Имя твое – номер - Нестеров Михаил Петрович - Страница 5
- Предыдущая
- 5/68
- Следующая
– Все нормально, брат. Сделай мне косметическое сечение. Такое красивое, чтобы любой косметолог слюной изошел.
Костя выждал несколько секунд, дожидаясь, когда выговорится командир. После чего приступил к работе, еще раз осмотрев рану и крючок.
Едва сталь коснулась века командира, он весь напрягся, словно по проволоке прошел ток высокого напряжения. Чуть нажимая на нож, Романов провел лезвие от кончика до гарды, углубляя рану. Кровь хлынула с такой силой, что залила и нож и руки Кости. Теперь он мог ориентироваться только по крючку. Сделав еще два коротких надреза и помня, что сильное натяжение проволоки грозит провалом операции, Романов приступил к завершающему этапу. Ему осталось рассечь веко под крючком. Но едва он коснулся ножом того места, как крючок высвободился.
Панины, как один, убрали фиксирующие ножи. Романов, расстегнув на груди куртку гидрокомбинезона, спустился в холл, перевернул тело Кевина и достал из его нагрудного кармана носовой платок. У него не было ни времени, ни желания разобраться в своих чувствах. Может, еще придет пора вспомнить об этом, подумал Костя, возвращаясь к товарищам.
– Возьми, – предложил он Вихляеву платок. – Сильно не прижимай, иначе кровь потом с новой силой хлынет.
– Чтобы кровь не шла, нужно рану выше головы поднять, – подал совет Юниор.
– Я найду комнату слежения, – предупредил Романов.
– Давай, Костя, – покивал командир, – уничтожь все записи. Кроме одной. Ну ты знаешь, я о чем. Назовем ее «Рыбалка с Вихляевым». Посмеемся за бутылочкой пивка, и не раз. – Он легонько подтолкнул товарища в спину.
В библиотеке, где стоял запах дорогих сигар, боевики увидели то, зачем явились сюда. По команде Вихляева Ветеран подошел к картине и несколько секунд смотрел на творение Гогена. Потом обрезал провод, ведущий к ней, и снял «Автопортрет с желтым Христом» со стены. Юниор приготовил непромокаемый пакет для картины, размеры которой вместе с рамкой составляли сорок два на пятьдесят сантиметров. Закрепив пакет на манер ранца, он кивнул: «Готово».
Вихляев не принимал участие в работе, которую не считал позорной или порочной. Он смотрел одним глазом на своих товарищей, которые привязывали к ногам охранников камни. Он даже пропустил момент, когда Панин и Романов перевалили тело Кевина через металлическое ограждение… Очнулся, когда Костя опустился подле него на колено и указал рукой в сторону моря.
– Что?
– Я помогу тебе спуститься.
– Я сам, – отказался от помощи Вихляй. Он к этому времени разорвал платок надвое, связал его так, что узел давил на небольшую, но серьезную рану.
Он взялся за веревку, привязанную к ограждению скользящей петлей, и перебрался на другую сторону. Отпуская трос и отталкиваясь от скалы ногами, командир заскользил вниз.
Гриневич отдавал себе отчет в том, что в этой операции без жертв не обойтись. Его устроила официальная, она же предварительная версия ограбления, озвученная в том числе ответственным секретарем полиции Майами за связи с общественностью. Картина Гогена была похищена при прямом пособничестве начальника охраны – Кевина Глостера, и все силы полиции, включая ФБР, брошены на поиски преступников и их пособников.
Гриневич встречал своих боевиков в Шереметьево-2 на своем семиместном джипе «Форд». В первую очередь он принял от командира группы ключ от депозитной ячейки в частном банке Майами на имя Алексея Гриневича. И только потом поинтересовался, что с глазом.
– Набрел на дырочку в туалете для особо важных телок, – неохотно ответил Вихляй. – В детстве я часто подсматривал и был самым счастливым мальчиком на свете.
– Понятно, – усмехнулся Гриневич, уступая место за рулем Косте Романову. – Был самым счастливым, но не знал этого. У меня есть знакомый хирург-косметолог. Ручаюсь – шрама не будет заметно. Хочешь, сразу поедем к нему?
Вихляев кивнул:
– Да. Если команда не возражает.
Адмирал Майкл Клинч долго не мог принять решения на встречу с русским детективом. Он краем уха слышал о нем как о неудачнике – в том плане, что видные коллекционеры старины, потерявшие свои шедевры в результате грабежей, не хотели иметь с ним дело.
Легкий ветерок, неожиданно ворвавшийся в кабинет через приоткрытое окно, перевернул страницу календаря. Завтра неприятная, отвратительная по своему значению дата. Со дня кражи картины Поля Гогена прошло два месяца, а следствие не продвинулось ни на шаг. Ни следов полотна, ни похитителей, ни… пособников. Майкл Клинч до сих пор не верил в измену Кевина. Не верил с одной оговоркой: «А вдруг?» Вот если бы ему представили факт, доказывающий вину Кевина хотя бы косвенно, он бы поверил.
Он промариновал главу «Артики» в холле добрых полчаса. Не стал вызывать его к себе в кабинет, а спустился в холл.
– Господин Гриневич?
– Сэр… – Алексей Викторович чуть наклонил голову.
– Наслышан о вас, – не удержался от ехидного замечания хозяин дома. Он не мог видеть Гриневича минутами раньше, когда он словно анализировал ситуацию: вот здесь его боевики положили тела убитых охранников. Они убили их, но, с другой стороны, не пролили ни капли крови. Кровь пролил лично командир группы. Впрочем, Гриневич, узнав подробности, просто рассмеялся; он живо представил себе то, от чего Вихляева отделяли мгновения и миллиметры: его глаз, болтающийся на крючке. Гриневич еще не утратил хорошего настроения.
Адмирал присел на диван и жестом руки пригласил гостя последовать его примеру.
– Ваша фирма называется «Артика». На вас работают русские детективы?
– И связи по всему миру.
– Что могут ваши люди?
– Я понимаю ваш сарказм, сэр, и смог бы погасить его, скажем, через два, три месяца.
– Так у вас нет волшебной палочки… Скажите честно, что у вас есть? Опыт в расследованиях?
– Господин адмирал, – Гриневич поменял положение ног и поддернул штанину. – Ровно три года назад я оставил место следователя по особо важным делам при главном военном прокуроре. У меня два года адвокатской практики, генеральское звание, громадный опыт следственной работы. Почему бы нам не заключить контракт? Вы из принципа не хотите иметь дело с русскими специалистами? Вы русофоб? А может, националист? – напирал Гриневич. – Считаете, если русские чернеют от хамства, которого не переносят, значит, становятся неграми?
– Я этого не говорил, – запротестовал адмирал, представив себе обратное перевоплощение: побелевшего от хамства негра… – Сколько процентов от стоимости картины вы хотите получить в случае удачного завершения дела?
– Для начала я хочу взглянуть в документы и узнать стоимость картины.
– Вы знаете стоимость полотна, – адмирал демонстративно отказался ворошить прошлое. – Я лично присутствовал на торгах, а не названивал в аукционный дом по телефону.
– Полагаю, пятнадцать процентов вас устроят.
– Десять.
– Пятнадцать, – Гриневич улыбнулся кончиками губ и чуть склонил голову набок. – Если бы я захотел поторговаться с вами, то назвал бы процентов семьдесят.
– То есть… торговаться с вами бессмысленно?
Гриневич немедленно поправил собеседника:
– Бесполезно.
– Даже так?
– И без дальнейших объяснений.
– Странный вы народ, русские… – Адмирал долго смотрел на гостя, еще дольше на свои морщинистые руки. – Еще какие-нибудь особые условия у вас есть?
– Конечно. Например, специальные, а зачастую специфические методы работы моих агентов. Они вольны купить информацию о картине, о конкретном человеке, который выведет на след другого человека. Наконец, они могут выкрасть необходимую информацию или с помощью других бумаг завладеть другими бумагами.
– Для меня важен результат, – ответил адмирал, выслушав стандартный набор инструментов детективного агентства.
– Отлично. И еще один момент, – продолжил Гриневич. – Владельцем вашей картины может оказаться очень влиятельное лицо. Он может оказаться заказчиком этого преступления. А может статься, он жертва: купил картину по случаю, на порыве, забывая о том, что она краденая. Что дальше? Отказываться от нее? Выбрасывать на помойку? Знаете, кто такие подкидыши?
- Предыдущая
- 5/68
- Следующая
