Приказ обсуждению не подлежит - Нестеров Михаил Петрович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/65
• Следующая

Он не мог определить точку своего стояния, точнее, «сидения», чтобы мысленно повернуть карту соответственно сторонам света…

Повернуть…

Сориентировать…

Закружить к едрене фене!..

Земля уходила из-под ног Марка: он – во всяком случае он – находился не в «Магрибе».

Снайперы-профессионалы психологически изолированы от сослуживцев. А вообще – изолированы дважды: от общества в целом и внутри той профессиональной структуры, в составе которой они живут и действуют.

«Снайпер – крайне одинокое существо», а Андрей Кормильцев, некогда входящий в контрснайперскую группу, был дважды одиноким. У него не было семьи и друзей. В психологическом смысле он был хладнокровно действующим убийцей. Он знал, что каждый солдат – неважно, свой или чужой, но находящийся под пулеметным огнем и артиллерийским обстрелом, – ненавидит снайперов, сидящих в засаде. Снайпер выстрелит и уйдет, а солдатам на позиции придется выдержать артиллерийский или минометный обстрел. Но снайпера, если он попадет в плен, убьют только потому, что он – снайпер.

Как-то у Андрея спросили, о чем думает, убивая человека. Он ответил, словно пролаял: «Еще один убитый».

То же самое мог сказать о безымянной девочке, которую он застрелил на автозаправочной станции в пригороде Дрездена: «Еще один убитый». Ни склоняя, ни подразделяя, ни классифицируя.

То случилось 26 марта. Кормильцев всегда запоминал дни, когда ему приходилось убивать. 12 января – убитый. 28 февраля – убитый…

Андрею нравился эпизод из учебного фильма. Учебный центр, тренировки стрельбы по совершенно одинаковым мишеням, но черного и красного цвета. Снайперы должны были уничтожать только красные цели. Один снайпер попал в мишень, изображающую женщину с коляской. Комментарии инструктора: «Вот еще одна сирота, и еще одна проблема». Снайпер исправился, и пуля попала в коляску на мишени.

Два года назад Кормильцеву предложили уйти из подразделения, в котором он проходил службу: «Ты уже не владеешь своими эмоциями, ты хочешь стрелять в кого-нибудь, неважно в кого».

Профессионалы уровня Андрея Кормильцева долго без работы не сидят. Уже через месяц он был оформлен на должность оперативного сотрудника отдела боевого планирования в управлении «М». И долгое время пребывал в странном состоянии поиска новых целей. Он присматривался к секретаршам, к оперативникам, к начальнику управления. Ему было по херу, он бы выстрелил в каждого, даже если бы каждый залез в детскую коляску.

И вот сейчас, когда с момента очередного убийства не прошло и месяца, он выискивал цель. Он видел ее в сорокадвухлетнем немце по имени Карл, в его десятилетней дочери. На расстоянии видел ее в Марте Зельман; видел глаза немки, видел даже то, чего еще не произошло в прошлом.

А в настоящем прошлом жесткое анкетирование. Ты часто злишься? От этого у тебя учащается пульс? Ты любишь охотиться? Тебе нравится ходить на охоту в одиночку? Жил ли ты в месте, где трудно встретить человека? Как ты чувствовал себя, какие мысли приходили в голову? Что ты делал в такой ситуации? Как часто ты занимался мастурбацией? Чем ты питался?

У Кормильцева были короткие волосы и аккуратно подстриженные седоватые виски. Привычка убивать маскировалась за вечными очками с дымчатыми стеклами. Орудие убийства было всегда на виду – это здесь, в Грбавике, сербском районе Сараево. В одном из полуразрушенных домов. В комнате на втором этаже, до середины окон которой доходили леса с мешками, набитыми песком. Всегда можно занять место для обороны. Это касалось местных жителей. А трех боевиков из управления «М» атаковать никто не собирался.

Окна смежной комнаты, где находились заложники, выходили во двор, заваленный мусором. Во двор, где играли дети – катались на проржавевших качелях, возили коляски с куклами. Где женщины развешивали белье на веревках, а мужчин не было видно совсем.

Во дворе стояло несколько обгоревших машин – «Жигули» шестой и девятой моделей, марку остальных определить было невозможно – просто груда искореженного металла.

В большой комнате-зале, где расположились боевики, стояла печка с длинной жестяной трубой, выходящей на крышу. На стенах масса репродукций и фотографий незнакомых людей. Пыльные стулья и кресла, старомодный торшер с матерчатым абажуром и густой бахромой, низкие книжные полки и такие же приземистые комоды. На окнах плотные выцветшие шторы.

Эта квартира была не единственной в этом четырехэтажном доме, где стояла спутниковая тарелка, таких квартир было несколько. Боевики смотрели в основном новости. Вторая «тарелка», больше похожая на зонтик, служила для спутниковой связи. Запасной вариант связи – городская телефонная линия, работающая, правда, с перебоями. Но лучше бы, думал Кормильцев, с перебоями работало водоснабжение.

Снайпер по привычке смотрел в окно, находясь в глубине комнаты. Его внимание привлекла суета во дворе. «Привезли воду», – определился он. Прихватив две десятилитровые канистры, снайпер спустился во двор и встал в очередь к бойлеру. Какая-то женщина, одетая в черную юбку и сиреневую кофту, улыбнулась ему и предложила набрать воды без очереди. Мужчина все-таки. Единственный в этой женской толпе.

Здесь частенько появляются люди, которые не говорят на местном наречии. Поживут немного и уходят. Кто они и чем занимаются – местных жителей уже давно перестало занимать. Иногда появляются целые вооруженные группировки. Порой просят накормить их, но чаще сами угощают.

Андрей вернулся в квартиру и первым делом наполнил умывальник. Сполоснул лицо, прихватывая шею. Заглянул в смежную комнату. На него, как всегда, никто не посмотрел. Но не потому, что игнорировали, а потому что боялись. Боялись встретиться с его взглядом.

Отец и дочь сидели на старой тахте и играли в морской бой. Что-то тихо говорили друг другу. Спали на этой же тахте с высокой спинкой – валетом. Иногда немец вставал в проходе и смотрел телевизор.

Спокойный «ганс». Ни разу не спросил, как там его жена. Впрочем, зачем ему это, когда она сама спрашивает, как там ее близкие? «Я хочу поговорить с дочерью». – «Буквально два слова…» Нет, от него абсолютно ничего не зависело.

Иногда Андрей спрашивал девочку: «Не хочешь поиграть?» – и кивал на окно, за которым раздавались беззаботные детские голоса. И всегда ответом ему было покачивание головой: «Нет».

Дрезден. 26 марта. Дистанция 225 метров, цель – голова. Прицел 3, прицеливание в лоб, реальное попадание в переносицу. Выстрел. Попадание в переносицу. Но визуально – под подбородок, поскольку цель – голова – на месте отсутствовала.

План сработал – наполовину.

Приготовьтесь минимум к пятнадцати годам в восточной тюрьме. Максимум – к отсечению головы.

Стофферс: «Готов пойти по максимуму».

Макс: «Я согласен».

Иваненко может не отвечать на этот вопрос, у него свои расчеты с руководством. И все же: «Я согласен». Но у него встречный вопрос: «Не маловато нас?»

В самый раз.

Нужно успокоиться, проанализировать ситуацию. Задать себе множество вопросов и ответить на каждый.

Почему план не сработал? Почему арестованных против всех правил, против всех устоявшихся традиций поместили в другое место? Раскусили? Не рискнули держать диверсионную группу рядом с целью? Или резко отошли от традиций?

Произошла утечка? От кого? Могла просочиться по каналам доставки оружия, документов, въездных виз. Возможно, утечка произошла далеко отсюда, из Москвы, из офиса Боровича. Если он узнал о готовящейся акции, то просто слил определенную информацию через определенный источник. Но так, чтобы его операция прошла по строго разработанному плану.

Нет, если и произошла утечка, то – мозгов. О каком «строго разработанном плане» может идти речь, когда о нем, кроме Марка, не знала ни одна живая душа?

• Предыдущая
• 42/65
• Следующая