Диверсанты из инкубатора - Нестеров Михаил Петрович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/65
• Следующая

Следующая сережка. По виду – из золота. Прямоугольной формы, с египетским орнаментом. Стоп! Она же открывается. Полковник воспользовался самым тонким лезвием раскладного ножа и открыл крышку. Серьге больше подошло бы определение медальон, внутри него, как и положено, фотография. На снимке Сангалло узнал парня по имени Михаил Наймушин.

«Мы уединялись с моим парнем, часами ласкали друг друга, будто назавтра уже не переглянемся, не перемигнемся, а через неделю не трахнемся».

Во всяком случае, эти слова были откровенными. Сангалло понял, что начинает жалеть девушку. Но так не должно быть.

Он закрыл серьгу-медальон, сложил украшения в пластиковый пакет. Некоторое время смотрел на них. Пожалуй, подумал он, ему удастся быстрее расположить к себе Тамиру, если он чуть уступит ей.

Сангалло, неотрывно глядя на побрякушки, вдруг уловил, как это часто бывает, их движение, услышал голос Тамиры, совсем другой, рожденный мимолетным гипнозом: «Слушай, мне откровенно хреново без моих цацек». Она показывает продырявленный в нескольких местах и словно раздвоенный, как змеиный, язык. Поводит, будто изгрызенной молью, бровью, обводит пальцем вокруг соска. Дальше ее рука скользит к лобку. «Ты понимаешь, о чем я говорю».

Не без доли отвращения Сангалло прогнал видение.

Сотовый телефон. Фирмы «Сименс». Не самой последней серии. Он включил его, открыл меню входящих и исходящих звонков, сообщений. Пусто. Справочник – только один номер. Сангалло открыл его свойства и увидел, что он стоит на быстрой связи, ему присвоена клавиша номер 2. Больше ни в памяти телефона, ни в памяти SIM-карты никакой полезной информации. Про этот телефон можно было сказать, что он чист, и добавить: а его обладатель имеет исключительную память.

Сангалло открыл крышку, вынул аккумулятор. Вслед за ним – симку. Все, теперь над этим телефоном можно только ностальгировать. Полковник усмехнулся, подобрав другое определение: издевка. Телефон представлял собой пластилиновый ключ от металлического замка.

Он вызвал охранника, который дежурил у камеры утром.

– Ты разговаривал с арестованной?

– Нет.

– Она пыталась заговорить с тобой?

– Разве что языком тела и жестов.

– Объясни, что это значит. – Сангалло начал терять терпение.

– Она несколько раз раздевалась и делала вид, что занималась йогой.

– Ты что, йог, чтобы сделать такое заключение? – сощурился полковник. – Или эксперт в этой области?

– Я знаю пару асан.

– Что еще? Пару методов управления психикой и физиологией человека? По всему выходит, что все эти асаны и методы раненой женщины предназначались тебе. Час назад я заметил твоему напарнику, который не смог ответить, что делает арестованная: «Врежь «глазок». Выходит, ты приоткрывал дверь, подсматривал. А твоя подопечная, изнемогая в позе лотоса, была уверена, что ты достиг кульминации и превратился в писающего мальчика.

– Вы не правы, доктор.

– Обиду и прочие чувства запихни себе в задницу.

Сангалло вложил в пакет сотовый телефон – без батарейки, симки, даже без задней крышки – и бросил на край кровати.

– Отнеси арестованной. И если ты задашь вопрос мне, арестованной, случайному прохожему, блохам, которых ты тактично оставил за дверью, можешь считать себя уволенным. Выполняй приказ. Одну секунду. Ты войдешь к ней в камеру по моему сигналу. Держи рацию наготове. Если арестованная потребует что-то необычное, что хоть немного насторожит тебя, например, бульдозер для сноса зданий, немедленно свяжись со мной. Это все.

Сангалло не мог найти причину своей несдержанности. Но причина была рядом. Он вдруг пожалел о том, что не смог задержать Наймушина и Скобликова. Мог рассчитывать на успех, поскольку считал, что имеет опыт. Хорошо бы продолжить список, в котором уже значилось имя Вадима Левицкого.

Пальмиро поднялся на второй этаж, открыл окно в одной из гостевых комнат, выходящее на северное крыло. Вооружившись биноклем, он сразу увидел решетку на подвальном окне. Его удивила толщина прутков, из которых она была сварена. И Сангалло поначалу обеспокоился: сумеет ли он разглядеть хоть что-то сквозь решетку.

Хоть что-то. Он надеялся на эту малость.

Напрасные опасения, подумал он. Семикратное увеличение создало эффект, при котором выросшие в размерах прутья решетки визуально съели пространство между ними.

Пальмиро отчетливо разглядел часть пола, дверь целиком, даже край матраса. Хорошая видимость, но ракурс не позволял разглядеть девушку.

Полковник пожалел о том, что, имея возможность воспользоваться аппаратурой прослушивания и видеозаписи, не подготовил этого мероприятия. Сейчас мысленно оправдывался перед собой: Тамира поторопила его.

Ее игра понравилась Сангалло. Он мог назвать ее профессиональной, если бы сам не заведовал воображаемой кафедрой. Он видел в выпускнице профессиональные качества, видел огрехи и точно знал: она быстро адаптируется и впредь не допустит ни одной ошибки.

Она торопится. Она требует те вещи, которые другой узник променял бы на что-то более полезное. Она держит дриблинг и невольно проговаривается «хором»: «Я сама решаю свои проблемы». Это как памятка. Тебе кажется, что в твоей реплике нет ничего подозрительного, однако профессионала она настораживает.

Есть и другая причина. Тамира две недели наблюдала за майором Гардианом. Его по-военному хитрый склад ума повлиял на его поведение, на решение проблемы, которую его призвали разрешить. По сути дела, в его лице разведгруппа русских увидела все итальянские спецслужбы.

На этом фоне Сангалло выглядел безупречно. Он перебирал в уме годы работы на налоговую службу, где он распутывал сложные дела и выводил преступников на чистую воду. Не остались без внимания последние годы, когда следственная работа превратилась в оперативную. Ему часто снился сон, в котором он одет в английский костюм, но поверх штанин натянуты полосатые футбольные гетры. Он крадется в высокой траве, выслеживая добычу. На подходе к лесу буквально из-под ног взлетает кулик. Сангалло стреляет навскидку, и птица, сложив крылья, падает на землю. Он подходит и тихим свистом призывает собаку отпустить мертвое животное.

Сангалло едва не проспал антре – выход одного из главных исполнителей. Охранник подошел к матрасу и бросил на него пакет. Немного постоял и вышел из камеры. Тотчас вышел на связь. Связь оказалась не на высшем уровне. Откуда помехи, не мог понять Сангалло, опуская бинокль. И, не забыв своей несдержанности по отношению к неповоротливому стражу, сказал в эфир:

– Она попросила бульдозер, и ты сейчас за рулем этой махины.

– Бульдозер управляется рычагами, доктор.

– Хорошо. Ты меня убедил. Что ты хотел сказать?

– Она попросила принести ужин. Лимон, фрукты, салат. Она дважды назвала лимон.

– Выполняй. Спасибо.

Дикарке казалось, что за дверью постоянно находится один и тот же человек. Не спит, не ест, по естественной надобности не выходит, разве что по неестественной. В ее голове крутились другие, более привычные определения: не жрет, не срет, не ссыт. Но курсантов в «Инкубаторе» легко приучили отказаться от слов и выражений, отличных от общего языка, который может выдать твою принадлежность к той или иной группировке, к разведке, жаргон которой потрясал своей уникальностью. То есть ты можешь размышлять привычными для тебя словами, но на-гора мусор не выносить. Это сродни переводу с иностранного языка на твой родной.

Тамира не знала, есть ли горячие итальянцы, но вареные есть точно.

Раздался скрежет замка, скрип двери, на пороге вырос громила с обиженным лицом цвета наваристого борща. В его руке она увидела пластиковый пакетик и матовый отблеск талисманов.

– Принес? – спросила она его тоном золотой рыбки, будто он был у нее в услужении.

Он бросил пакетик на матрас и ответил тоном шеф-повара самого паршивого ресторана:

– Подавишься.

– Два года во рту валяла и не подавилась. Чего лыбишься? Съешь лимон. И мне принеси. У меня пониженная кислотность. Лимон, понимаешь? Пер фаворе, ун лимон, фрута, инсалата. Пожалуйста, один лимон, фрукты, салат.

• Предыдущая
• 48/65
• Следующая