Игра по своим правилам - Нестеров Михаил Петрович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/67
• Следующая

Она от кого-то слышала, что русские – люди загадочные. Что еще? Ах да, Бенисио проходил актерскую подготовку как американец или даже как русский, это его слова. И еще то, что значительная часть кокаина, выращенного на плантациях ее отца Рафаэля Эспарзы, уходит именно в Россию.

Отец…

Он слышать не хочет о европейском образовании Паулы. Европа для него – рынок сбыта, ничего более. Девушка забыла о рекламных проспектах, горкой лежащих на кровати. Забыла о времени. Сейчас одиннадцать, а к этому часу отец ждал ее на старой террасе, чтобы запечатлеть сухой поцелуй на челе своей дочери. И все. Он даже не сможет поинтересоваться ее делами. Потому что у нее никаких дел нет.

Рафаэль сидел на террасе, примыкающей к бару, и занимался своим любимым делом: пил текилу и курил одну сигарету за другой. Он был в сером полосатом костюме, в сланцах на босу ногу. Время от времени к нему подходила служанка, ставила тазик с теплой водой и мыла хозяину ноги. Со стороны он выглядел полным паралитиком.

За всю свою жизнь он ни разу не пробовал наркотиков. Ни разу не взял в руки сотовый телефон. Может, поэтому был еще жив. Канули в Лету те времена, когда каучуковые дельцы и наркобароны, купаясь в шампанском и прикуривая сигары от стодолларовых банкнот, старались перещеголять друг друга.

Рафаэль Эспарза среди кокаиновых королей считался долгожителем. Он смотрел на мир уже шестьдесят четыре года. Тридцать пять лет он занимался наркобизнесом и был первым из преступных авторитетов, кто стал использовать маршруты традиционной контрабанды спиртного и табачных изделий для нелегальной переправки за границу марихуаны и кокаина.

У него был усталый взгляд. Он говорил медленно, словно нехотя или как после тяжелейшего инсульта. Его мимика и движения были такими же заторможенными. Он походил на рыбу, выброшенную на берег.

Когда он был молод, люди искали его расположения. Когда постарел – все стали в страхе убегать от его симпатий и настроений. Сам он ощущал на своих сутулых плечах бесконечную усталость.

Пол террасы, примыкающей к южной части виллы, выложен крупным красным камнем, на котором видны несмываемые отпечатки времени, что также подчеркивали неровные швы между камнями и навеки въевшаяся в них глинистая масса. На беленых стенах несколько картин аборигенов. Окна, выходящие на террасу, забраны декоративной деревянной решеткой. Вдоль стены выстроились в ряд бордовые диваны и низкие столики между ними. Опоры кровли покоились на старинных фундаментах, чуть превышающих толщину потрескавшихся бревен. Покатая крыша террасы заканчивалась окнами в человеческий рост. Вдоль этой стеклянной стены также стояли диваны, стулья и столики. Окна никогда не открывались. Легкий ветерок проникал из настежь распахнутых дверей.

Эта часть владений Эспарзы, носивших название асьенда Сан-Тельмо (вторых по величине и роскоши в Антьокии, центром которой был Медельин), метко попадала под определение «музейной». Тут все было выдержано в старом стиле, без какой бы то ни было роскоши. Здесь все располагало к отдыху, к долгой и непринужденной беседе. Ничто не отвлекало и в то же время не было замылено. Эта пристройка – все, что осталось от старого дома, на месте которого выросла вилла колониального стиля, спрятанная в сердце антьокинских кокаиновых плантаций. Всё и все, кроме этого провинциального незапамятного уголка и Паулы Марии, наводило на Эспарзу тоску. Он и асьенда Сан-Тельмо, возведенная неподалеку от золотых приисков, были неразделимы, и Рафаэль не собирался менять привычный уклад жизни.

Он буднично ответил на приветствие старшего сына, пустив в его сторону струю табачного дыма и прикрыв глаза. Лениво заметил, что бог дал ему натурального урода. Выходило, наследника в роду Эспарзы не было. Артуро получился на удивление тщедушным, словно был зачат от родных брата и сестры. Он попробовал себя в боксе – в тараканьей категории, для этого Эспарза пригласил в свое поместье такого же костлявого тренера, дабы не тратиться на спарринг-партнера. И часами наблюдал, как бьют морду его сыну и колотят ему по печени. В конце концов тренер-мексиканец вспылил: «У него (Артуро) нет ни одной извилины». В этот же вечер тренера скормили свиньям. Сеньор Эспарза равнодушно наблюдал, как стая его чушек с жадностью пожирала себе подобного. Сначала они съели мясо и внутренности, потом начали с хрустом перемалывать его ребра. От боксера остался волосатый череп и пара берцовых костей.

Три месяца назад свиньи снова прилично прибавили в весе, урвав лакомый кусочек – молодого учителя английского языка. Его обнаружили в неожиданном месте, в спальне Паулы Марии, где он обучал девушку премудростям секса и в ее объятиях забыл обо всех трудностях перевода.

Вчера вечером Артуро зарезал работницу. Разговор на эту тему несчастный Эспарза, раз и навсегда отказавшийся от репетиторов и снова взваливший на свои плечи педагогические функции, перенес на сегодняшнее утро.

– Скажи мне честно, сын: ты дурак? Почему ты не изрезал ей лицо, если она тебе чем-то не угодила? Мне придется искать ей замену. – Эспарза коротко и часто посасывал сигарету и почти не затягивался. – Ты доиграешься, я запру тебя в загоне, будешь убирать дерьмо за свиньями. Я благодарен богу за то, что твоя мать, упокой господи ее душу, не дожила до сегодняшнего дня. Пошел вон отсюда, – без натуги в голосе пробормотал сквозь зубы отец. И очистил дыхание через угольный фильтр сигареты.

Хозяин подозвал своего ближайшего помощника. Энрике Суаресу исполнилось тридцать шесть. Он был среднего роста, силен как лев. Он работал на Эспарзу два десятка лет и также причислял себя к категории долгожителей. Впрочем, полагал он, у старика нет другой кандидатуры и вряд ли найдется. В этом плане наркоимперия Эспарзы была крайне уязвимой. Стоило только взглянуть в затухающие глаза босса, как тут же приходил ответ: «Ему уже все равно». Но то было далеко от истины. Рафаэль также собирался дожить до ста лет и умереть завтра. Все равно настанет тот миг, когда вся жизнь останется позади. Какая разница, когда это случится?

Рафаэль отстранил руку и посмотрел близорукими глазами на часы.

– Половина двенадцатого. Почему Паулы до сих пор нет? Энрике, сходи позови ее. У меня к ней долгий разговор, – эти фразы хозяин растянул на добрую минуту.

«Долгий – не то слово», – незаметно усмехнулся помощник. Он имел виды на красивую девчонку. Еще и потому, что она являлась единственной наследницей Эспарзы. Он не без оснований сравнил себя с визирем при дворе султана. Жениться бы на Пауле Марии…

Энрике имел репутацию консервативного менеджера. Являясь исполнительным директором, он занимался реализацией продукции, организовывал ее транспортировку; несколько его помощников вели финансовый учет и ведали силовым прикрытием как в городе, так и в «деревне». Вся деятельность картеля, все распоряжения поступали из главного офиса и являлись обязательными для зарубежных филиалов, созданных для импортирования, продажи и распространения товаров.

Энрике был частым гостем этой гасиенды, которую он называл деревенским офисом. И его необоримо тянуло обратно в Медельин и Боготу, где у него, равно как и у Рафаэля, была роскошная недвижимость. Шикарные апартаменты на Сотой Авениде и Десятой Каррере. В медельинских apartamiento Эспарзы он был по уши в работе, а докладывал о делах в глухую деревню.

Мир изменился…

Недавно Энрике попал в кон: его очередной визит в Сан-Тельмо совпал с бегством русской проститутки. Он оделся в рабочее платье – джинсы, рубашку, прорезиненные полусапожки. Снял со стены своей «гостевой» комнаты шестизарядный дробовик и стал во главе отряда. Право первого выстрела, как право первой брачной ночи, он присвоил себе. В конце пути оказалось, что стрелять не в кого. И тогда он показал себя настоящим цивилизованным горожанином, а не диким деревенщиной. Тогда у него напрочь отсутствовало желание отстрелить голову хозяину, разрядить дробовик в живот его жене, позабавиться с их малолетними дочерьми. Не тот уровень…

• Предыдущая
• 19/67
• Следующая