Такие разные сны - Надеждина Ирина Николаевна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/81
• Следующая

Вика и Людмила сидели в гостиной и пили чай. В соседней комнате работал телевизор и время от времени оттуда слышались детские голоса и смех. За окном метались на ветру почти голые ветви дерева. Людмила и Вика обменивались новостями. Вика старалась казаться веселой, но сегодня ей это удавалось не очень хорошо.

– Вика, что ты сегодня то ли расстроенная, то ли уставшая, – сказала Людмила.

– Тебе показалось, Люсенька, – Вика старательно улыбнулась.

– Ой ли? Ну, не хочешь, не говори. Зося куда умчалась?

– На свидание. Зося, возможно, скоро станет не Ларченко, а Карелиной, – улыбка Вики стала грустной.

– Постой, что-то фамилия знакомая, – Люся наморщила лоб ровно настолько, чтобы мимолетные морщины не перешли в хронические.

– Конечно, знакомая. Только не пытайся вспомнить, кто такой Стас Юрьевич Карелин.

– Стас Юрьевич? – Люся чуть-чуть углубила морщинки. – Стасик что ли?

– Ну, да.

– И давно это у них?

– Не особенно. Меньше месяца. Только Стасик на это что-то слишком уж серьезно смотрит.

– Ты из-за этого расстроилась?

– Нет, Люсенька, не из-за этого. Я не думаю, что Зося выйдет замуж за него завтра же, а, если и выйдет, то так тому и быть. Кричать, что она предала память о моем брате, я тоже не стану. Не те времена, когда жену вместе с мужем хоронили.

– Ты, наверное, права, – Людмила задумчиво посмотрела на Вику. – Только вот глядя на тебя, не скажешь, что это твоя позиция. Кажется, ты сама себя похоронила.

– Оставь, Люсенька, – поморщилась Вика.

– Как скажешь. Так что там у Зоси со Стасом?

– Стас – он только с виду шалопай. Я на него уже много лет смотрю.

– Зося тебе сама сказала?

– Нет. Пару недель она ходила какая-то потерянная, то глаза заплаканные, то вроде бы сказать что-то хотела, и не решалась. Я её спрашиваю, что случилось, а она – всё в порядке, не волнуйся. Мне уже глупые мысли в голову полезли, что с ней начнет снова твориться такое же, как после похорон. Неделю назад я как-то ночью проснулась. Что-то на душе мне неспокойно стало. Встала, сходила в детскую, Лиза и Гриша спят, всё нормально. Пошла на кухню, напиться, прохожу мимо Зосиной комнаты, вижу свет из-под двери. Ну, я зашла. Она сидит напротив Юриковой фотографии, плачет и шепчет: «Прости меня, Юрочка!». Я еле её успокоила, а из-за чего плачет, так и не узнала. Три дня назад Женя выходная была. Я собиралась на работу. Стас приехал, как обычно. Я пошла к себе в комнату за часами, возвращаюсь, а Зося и Стасик целуются. Меня увидели, думала, что провалятся от стыда. От обоих прикуривать можно было. Я ничего не сказала. По дороге меня Стасик уверять начал, что у него всё серьезно, и попросил, чтобы я Зосе ничего не говорила.

– А ты?

– Пришлось сказать Стасику, что он балбес, и я ничего плохого не собираюсь никому говорить. Вечером ещё и Зосю пришлось уговаривать. Я пока домой вернулась, она вся изревелась. У неё состояние ужасное – и Юрика забыть не может, и Стас нравится, потерять его страшно.

– Ты не в курсе, далеко это у них зашло?

– Достаточно далеко. Она же не всегда здесь ночует.

– А тебя что беспокоит? Только не говори, пожалуйста, что ничего, – Людмила внимательно посмотрела на Вику.

– Ладно… Вот ведь ты какая любопытная, всё равно всё выспросишь… – Вика подлила ещё чаю и улыбнулась.

– Коля говорил несколько дней назад, что ты кого-то выгнала.

– Выгнала. Терпеть не могу прилипал и альфонсов. А ещё и такую мразь… – Вика брезгливо передернула плечами. – Помнишь, некоторое время ко мне пытался в утешители набиться Петенька Король?

– Что-то такое слащавенькое?

– Ну, да. Вот я этого урода и выгнала. Понимаешь, мало того, что он начал поносить всех подряд – Колю, Егора, всех… он ещё и про Диму начал гадости говорить! – Вика побледнела. – Видишь ли, Амерханов мною пользовался, я за него вынуждена была замуж выйти, чтобы из нищеты выбраться, а он был просто угрюмым жлобом, даже улыбаться не умел… Гаденыш… Дима улыбаться не умел… – у Вики дрогнули губы. – Да ему до Диминых улыбок жить и жить…

– Вика, успокойся, – Людмила ласково погладила её по голове.

– Люсенька, я просто устала так жить, – Вика взяла сигарету. Пальцы её дрожали. – Скажи, что мы в жизни плохого сделали? Ты, Коля, я? Мы же за два года перехоронили всех своих близких! Не знаю, как ты, а я уже боюсь телефонного звонка. Я никогда и никому в жизни не желала зла, никогда никому не завидовала. Я была просто счастлива тем, что был Дима, что он меня понимал, что он меня любил, а я любила его. Теперь… знаешь, наверное, если бы не Лиза и Гриша, точно натворила бы чего-нибудь… Почему-то всем кажется, что я должна быть счастлива из-за того, что его теперь нет…

– Ну, допустим, не всем, – Людмила тяжело вздохнула. – Я тоже довольно часто слышу, что я выходила замуж не за Колю Матюхина, а за всё, что к нему прилагалось. Лариска то же самое слышит регулярно. Везет же всяким гадюкам. Ещё мы временами узнаем, что наши мужики – последние сволочи, ворье, буржуи недобитые, раскулачивать пора, жаль, не семнадцатый год. Мы, оказывается, стервы, каких свет не видел, а дети наши от родителей далеко не ушли.

– Если бы я только это услышала, я бы так не прореагировала. Я такое слышала и плевать на это хотела. Матери-покойнице как-то одна из сотрудниц высказала, что хорошо знать заранее, кому дочь подложить. Оказалось, мои родители меня чуть ли не с пеленок готовили для того, чтобы подложить Амерханову-младшему. Договорилась же дура до такого бреда! Самое смешное во всей этой истории, то чего она точно уж не знала. Я ведь родилась через день после того, как Дима женился на Лолите.

– Действительно забавно! – Людмила рассмеялась. – Я как-то и не задумывалась.

– Я тоже не придала этому значения. Просто как-то мой папашка ударился в воспоминания, когда мы пришли. Зашел разговор о заводе, о том времени, когда Дима директором был, потом, когда Максим Исмаилович. Папашка и рассказал историю, когда он утром к нему на ковер попал. Говорит, зашел и обмер – сидит Амерханов-старший мрачнее тучи, никогда раньше таким мрачным его не видел. Ну, узнал что к чему и вместо того, чтобы чертей дать, дал премию. Дима посмеялся и сказал, что было от чего мрачному сидеть – как раз после свадьбы.

– Вика, это судьба, – всё ещё улыбаясь, сказала Людмила. – Давай, успокаивайся.

– Не могу, Люсенька… – Вика тяжело вздохнула. – Не могу… Со мной сегодня глупо пошутили. Такую шутку ещё и придумать нужно было. Сострил человечек, что при таком количестве родственников, похороненных за такой короткий срок, мне стоило стать не реаниматором, а прозектором или, даже лучше, санитаром в морге. У меня, по его мнению, должен был сформироваться стойкий иммунитет на покойников.

– Ого! Это где же и кто у нас острить научился так весело? – Людмила нахмурилась.

– А это у нас фельдшер есть. После меня пришел. Я довольно спокойно воспринимала его реплики, что везет ему на Амерхановых – из-за Лолиты Амерхановой с Димой как-то повздорил, с женой развелся, без денег остался, а теперь с Викторией Амерхановой работает вместе, да ещё и на её месте. Его, правда, всё время Генрих одергивает, а он продолжает. По-моему до него просто не доходит. Сегодня у нас один из выездов был на ДТП. Столкнулись два КАМАЗА. Мы, когда приехали, один водитель был ещё жив. Умер у нас в машине, по дороге в больницу, – Вика помолчала. – Меня, что называется, трясти начало – я Юру вспомнила. А этот… он, оказывается, меня так подбодрить хотел… Ему, видишь ли, не понять было, из-за чего я расстраиваюсь…

– Вика, ты успокойся, – Людмила смотрела на неё с нескрываемым сожалением.

– Угу… попробую… – Вика кивнула и вместо этого расплакалась.

Людмила подсела к ней поближе и обняла за плечи. Ей нестерпимо жаль было Вику, но она ничего не могла поделать.

– Вика, не плачь, не надо, – тихо сказала она. – Давай что-нибудь придумаем и интернатуру ты закончишь в другой больнице… В крайнем случае, можно ведь и просто перейти в другую бригаду или ещё что-нибудь придумать?

• Предыдущая
• 24/81
• Следующая