Морские террористы - Нестеров Михаил Петрович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/66
• Следующая

– Жди нас. Если ты надумаешь сдернуть, я переверну все притоны и найду тебя, – предупредил Кок. – Найду, если даже ты сменишь пол.

Начальник полицейского участка по имени Пхум Чакри перечитывал скупые строки протоколов допросов. Трое русских давали одни и те же показания. Прилетели в Бангкок на самолете, до Паттайи доехали на такси, сделав заказ через лимузин-сервис. Обычно водители лимузинов довозят клиентов до окраины Паттайи и там отмечают путевые листы. Листы протоколов, по сути, – белые пятна. Чакри приказал оперативникам поднять путевки, чтобы приобщить их к делу.

Кто эти люди? – не переставал думать Чакри. Зачем им столько оружия и специального снаряжения? Ответ лежал на поверхности: для теракта. Он сделал однозначный, на его взгляд, вывод: эта троица – лишь видимая часть айсберга, их задача – подготовить вооружение для основной группы. Отсюда и сильное желание Чакри – взять еще и боевое ядро диверсионной команды. Было бы здорово.

Его мысли скакнули в этом направлении. Где основные боевики? Затаились? Ищут другие каналы по продаже оружия? Чакри на этот счет побеспокоился. Специальные агенты и осведомители уже предупредили всех торговцев о возможной попытке приобретения крупной партии «стволов» и взрывчатки.

Это дело может оказаться крупным, очень крупным, рассуждал Чакри. На воспоминания о крупном теракте в соседней республике его натолкнула немногочисленная команда диверсантов – всего три человека.

Накануне визита в Бирму южнокорейского президента Чон Ду Хвана у 6-го причала порта отстаивался сухогруз «Тонгон». С разрешения местных властей на берег была отпущена часть команды. Три моряка на борт не вернулись – их подхватил в районе доков автомобиль советника посольства КНДР в Бирме. В доме советника они и скрывались больше недели. Туда им доставили прибывшие с дипломатической почтой оружие, боеприпасы, взрывчатку. Целью диверсантов был президент Южной Кореи.

Первым серьезным покушением на него была попытка группы северокорейских диверсантов взять штурмом дворец президента в Сеуле. Диверсанты были настолько хорошо подготовлены, что практически вдесятером проломили несколько зон безопасности резиденции, которая охранялась не хуже, чем Белый дом в Вашингтоне. Они уже подбирались к внутренним помещениям, когда к охране прибыло подкрепление. Диверсантов перебили на ступенях президентского дворца.

В этот раз диверсанты использовали другую тактику. Они в темноте миновали постоянные посты и под крышей у входа в мавзолей заложили две полуметровые цилиндрические мины. На следующий день Чон Ду Хван, по протоколу, должен был поклониться праху героев прямо под этими минами. Такая церемония обычно сопровождается печальными звуками армейского горна. На это и рассчитывали диверсанты, чтобы с расстояния двести метров включить дистанционные взрыватели.

Они не учли одного: Чон Ду Хван имел привычку опаздывать на любое мероприятие. Бирманские и южнокорейские министры, дипломаты, военачальники уже выстроились перед входом в мавзолей. Трубач взял пробную ноту, и тотчас раздался взрыв. Он был такой силы, что от бирманских и южнокорейских министров осталось только кровавое многометровое пятно. Чон Ду Хван тут же развернул свой кортеж, свернул визит и спешно отбыл в Сеул.

Диверсанты пытались уйти из города и затеряться в близлежащих джунглях. Какой отход у них был запланирован, так и осталось тайной. Возможно, их ждала подлодка, может быть, они рассчитывали на переход через границу в Таиланд. Но, скорее всего, они были обречены еще до начала операции. Отличаясь внешностью и одеждой, без знания языка диверсанты не имели шансов на спасение. Их брали с шумом, стрельбой и взрывами: одного – уничтожили в какой-то канаве за городом, двоих – сильно искалеченными взяли в пределах городской черты при попытке уйти по реке: гранаты, которыми их снабдили, были оснащены взрывателями мгновенного действия. Пытаясь обороняться, они взрывали самих себя.

После пыток с участием южнокорейских специалистов по допросам один из захваченных сознался, что они были заброшены из Северной Кореи – два капитана и майор из особой диверсионной группы службы безопасности КНДР.

Судебный процесс был подготовлен за два месяца. Диверсанты выглядели на процессе ужасно. Без рук, с искривленными торсами и шеями, они не могли даже кивать или качать головами. Их без проволочек приговорили к повешению [3].

Пхум Чакри встрепенулся: пытки. Вот чего недостает в допросах русских диверсантов. Он вдруг представил их – без рук и ног. И – вздрогнул: в кабинет вошел агент полиции, одетый в потертые джинсы и мятую рубашку.

– Что у тебя, Сени?

– Информация от Йо-йо.

«Да, я знаю его», – дважды кивнул Чакри.

– Он продал двум фарангам [4] шесть «стволов» и десять гранат. Они заперли его в подвале, забрали оружие и укатили на микроавтобусе «Форд». Йо-йо сумел выбраться через окно. Номер машины он не заметил. Но…

– Что?

– Такой же автобус стоит напротив участка.

Чакри похолодел и схватился за пистолет. Рванув с зарешеченного окна жалюзи, он увидел машину, на которую обратил внимание раз или два. И вынужден был повториться: «Раз, два», считая вооруженных боевиков, выскочивших из машины и перебежавших дорогу.

Джеб поймал себя на мысли, что раз от разу не глубже вникает в тему очередной, шестой по счету операции, а в механизм акции как таковой. Он подумал о себе как о станке с программным управлением. Механика в одном случае успокаивала, придавала сил, уверенности в себе и товарищах. В другом случае – настораживала: сбой в программе грозил браком, а брак – это провал операции.

Он фактически провалился, но не сдавался – рано хоронить себя заживо. Что-то вселяло надежду и перезаписывало установленную по умолчанию программу. И Джеб более или менее спокойно поджидал развязки. Он впервые попал в такую ситуацию, анализировал ее, проникал вглубь; именно глубина, бездна не позволяла ему вынырнуть на поверхность своего незавидного положения.

Анализируя, Джеб машинально выискивал скрытую дверь в тупике, полагая, что она откроется неожиданно для него, и поначалу – черным прямоугольником, потом – разверзнутым проемом и светом, хлынувшим через него. Все это называлось надеждой. По отношению к Джебу, человеку уникальному, – трезвой надеждой лишенных привычных для нее абстрактных одежд. Он не тонул. У него в груди было достаточно воздуха, чтобы сдерживать дыхание.

Блинков перехватил взгляд Тимура и ответил:

– Мы живы, Тима, значит, все отлично.

Их камеры-вольеры отделяли друг от друга толстые прутья решетки. Такая же стена разделяла арестованных и вооруженных автоматами полицейских. Они поначалу не без любопытства рассматривали русских боевиков, далее ими овладело равнодушие. В отличие от местных арестантов, русские вели себя более чем тихо. Никто за восемь с лишним часов не потребовал воды, кормежки. Каждый послушно просовывал через прутья руки и давал сомкнуть на руках «браслеты». По пути в кабинет следователя выполняли все команды: стой, лицом к стене, пошел, налево, стой, направо.

Тюремные камеры находились в подвале участка. Здесь было душно. Единственный вентилятор стоял на столе дежурного и гнал на его грудь под расстегнутой рубашкой чуть освежающий поток воздуха.

Четвертым арестованным был Мафи. Его отделение в этой вольере находилось ближе к выходу из подвала и слева от огороженного участка Евгения Блинкова.

Мафи в основном молчал. Он пережигал в груди измену и несколько раз обратился к Джебу, словно успокаивал его:

– Ты не виноват.

Однажды его монолог затянулся. Припав к прутьям решетки, через которые могла пролезть голова, он задышал в лицо Джебу:

• Предыдущая
• 34/66
• Следующая