Чародей звездолета «Агуди» - Никитин Юрий Александрович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/115
• Следующая

– Млекопитающие сами пробились, – поддакнул Каганов.

– Динозавры вряд ли им уступили добровольно!

– Млекопитающим помогла комета, – возразил я, – сами они вряд ли бы пробились…

От соседнего столика суховатым, но громким голосом проговорил Забайкалец:

– Намекаете на ядерную зиму? Простите, что принял участие в разговоре, но не могу молчать, можно я к вашему столу со своим стулом? Я уже поел, так что места не займу… Ну и продолжу. Да, уж эти-то выживут, как и тараканы… Но все равно я, если уцелею, встану на их пути. С дубиной или каменным топором – неважно с чем.

Красивый, элегантный, в костюме от Кардена, зубами от Шишикина, знаток изящной поэзии и сам неплохой скрипач, он как нельзя более подходил к роли человека с каменным топором в руке.

Я сказал горько:

– Время Топора…

– Что?

– Время Топора, – повторил я. – И прощание с прекраснодушными иллюзиями прошлого века. Дескать, человек изначально добр, прекрасен, а коммунизм можно построить уже с этими людьми. Гадко и страшно смотреть на реальность, хорошо бы спрятаться за чью-то спину, как делали все наши предшественники и как все еще делают правительства стран Европы!.. Но будем смотреть правде в глаза. Идеалы гуманизма можно и нужно соблюдать, когда их соблюдают все. Во всяком случае, противники. Иначе получается, что мы воюем по каким-то связывающим наши руки правилам, а противник – без всяких правил. И потому одерживает одну победу за другой.

Павлов расцвел, раздвинул плечи. Уже видел, какое решение я принял или хотя бы к какой стороне склоняюсь, ожил, задышал свободнее. Каганов, напротив, нахмурился, укоризненно качал головой. Не потому, что хочет остаться чистеньким, нет, он честен и разделит ответственность со всеми, но для него это крушение всего мира, это небо рушится на землю, это хуже, чем ядерный удар.

Суббота прошла в текучих делах в Кремле, а в воскресенье я напросился в гости к Карелину. Он явно удивился, в голосе зазвучала настороженность, но пригласил, а я, не медля, вызвал машину, вскоре кортеж уже несся по быстро пустеющей впереди улице. Россия, несмотря на все ее смешные попытки идти по пути демократии и общечеловечества, – единственная страна в мире, где перекрывают движение по всей трассе для автомобиля президента. Наши власти любят жить с удобствами, пусть это даже за счет большого неудобства для других. Глядя на власти, так же и народ поплевывает на соседей, бросает окурки мимо урны, вытряхивает ковры с балкона и бьет бутылки, чтоб никто не подобрал и не разбогател, а если еще и кто-то обувь порежет, то вообще кайф!

Из динамиков деловитый голос быстро пересказывал новости. Напряжение на границах Индии и Пакистана достигло предела. Стороны вот уже четвертый месяц обстреливают друг друга из дальнобойной артиллерии и танковых орудий, но никто еще не решается взять на себя ответственность за вторжение на чужую территорию. Но по истечении четвертого месяца в приграничном пакистанском городе взорвано мощное устройство, превратившее городок в груду развалин. В ответ Пакистан нанес ракетный удар по трем индийским городам и превратил их в руины. Ужас ситуации был в том, что ни у Индии, ни у Пакистана не имелось добротной системы противоракетной обороны, и любая ракета, нацеленная на их города, достигала цели.

Ценой невероятных усилий президенту ООН удалось удержать Индию от запуска всех своих ракет, в том числе и ядерных. Возможно, Индия и сама устрашилась развития событий в этом направлении: локаторы на пакистанской стороне засекли бы пуск индийских ракет, в ответ пошли бы все пакистанские, тоже с ядерными боеголовками, Индия стала бы похожей на поверхность Луны. И мало утешения в том, что Пакистан станет таким же…

Мир снова завис на грани, а приток беженцев из восточных стран превратился в реку, в морской прилив, что захлестывал Европу. Страны, успевшие ввести ограничения на въезд, вынуждены снять их ввиду жалкого положения беженцев, многие из которых пострадали от осколков.

Шофер покрутил головой, выругался сквозь зубы.

– Дмитрий Дмитриевич, – воззвал он, – что же делается?

– Четвертая мировая война, – ответил я тускло. – Она уже идет.

– С юсовцами?

– Россия и Америка, увы, в глухой обороне.

– А с кем?

– Все против всех, – ответил я.

– Как это?

– Стран уже нет, – объяснил я. – Границы стали прозрачными, значит, война теперь начинается не на границах, а… везде.

– В горячих точках?

– Да, только горячими они становятся уже после стрельбы.

Карелин взглянул мне в лицо, тревога в глазах сменилась глубоким участием. Обнял, похлопал по спине, как в старые добрые времена, когда хотел похвалить талантливого ассистента, помощника, на которого собирался оставить кафедру, я ощутил на плече его тяжелую совсем не старческую руку, повел в дом. Лина Алексеевна уже стояла на крыльце, домашним теплом и уютом от нее веет, как от мощного калорифера.

– Здравствуйте, Дмитрий Дмитриевич, – проговорила она испуганно. – Что это с вами?.. Господи, так исхудали!

Она метнулась в дом, сразу же там загремели тарелки, вступил в силу древнейший инстинкт, что мужчин надо кормить, кормить, кормить, а сам Карелин отвел меня на веранду, усадил в мое любимое кресло, чтобы закат солнца наблюдать во всей красе.

– Что так тряхнуло?

– Жизнь, – ответил я. – Никогда бы не подумал, я ж философ!.. Сколько раз слышал про смену вех, но никогда не думал, что так же придется и мне…

Он сказал сочувствующе:

– Только мертвые и полные идиоты не меняются. Но, может быть, это вовсе не смена вех?

Я покачал головой:

– Я же демократ, демократ до мозга костей!.. Я же ненавижу диктатуру всеми фибрами души, я же против Советской власти воевал со всем пылом и жаром, тоталитаризм зубами бы рвал…

Он смотрел внимательно, в глазах мелькнул огонек, потом Карелин кашлянул, в голосе звучало глубокое сочувствие:

– Не преувеличивайте. Вы – демократ, демократом и останетесь. Просто, видимо, жизнь подталкивает к жесткому решению, верно? Силовому? От которого ваша интеллигентная душа отпрядывает?.. Но ведь вы – власть, Дмитрий Дмитриевич. Умная осторожная власть. Дайте власть русскому интеллигенту, который критикует власть за силовые методы, он за сутки Россию кровью зальет!.. А потом еще и четвертую мировую начнет за торжество гуманизма. А вы – держитесь.

– Уже нет, – ответил я тусклым голосом. – Уже и я берусь за топор.

Он возразил:

– Значит, другого варианта нет.

– Есть, – ответил я глухо. – В том-то и дело, что есть.

– Хорошие варианты?

– Хреновые, – сказал я честно. – Но зато… бесцветные. В смысле, нет цвета крови.

Он внимательно смотрел в мое лицо.

– И что мешает принять?

– Потому что кровь будет потом, – ответил я глухо. – Но уже большая кровь, очень большая. С другой стороны, это будет вроде бы уже не моя забота, срок моего президентства заканчивается. Расхлебывать тому, кто придет на мое место. Да и то не сразу, а ближе к концу его срока. Правда, первого срока…

– Тогда малая кровь сейчас?

– Да, – проговорил я с трудом, – но на эту малую кровь должен решиться я! Я, а не мой сменщик в кресле президента.

Он смотрел с глубоким сочувствием.

– Мы всегда бросались в крайности, – проговорил он медленно, – то человек – зверь, то – ангел, и все эти выводы зависели – смешно! – не от данных специалистов, а от эмоций толпы, управляемой беспринципными политиками. Помните, как в свое время набросились на теорию доктора Ломброзо о предрасположенности к наследственной преступности? В чем его только не обвиняли! И в пропаганде фашистских взглядов, и в человеконенавистничестве и… долго перечислять. А всего лишь потому, что тогда был модным взгляд, что человек – существо изначально чистое, а тем или иным его делает среда. Кстати, этот взгляд зародился среди поэтов и восторжествовал в нашем диком обществе не потому, что верен, а потому… что так захотелось!

• Предыдущая
• 37/115
• Следующая