет? Всю жизнь? – Шелла подняла на Альвара глаза, полные слез. – Послушай, за деньги можно купить все. У меня есть кое-какие сбережения… Ты можешь купить себе уединение где угодно, даже в центре большого города. Особняк со звуконепроницаемыми стенами, Вокруг – густой парк, огороженный стеной. А?

– Не то, – покачал головой Альвар. – Альфа-волны не знают преград. Одна надежда – и ее поддержал Мензи – что при достаточном удалении они затухают.

Помолчав, Альвар добавил:

– Эйнштейн более половины жизни отдал единой теории поля. Он сделал многое, не не успел завершить грандиозной работы – помешала смерть. Я верю, что мне суждено завершить теорию Эйнштейна – самое поразительное создание человеческого ума. Разве для достижения этой цели не годятся любые средства?

Над заливом Дохлого кита клубился серый туман. Солнце вот-вот должно было вынырнуть из-за горизонта.

Все лица казались серыми – подстать туману. Веселье явно шло на убыль, подобно кривой гениальности, снятой для Альвара Жильцони великим Мензи.

Оркестр на соседнем плоту умолк.

Дальний маяк не казался уже таким таинственным и огромным. Он будто стал поближе и поменьше.

– Пойдем? – предложил Жильцони.

Выбравшись из лодки на берег, они молча прошли с десяток шагов по дороге, ведущей в порт. Альвар пытался поймать взгляд Шеллы, но это никак ему не удавалось.

– Значит, расстаемся? – сказала она наконец подозрительно ровным голосом. – Поедешь к своему приятелю, готовиться к отлету в Скалистые горы?

– Давай проведем вместе сегодняшний день, – предложил Альвар. – Поедем за город, побродим.

– Прощальный день, – усмехнулась Шелла. – Ты когда решил вылетать?

– Завтра.

– Так скоро? – Шелла остановилась. – Как же мы можем бродить? У тебя только один день на подготовку.

– Статьи, книги и свои научные заметки я уже сложил, остальное сделает Исав, – сказал Жильцони.

– А если он напутает, возьмет не то, что нужно?

– Не напутает. Исав умеет читать мои мысли, – усмехнулся Жильцони.

Они миновали порт и подошли к остановке аэробуса.

– Куда поедем?

– Какая разница?

Сверху круто спикировал аэробус. Он замер на шипящей прослойке воздуха, в полудюйме от поверхности асфальта.

В аэробусе они долго молчали, сосредоточенно глядя вниз.

Траектория аэробуса, если рассматривать ее со стороны, напоминала волнообразную кривую, составленную из одинаковых дуг. Аппарат коротко разгонялся, затем взмывал ввысь, описывая параболу, точь-в-точь как брошенный камень. Затем – благодаря точно рассчитанному импульсу – приземлялся в нужном месте, менял пассажиров, и все начиналось сызнова.

Машина приближалась к центру города. С каждым прыжком аэробуса дома становились все выше. Наконец, наступил момент, когда аппарат летел между сплошных стен, словно птица, попавшая в узкое ущелье: здесь дома были слишком высоки, чтобы прыгать через них.

– Говорят, а таком доме человек может провести вою жизнь, не выйдя ни разу наружу, – сказала Шелла, указав на гигантское здание, выделявшееся размерами даже среди своих собратьев.

– Ну и что?

– Но ведь это ужасно – целую жизнь провести в каменном мешке, голубое небо и зеленые листья видеть только из окна…

Альвар пожал плечами:

– Дело привычки.

Они сошли на конечной остановке и двинулись вдоль стены, рафинадно сверкавшей в лучах утреннего солнца.

– Всю жизнь провела в городе, и ни разу не добиралась до стены, – сказала Шелла. – А ты бывал здесь?

– Нет.

Шелла провела пальцем по шероховатой поверхности стены.

– Хорошо здесь, – вздохнула она. – Людей не видно. Воздух чище, и зелени больше.

– Город перестал расти вширь благодаря стене, – заметила Шелла.

– Зато он продолжает расти вглубь и ввысь.

– Но так не может продолжаться до бесконечности.

– И потому город рано или поздно умрет.

– Город умрет? – остановилась Шелла. – Как это ты себя представляешь?

– А вот послушай. Человек смертен, не так ли? В клетках его с течением времени накапливается вредная информация. В «памяти» клеток в силу разных причин появляются искажения, которые затем воспроизводятся. В переводе на язык нефизиков – человека начинают одолевать разные хвори, которые и сводят его в конце концов в могилу.

– Болезни иногда и вылечивают.

– Да, и вместо одной вылеченной появляются три новые. Но дело не в этом. Так или иначе человек умирает. Пусть он достигает и весьма почтенного возраста – какая разница?

– Причем тут город?

– Город – это тоже организм. Единый организм, который ограничен естественными – или неестественными – рамками. Город зарождается, растет, зреет. А затем начинает пожирать самого себя.

Они сели на чугунную скамью, тень от которой сбегала к пруду, в нем плавали два грязно-белых лебедя.

– Там, наверно, холодно… – сказала Шелла.

– Где? – не понял Альвар.

• Предыдущая
• 5/26
• Следующая