Группа особого назначения - Нестеров Михаил Петрович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/88
• Следующая

– Отходим!! – Усманов волочил одну ногу, посылая в дверной проем одну очередь за другой.

Но отходить было некуда.

Рядом кто-то (капитан так и не смог определить) отчаянно, наивно выкрикнул:

– Мы свои! Спецназ!

И различил в голосе слезы, отчаяние.

– Суки, вашу мать!! Свои мы! Свои!

– Отходим!

Они отходили плечо к плечу – коридор оказался узким. И кончался он глухой стеной. Отстреливались от своих же короткими очередями, но высоко не брали, практически стреляя в пол.

– Не стреляйте, гады!

Пространство коридора, казалось, было заполнено свистом, имеющим вес и температуру. Свист был огненным, пули нарезали в пространстве невидимые глазу следы диаметром 7,62 миллиметра. Штурмовики поливали огнем хорошо простреливаемый коридор.

Усманову ожгло локоть, живот буквально взорвался от боли, когда десяток пуль в лохмотья разодрали майку, выбивая кровавую плоть. И дикая, невероятная боль в позвоночнике, молнией скользнувшая к голове; сползая по стене, тело капитана оставило на ней густые красные полосы.

Уже никто не кричал: «Мы свои!», два человека, задыхаясь, бросились в СПАСИТЕЛЬНУЮ атмосферу отравленных газом комнат. Оттуда, с ничего не видящими глазами, – во двор базы. И напарывались на яростный огонь штурмовиков. Их автоматы били точно, спецназовцы уже успели сменить по паре магазинов.

Кто-то из отряда Усманова наконец догадался крикнуть: «Сдаемся!» Его крик, задыхаясь в отравленной атмосфере комнат, подхватили остальные оставшиеся в живых:

– Сдаемся!

– Не стреляйте!

Командир спецназа отдал приказ, и полтора десятка бойцов, нацепив легкие противогазы, уже не таясь ринулись в здание: через окна, проломленную дверь. У них был приказ, они ликвидировали боевое ядро мощной преступной группировки. И приказ выполнили. Последнего, раненного в ноги бывшего сослуживца капитана Усманова, штурмовики в упор расстреляли из трех стволов. Может быть, это он кричал: «Мы свои!», проклиная братьев по оружию, но об этом никто и никогда не узнает.

Тела членов отряда капитана Усманова вынесли во двор, аккуратно положив в ряд. Полковник Зарецкий прошелся вдоль трупов, ненадолго задержав взгляд на капитане. Все здесь, все восемь человек. Зарецкий вскоре надеялся получить благодарность за успешно проведенную операцию и генеральские погоны; естественно, повышение в должности. Он того заслужил. Но кто мог догадываться, через что пришлось пройти полковнику, чтобы достичь такого результата. Никто. Вот разве только Сергей Марковцев, который к этому времени отдавал последние распоряжения относительно участи самого Зарецкого. Человек, которому отдал распоряжение Марковцев, тщательно проверил хорошо пристрелянную снайперскую винтовку «МЦ-116М» с прицельной дальностью 600 метров и, как недавно Зарецкий, посмотрел на часы: жить полковнику Зарецкому оставалось чуть более шестнадцати часов.

Ровно в семь пятнадцать после полудня возле подъезда своего дома Зарецкий получил то, что заслужил: пулю в голову. Снайпер передернул затвор винтовки, стреляющей одиночными выстрелами, наблюдая в оптический прицел, как грузно, нехотя опускается тело полковника на асфальт, и сделал еще один выстрел. Пуля под небольшим углом точно вошла в затылок. Снайпер отпустил массивный, но очень удобный приклад с красивыми разводами благородного дерева и покинул свое место. Он был боевиком отряда особого резерва, чье место занял кто-то из группы капитана Усманова.

Родителям Даши Котляровой понравился этот невысокий крепыш: самоуверенный, волевой, симпатичный. Поначалу мать девушки не могла справиться с вполне оправданным волнением и называла гостя на «вы»; отец же наоборот – Вячеслав Зубков произвел на него хорошее впечатление. И хозяин дома, словно они давно были знакомы, не обратил внимания на то, как демонстративно, будто в квартире было невыносимо жарко, гость скинул пиджак, оставаясь в одной рубашке. Стягивая рубашку коричневатыми ремнями, под левой рукой Зубкова покоилась заплечная кобура с табельным пистолетом «макаров».

В этот вечер мужчины много выпили. Присоединившиеся к ним вначале бабушка Даши и ее младшая сестра вскоре встали из-за стола, за которым так и не было произнесено ни одного слова о замужестве. Да и рано пока, просто первое знакомство. К тому же родители Даши сами были воспитаны в том духе, что, заяви гость о своих намерениях жениться на их дочери, могли посчитать его несерьезным.

Однако маму Даши насторожило, что Слава не отказался ни от одной рюмки, предложенной ему хозяином; вдвоем они доканчивали вторую бутылку водки, женщины пили только красное вино. Нельзя сказать, что парень совсем не пьянел, но и язык у него не заплетался, но вот взгляд стал, как показалось хозяйке, жестче, что ли, инициатива в разговоре была у него, в основном он говорил о своей работе.

Женщина так и не разобралась: зять-милиционер – это хорошо или… не совсем. У нее не было какой-то предвзятости к работникам милиции, но освоиться с этой мыслью было непросто. Это раньше так было, когда милицию боязливо уважали, военный был гарантом благополучия в доме, стабильности. Сейчас нет, все изменилось.

В целом она одобряла выбор дочери, но что-то тревожило ее. Позже женщина поймет, что именно – излишняя самоуверенность гостя портила первое впечатление о нем. И, конечно, то, что он много пил – это во время первого знакомства. Вообще, думала она, мог бы и пропустить две-три рюмки; но и хозяин хорош, подливает и подливает. Однако и его понять можно, не скажешь же: «Пока хватит» – гость может обидеться. А сама несколько раз порывалась спросить: «Слава, вам сегодня не на дежурство?» – тоже слишком откровенно.

Но с Дашей он обращался нежно. То и дело наклоняясь к ней, что-то шептал, касался влажными губами ее уха, улыбался.

Вышли они с Дашей из-за стола рано – еще не было семи часов вечера, женщине показалось, что Слава произнес: «Прогуляемся?»

Когда за ними закрылась дверь, родители долгое время сидели в задумчивости. Наконец отец откровенно спросил:

– Ну и как тебе будущий зять?

Женщина пожала плечами: «Все зятья одинаковы».

Сержант милиции Вячеслав Зубков мог бы ответить ей тем же: «Так же, как и все тещи». Но он не слышал отца Даши, не видел красноречивого взгляда ее матери, сейчас он, взведя курок пистолета, целился в человека.

Легко спрыгнув с подножки рейсового автобуса, остановившегося на улице Бориса Полевого, Виктор Толкушкин сразу же увидел возле овощного магазина будку телефона-автомата. Ему срочно нужно было позвонить. Однако, подойдя ближе, с видимым облегчением увидел, что трубка была оторвана, предохранительная пружина кольцами ложилась на заснеженный пол и через разбитые окна кабины слегка вибрировала на ветру.

По пути у Виктора будут еще несколько телефонов-автоматов, и на каждом, несмотря на срочность звонка, он будет надеяться выявить ту или иную неполадку. Он сознательно тянул время, постоянно думая, что поступает подло, не по-товарищески. Он считал телефоны-автоматы, говоря себе: «Позвоню из этого», но в очередной раз проходил мимо. А сказать нужно всего-то несколько слов: «Сергей, в вашем распоряжении не больше четырех часов. По истечении этого времени я звоню в Москву. Чем может окончиться для тебя этот звонок, знаешь». А может, добавить: «Извини, что так вышло»? Нет, он сознательно совершал подлость, признавался в ней и в то же время просил прощения – это уже слишком.

Да, не забыть про Лену, сказать Сергею, чтобы они не вздумали искать ее. Впрочем, они так и так не успеют; да и не станет Сергей никого искать: самому бы ноги унести, времени у него мало.

А что, если сократить сроки, сказав, что у Сергея не четыре часа, а только два? Пожалуй, для полного спокойствия следует поступить именно так. Толкушкин шел к Лене Окладниковой, которая жила на Краснодонской, 61, шел, практически ничем не рискуя. Сергей после его звонка поймет, что найти Виктора за эти два часа ему не удастся, даже если он задействует всех своих людей. Но Сергей должен понимать, что его бывший партнер совсем не тупица, на Краснодонской, 61, единственном месте, известном Сергею, Виктора, конечно же, не будет.

• Предыдущая
• 5/88
• Следующая