Директива – уничтожить - Нестеров Михаил Петрович - Страница 22

• Предыдущая
• 22/93
• Следующая

– Так ведь жечь будет ногу-то, – улыбнулся Рябов.

– Вы же недолго у врача будете! Минут за десять до приема прилепите горчичник, к этому времени ногу у вас зажжет, температура поднимется. Только ногами нельзя елозить, сами понимаете, что будет.

– Понимаю, разоблачат и настучат по репе.

– Ну вам-то это не грозит. – Малышев осекся. – Простите, товарищ подполковник, расслабился.

– Вот и хорошо, в таком тоне и должна проходить беседа. Позови-ка сюда Говорова.

Малышев вышел и через несколько секунд вернулся с лейтенантом.

– Вот что, лейтенант, срочно разыщите мне капитана Романова. Если его нет в части, пошлите за ним домой. Скажите, что его вызывает начальник штаба. Не я, а начальник штаба. Так он может быстрее прийти. – И Рябов без паузы задал вопрос: – Кстати, вы не знаете, Романов уже закончил ремонт в своей квартире?

Говоров посмотрел на подполковника удивленно.

– По-моему, да. Недели две назад.

– И полы покрасил?

– Полы точно покрасил. Ребята у него дома были.

– Так, лейтенант, если Романова нет в части, домой ему не звоните. Свяжитесь с командиром. Мне срочно нужна группа захвата в десять человек, включите в ее состав младшего сержанта Малышева, он все равно в курсе. Больше никому ни слова.

Говоров побледнел и вытянулся. Козырнув, он вышел из кабинета.

– Ну, Сергей, похоже, ты поставил последнюю точку. Все, поступай в распоряжение Говорова.

– Вот сука! – процедил Малышев, хищно прищурившись.

– Ну-ну, Сергей, только без эмоций. Выводы делать еще рано. О чем мы с тобой говорили тут – никому ни слова.

– Понял, товарищ подполковник. Разрешите идти?

Рябов отпустил его кивком головы.

Антон, подойдя к Романову, присел на колени.

Рот у капитана был приоткрыт, он часто отрыгивал, пуская на рубашку слюни; лицо белое, губы, сложившись в страшную гримасу, приобрели синеватый оттенок.

Антон вгляделся внимательней: глаза капитана с невероятной быстротой теряли жизненный блеск.

– Юлька! Воды, быстро! Много!

Девушка сорвалась с места и побежала на кухню. Из всей компании самым сообразительным оказался Образцов, вслед за Юлькой он пошел в ванную и вернулся с эмалированным тазом.

Юлька наливала воду из трехлитровой банки в кружку, Антон, запрокинув голову Романову, пытался влить воду в рот, но вода не шла, выливаясь обратно.

Развязав Романову руки, он потащил его в ванную. Перегнув через край ванны, Антон, стоя сзади, надавил ему обеими руками на живот. Живот у капитана был неестественно вздут, при надавливании газы отошли через рот, наконец-то желудок капитана дернулся, и его вырвало темно-коричневой жидкостью, похожей на кофейную гущу.

Запах рвоты был настолько резким, что Антона самого едва не стошнило. Приподняв капитана, он взял у Юльки кружку с водой; Романов сумел выпить только половину.

В дверях столпились пацаны, тревожно наблюдая за действиями Антона. Он обернулся к ним.

– Отойдите от двери, дайте воздуха. – Он похлопал Романова по щекам: – Давай, возвращайся…

Романов смотрел на него из-под полуопущенных век, продолжая отрыгивать. В несколько приемов он сказал одно только слово:

– Коньяк…

Последнее время Романов все чаще стал прикладываться к бутылке, даже Дробов заметил его отечные щеки и чуть подрагивающие руки.

– Что дороже всего на свете? – спросил он у капитана, когда тот в очередной раз приехал в Москву.

Романов пожал плечами, отвечать не хотелось, все равно не угадаешь, он сказал первое, наболевшее, что постоянно, кроме водки, торчало у него в голове:

– Деньги.

Дробов удовлетворенно кивнул:

– Это очень хороший ответ. Гораздо хуже, когда на вопрос «Что дороже всего на свете?» ты ответишь: «Сто граммов, поданные вовремя».

Романов хмыкнул и промолчал.

…Никто не знал, где находится сейчас Антон Никишин, – ни Рябов, ни Кравец. Они могли искать его в Ульяновске, Волгограде, Москве, но Антон не покидал пределов Самарской области. Причина была только в нем, в капитане Романове, и он ждал Антона. Вряд ли тот появится сегодня, скорее всего дня через два, когда розыск беглеца в области потеряет накал.

Никишин сейчас где-то отлеживался, набирался сил и разрабатывал план встречи с командиром роты, хотя план должен быть весьма прост. Романов и Никишин знали об этом. Место встречи – только квартира капитана, иначе проиграют оба.

Романов вернулся в свою холостяцкую квартиру раньше обычного. Навернув на табельный «ПМ» десятисантиметровый глушитель, он вложил пистолет в самодельную кобуру вроде «мексиканской петли» и прицепил ее на пояс. Теперь, чтобы мгновенно выхватить пистолет, не нужно долго копаться.

«Итак, – думал Романов, – Антон сегодня вряд ли придет, а вот завтра или послезавтра объявится. У него есть вопросы, на которые он хотел бы получить ответы. И он получит их». Капитан, тронув рукоятку пистолета, нервно улыбнулся.

Слишком смышленым оказался Антон, ловил все на лету; если бы прослужил еще год, стал бы лучшим в части, лучше прапорщика Шляха. «Как ловко он его, – качая головой, вспоминал Романов. – Без страха шел на пули, как одержимый». Перед его глазами предстала мрачная картина: трупы караульных, оскаленное лицо Шляха, автомат в руке Антона. Короткая очередь, и Шлях, схватившись за грудь, рухнул на колени. Если бы Романов промедлил секунду-две, Антон достал бы и его.

«А соображает он быстро, – продолжал размышлять Романов. – Очень быстро, настоящий профи. Давай, Антон, отлежись денек-другой и приходи в гости. Для меня ты гость, для остальных – психопат-убийца. И точнее: я не сделаю того, что задумал».

Романов, достав из кармана записную книжку, набрал московский номер. Ему ответил мужской голос. После приветствий московский абонент сказал:

– Меня беспокоит здоровье твоего племянника и твое.

– У него маниакальные отклонения, план немного ушел в сторону, но все будет нормально.

– Я уже слышал это, когда ты готовил операцию. Я указал тебе на слабые стороны, но ты встал в стойку.

– Я все исправлю, он должен прийти ко мне. Я жду его.

– Ты или лечи его, или… Если ты выберешь первое, то тебе придется стать его донором – отдашь ему свои мозги. Если второе – живи полноценно. В следующий раз, когда будешь звонить, определись окончательно. Своих людей я буду держать наготове. Если боишься их, выскреби свои мозги ложкой и положи их в морозильник. Ты понял меня, Дима?

– Да.

Абонент отключился.

– Мразь! – Дмитрий Романов швырнул трубку. Угораздило же его связаться с этим подонком. Они все там в своей организации ненормальные. Все.

И я тоже.

Охмурили?

Нет, сам себя дал объехать, и искать оправданий бесполезно. Тут все: озлобленность, безверие, мутный взгляд вдаль, одиночество, осклизлая лапша с тушенкой в солдатской столовой, нежелание – в полном объеме этого слова. Кому и зачем передавать свой опыт? Чтобы кто-то истошно кричал по ночам: «Достаньте эту суку»?

Прозрение?

Если да, то запоздалое. Это слово вообще имеет статус постоянно опаздывающего гостя с татарской физиономией.

Романов удобно устроился в кресле, захотелось позвонить в Североморск и поговорить с сестрой Татьяной, но он только покосился на открытую записную книжку; снова налил коньяку, пил уже мелкими глотками, подолгу держа коньяк во рту. Открыв московскую газету, которую с утренними гостями ему переслал Дробов, он с усмешкой уставился на фотографию человека, за спиной которого висел портрет Сталина. Правда, усмешка была бледной, он боялся этого человека. Боялся даже тех огромных денег, которые тот заплатил ему. Романов никогда не видел столько денег сразу, он спрятал их в сапоги, которые повесил в кладовке, прикрыв сверху грязными носками. Более надежного убежища он придумать не мог. Да и кто сунется в его однокомнатную квартиру с убогой мебелью? Не было еще случая, чтобы обворовывали квартиры офицеров-доходяг. Он вообще-то служил в спецподразделении, зарплату, конечно, тоже задерживали, но всего на месяц-другой, только что на нее можно купить? Сразу ничего не купишь, а накопительством, как это делали раньше, сейчас никто не занимался. И что накопишь? Разве что пополнится запас пустых бутылок в подвале сарая.

• Предыдущая
• 22/93
• Следующая