Спецназ не сдается - Нестеров Михаил Петрович - Страница 64
- Предыдущая
- 64/67
- Следующая
Крики заключенных, просивших об освобождении, заглушали тот единственный голос, который он хотел услышать.
Сергей бежал по кольцу первого этажа форта, притормаживая у каждой двери и крича:
– Яша! Капитан!
Мгновение – и он бежал дальше.
Камера слева, камера справа. Луч фонарика мечется из стороны в сторону, коридор кажется живым, и сама тюрьма, словно корабль, раскачивается на волнах.
– Капитан! Яков!
Камера слева. Камера справа.
– Капитан! Яша!
Кружилась голова; и от нескончаемых дверей, мелькавших перед глазами, казалось, что он пошел по второму кругу.
– Капитан!
Впереди лестница. За подъемом на следующий этаж столько же необычайно крепких, луженых глоток, требующих свободы.
Остановка. Рыщущий свет фонаря. Кажется, сейчас он скользнет по каменному полу и обнажит метровый слой воды под ногами, чье-то расплывчатое тело, посиневшее от нехватки воздуха лицо.
– Капитан!
Бег по кругу. Уже по второму. Нет, по третьему.
Остановка. Крик: «Яша!» Ответные крики – противные, липкие, безапелляционные, наглые. Следующая дверь.
Сумасшедший дом. Виварий. Снизу звучат выстрелы, словно это отстреливают непокорных или остервенело палят в восставших из мертвых собак.
Дверь. Крик – нахальный, издевательский.
Дверь. Крик:
– Я здесь! Здесь!
Дальше. Бегом.
Следующая дверь…
Стоп!
Сергей остановился так внезапно, что едва не упал. Он вернулся и, боясь, что больше не услышит ответа, позвал:
– Яков!.. Командир!
Долгая, нескончаемо долгая пауза и…
– Я здесь…
Вот и все.
Перминов тронул дверь рукой, коснулся ее как живого существа, к которому летели его мысли этих три долгих месяца. За которые он был разжалован в матросы, но благодаря своей вере и дружбе стал капитаном.
– Отойди, Яша!
Сергей наискось прошил крепкую дверь вокруг замка. Двинул по ней ногой. Достал «эмфибиен», и в дверь, выбивая щепки, вонзились последние пули. Отбросил пистолет.
Еще один сильный удар, и дверь открылась.
Яков стоял справа от нее. Он, казалось, прятался. Его дрожащая рука то ли скрывала неузнаваемое лицо, то ли защищала его от яркого дрожащего света.
Сергей, проглотив тугой комок в горле, молча протянул ему руки…
Николай Зацарный не находил себе места. Он не расставался с автоматом потому, может быть, что помнил напутственные слова Тритоныча: «Мне хороший стрелок нужен на судне, прикрывать нас будешь».
И еще сказанное кап-три чуть раньше: «Работы для тебя будет столько, что объешься».
Морпех не мог сказать себе, хочет ли он «объедаться». С одной стороны, хотелось, чтобы все прошло гладко, без единого выстрела, с другой – еще не выветрился короткий бой с морскими пиратами. Тогда Николай не отдавал себе отчета, почему он действует так, а не иначе. Работал на автопилоте, перебегая от одного иллюминатора к другому, давая одну очередь за другой. И… завидовал Кашинскому, его смелости, азарту, даже бесшабашности, с которыми он встречал противника. Фактически он выиграл бой еще до его начала, расставив все фигуры так, чтобы потом перещелкать их в считаные секунды.
Николай, стоя у правого борта, всматривался в ночь. Пройдет немало времени, прежде чем траулер примет на борт диверсионную группу, но постоянно казалось, что свинцовые барашки, посверкивающие при лунном свете, разбегутся, оставляя на ровной глади две… нет, три фигуры «фрогменов». Яков Моравец для морпеха был скорее всего неодушевленным, каким-то грузом – просто он не знал его. По этой же причине Николая мало волновало, спасут его или нет, лишь бы вернулись Кашинский с Перминовым.
Заработал мотор. Зацарный обернулся и поднял глаза к рубке. Уже во второй раз от расчетного места судно ветром отогнало на полмили, и Саксеев, не включая ходовых огней, снова вернул его в заданный район.
Да, фигово ждать, покачал головой морпех. Он дорого бы дал, чтобы оказаться на месте… Кашинского или Перминова? Нет, третьим бойцом амфибийной группы.
Они отходили уже втроем, вооруженные автоматическими винтовками. Кашинский сумел продержаться полчаса, загнав в воду остатки гарнизона – по его подсчетам, не больше пяти человек. Прежде чем обнять Якова, старик повторился: «Это было не легко. Кто бы что ни говорил. Это было чертовски трудно».
По запарке Тритоныч нырнул не в ту камеру в полуподвальном помещении. У него лысина дыбом встала, когда руки наткнулись на крепкую решетку дренажа. Вот так сходят с ума, пришел к выводу Кашинский, когда отчетливо представил своего «дубля», отчаянно удерживающего на весу металлические прутья.
Он выругался и вернулся к товарищам.
– Не туда попали. Наша камера следующая.
Яков споро облачался в гидрокомбинезон. Ему помогал Сергей. Кашинский же поддерживал товарища, стоящего по пояс в воде.
Когда все трое надели дыхательные аппараты, Перминов послал на траулер сообщение:
«Выходим трое. Судну включить ходовые огни, курс на сближение 1–8–6».
Сергей плыл первым. Когда-то он проходил тридцать километров за двадцать часов, буксируя 20-килограммовый контейнер. Сейчас скорость водолазов, обремененных лишь ножами и фонариками, была куда быстрее. Тем более плыть им не тридцать километров. Навстречу шло судно, но пока его ходовых огней не было видно.
За Перминовым шел Моравец. Кашинский замыкал группу легководолазов.
Старик выбивался из сил, но не уступал молодым бойцам. «Я им еще фору дам», – хорохорился он, чувствуя, однако, все нарастающую слабость в руках и ногах.
Транспортировщик оставили на месте: снимать его и готовить к работе – займет время. К тому же при переходе зоны гидрофонов носитель мог привлечь внимание акустиков.
Они шли «вслепую», не имея портативного гидролокатора, который помог бы сближаться с двигающейся целью кратчайшим путем и обеспечить выход на гидроакустический маяк.
Однако, идя встречными курсами, они не могли разминуться со спасательным судном. А оно должно быть уже где-то рядом. Водолазы плыли два с половиной часа. Скоро ночь расползется, как гнилое сукно, и в обнажившиеся бреши заглянут первые лучи солнца.
Сергей чуть сбавил темп, чувствуя напряженную работу Тритоныча. И Яков, неизвестно откуда черпая силы, по инерции замедлил движение.
Скоро, чувствовал он, очень скоро он окажется на спасательном судне. Именно там он увидит и услышит то, что прочным гарпуном сидело в его сердце и не могло выветриться из задурманенной головы.
На нем гидрокомбинезон, за спиной дыхательный аппарат. Все как у Джека, когда тот спиной упал с борта «Зодиака» в воду:
«Мне с вами не по пути».
А дальше воображение: с Джека сильным напором воды срывает маску, рвет шланги акваланга; из последних сил он сдерживает дыхание, понимая, однако, что шансов спастись у него нет; и его глаза готовы лопнуть от сильнейшего давления.
Это видение близко, оно настоящими волнами давит со всех сторон. Видение расплывчатое, как после «сыворотки», в нем отчетливо мерцают лишь реальные ходовые огни спасательного судна.
Сергей, увидев в ночи свою шхуну, привел в действие передатчик:
«Видим вас. Машине стоп».
И еще одно воспоминание. Моравец, взведя курок пистолета, говорит по-английски: «Я оказываю вам услугу. Честно. Я сам тонул и знаю, что это такое». Негромкий металлический щелчок, и Али-Шариф падает замертво.
Капитан знал, как страшно тонуть. Но еще страшнее видеть, как тонет твой товарищ. И стократ страшнее, когда уходит он по твоей вине.
Следуя за Сергеем, капитан Моравец пропустил впереди себя Кашинского, показав тому, что в середине группы плыть легче. И уже находясь за спиной Тритоныча, вынул из ножен нож. Надо действовать быстро, наверняка. Он получил все, что хотел, все, что просил, теперь он обязан отдать долг.
Быстрым движением ножа Яков перерезал дыхательные шланги на своем аппарате, затем лямки. И вслед за аквалангом стал погружаться.
- Предыдущая
- 64/67
- Следующая
