Ингвар и Ольха - Никитин Юрий Александрович - Страница 17
- Предыдущая
- 17/125
- Следующая
А там полягут остальные.
– Пуганая ворона куста боится, – заметил Окунь, – но, по чести говоря, мне тоже не по себе. Похоже на ловушку. Ты им предложи, что останемся вон в том сарае. Нам ведь только переночевать, а утром уедем. Стоит ли нести грязь и пыль в такую чистенькую избу? Для них это прямо княжеский терем!
Павка возмутился:
– Ингвар! Пошто обижать людей? Нам там снеди наготовили. Авось все-таки баб молодых подложат. Мы ж витязи хоть куда! От нас порода только улучшится. А чтобы ее не подпортить, я и ваших девок возьму на себя.
Измученные нелепой скачкой через лес дружинники зароптали. Ингвар поймал и насмешливые взгляды. Похоже, начнут еще смотреть как на труса, ставшего воеводой лишь благодаря беспредельной преданности великому князю!
Он вспыхнул:
– Добро. Но когда вас будут привязывать за ноги к вершинкам, не жалуйтесь! Кто стремится лечь в постель помягче, просыпается на жестком.
Не оглядываясь, прошел во вторую комнатку. Ее оставили для воеводы. Окунь пошел следом, спросил в спину:
– Как ты ее найдешь?
Ингвар нахмурился, но Окунь спрашивал без иронии, без намека на безнадежность искать иголку в стоге сена, к которому не дадут и приблизиться. В голосе молодого, но не по годам рассудительного дружинника было лишь страстное и почтительное желание учиться у более знающего, опытного, умелого.
Ингвар ощутил себя как на краю пропасти. Окунь смотрит с обожанием, уверен, что воевода уже знает, как поступить, ему всегда все удается, все у него получается. А когда женится, то черти ему будут детей качать, чтобы по ночам не плакали.
– К успеху ведет много дорог, – ответил Ингвар многозначительно. – Бывают среди них и ложные. Но проигрывает тот, кто выбирает только одну. Олег говаривал, что, если не помогла львиная шкура…
Он повернулся к углу, где стояло его ложе. Там копошилась, как ящерица, что торопливо роет нору, сенная девка. Она суетливо стряхивала пыль с ложа, заменяла простыни, стелила новое одеяло, взбивала подушки.
– Эй, иди-ка сюда.
Девка обмерла, ворох одеял вывалился из ослабевших рук. Медленно обернулась к русам, розовощекое лицо, покрытое веснушками, медленно бледнело.
Ингвар поморщился:
– Не бойся. Я по другому делу. Здесь у вас находится моя сбежавшая пленница. Если я не смогу получить ее добром, то возьму силой. А это большие неприятности для дулебов.
Окунь, слушавший с таким почтением, что раскрыл рот и глупо вытаращил глаза, теперь закрыл рот, пожевал губами.
– Ингвар, она даже не понимает, о чем ты.
Девку трясло, растопыренными глазами уставилась в лицо грозного руса, поглядывала на его руки, такие хищные, что сейчас схватят, сорвут одежду, будут мять больно и свирепо.
Ингвар поморщился:
– Я должен был это сказать. А теперь смотри.
Он вложил ей в безжизненную ладонь золотую монету. Девка наконец оторвала взор от грозного лица, уставилась на монету. Таких отродясь не видывала. С кругляшки золота на нее смотрел горбоносый мужик, голова в венце из листьев, а вокруг головы, как слепни, вьются по кругу закорючки.
– Если узнаешь что-то о ней, – сказал Ингвар раздельно, – то я добавлю еще две. Но если не узнаешь… то эта монета все равно твоя. Поняла?
Девка смотрела расширенными глазами. Зрачки от страха стали белыми. Окунь оглядел ее, пощупал грудь, пышную, крупную, предложил сочувствующе:
– Надо ее помять, тогда придет в себя. Ее затем и прислали, чтобы ты потешил плоть. А теперь не понимает, что тебе еще восхотелось.
Ингвар оглядел девку, пышную, краснощекую, молодую. На миг ощутил желание, еще вчера бы без колебаний швырнул ее на ложе, с наслаждением бы насытил свою звериную половину, но сейчас что-то погасило эту искру. Без натуги, ясным голосом и без сожаления бросил:
– Сам тешь. Настоящий воевода избегает сластолюбия, как зверь ловчих ям.
– Ну, – сказал Окунь, – слава богам, я еще не воевода!
Он повернул девку, задрал подол, наклонил, а Ингвар сел на лавку, с облегчением стянул сапоги. Ступни были красные, как у гуся лапы, распухли. Сапог на стыке с голенищем протерся, протекает. Скорее бы в Киев, там у него три пары в запасе.
Со стороны ложа послышался долгий вздох облегчения. Окунь слез, поддергивая портки, сапоги так и не снимал, а девка все еще не двигалась, пока Окунь дружески не похлопал по заднице:
– Все, больше не нужна. А нашему воеводе нужна та девка, о которой он говорил. Поняла?
Девка соскочила резво, опустила подол. В глазах уже не было страха, даже сочувствующе улыбнулась грустному Ингвару. Окуню показала язык. Тот ободряюще погладил по толстой ляжке. Схватив какое-то тряпье, исчезла.
– Думаешь, получится? – поинтересовался Окунь. – Я что, свое получил… Впервые в жизни удалось опередить Павку! Хоть и на дармовщину. Девку-то присылали тебе.
– Не получится, – ответил Ингвар отстраненным голосом, мысли его были далеко, – попытаем другую тропку. Не найдем – протопчем. К победе много путей.
– Еще больше – к поражению, – напомнил Окунь.
Ужинали скудно. Дулебы, рискуя вызвать недовольство, на столы поставили кислые щи да пареную репу. Русы, на что уж проголодались, роптали. Щи хлебал только неразборчивый Боян, да и тот заметил, что щи – это помои от борща русов.
Ингвар готовился ко сну, когда в дверь постучали. Насторожившись, он кивнул Окуню – будь наготове, открыл дверь, держа за спиной длинный нож.
Из темноты послышался торопливый шепот:
– Это я, Ганка, сенная девка.
– Входи, – пригласил Ингвар.
Девка неслышно скользнула в комнату, обмерла, увидев воеводу русов с обнаженным ножом. А Окунь широко улыбнулся:
– А у меня как раз снова зачесалось в том же месте.
– Я… я… узнала… – пролепетала Ганка.
– Говори, – потребовал Ингвар.
Окунь убрал меч, широко улыбнулся:
– Меня не бойся, красавица. Аль я был груб?
Девка несмело улыбнулась, вряд ли кто называл раньше красавицей, но Окунь умел быть сладким на язык, а Ингвару сказала поспешно:
– Беглянка за два дома влево. Я вызнала, что она упросила дулебов дать ей ночлег. Утром отправят обратно. Сопровождать будут трое дулебских витязей.
Ингвар протянул ей на ладони две золотые монеты:
– Сделай из них серьги. Думаю, таких нет даже у жены вашего князя!
Утром вождь дулебов был еще мрачнее, чем вчера вечером. Зыркая исподлобья, пробасил неприятным голосом:
– Великий князь в самом деле собирается к нам на полюдье?
– Как и ко всем, – ответил Ингвар настороженно.
– Но он не дерет шкуры с полян, уличей, рашкинцев…
– Они уже в Новой Руси, – объяснил Ингвар. Он посматривал украдкой по сторонам. Дулебы могли уже за ночь получить помощь из других весей. Всего-то надо две-три дюжины для короткого боя. – А дулебы – нет. Потому вы обложены данью. Как чужаки. Войдете в состав Новой Руси…
Вождь отшатнулся:
– Ни за что!
– Тогда останетесь покоренным врагом, – закончил Ингвар жестко. – За вами будет глаз да глаз. Думаете, сумеете подняться? Да ежели утаите хоть один беличий хвост… все войско русов будет здесь через три дня. Не ради хвоста. Непослушание Олег карает сразу и люто. И вам лучше бы войти в Новую Русь.
– Нет, – отрезал вождь. – У нас есть свой князь. Мы не волим посадника Олега.
Ингвар пожал плечами:
– Дело ваше. Меня интересует, нашли мою беглянку?
– Нет, – заявил вождь. Он не смотрел воеводе русов в глаза, но голос был твердым. – Я спросил стражей на воротах. Никто из чужих не входил. У нас мышь не проскользнет незамеченной!
Ингвар пристально посмотрел ему в глаза:
– И никто не выходил?
– Нет, – еще резче ответил вождь.
– Даже охотники? – поинтересовался Ингвар.
Вождь ощутил, что допустил промах:
– Ну, охотники, бортники, рыбаки – не в счет. А из чужих никто не входил, никто не выходил.
– Ладно, – сказал Ингвар медленно и многозначительно, – спасибо за прием, за ласку. Ты – вождь. Знаешь, что от твоих решений зависят жизни людей. Правильно решишь – будут жить, ошибешься… или соврешь – их смерть будет на твоей душе. Верно?
- Предыдущая
- 17/125
- Следующая
