Ингвар и Ольха - Никитин Юрий Александрович - Страница 31

• Предыдущая
• 31/125
• Следующая

На душе стало горько. Славянская лень, славянская беспечность, славянское «авось»… А русы ничего не оставляют на волю случая, на авось, на прихоть богов. Сколько раз уже слышала от них в дороге: на бога надейся, а к берегу греби, бог-то бог, но и сам не будь плох…

Небо готовилось сереть, в воздухе ощущалась предутренняя свежесть, когда Ингвар рывком поднялся. Взгляд был твердым, как адамант, а голос острее меча:

– Боян, останешься. Не своди глаз с… этой. Головой отвечаешь!

– Ингвар! – возопил Боян обиженно.

– Больше доверить некому, – отрезал Ингвар. Метнул на нее ненавидящий взор. – Помни, она дорого стоит!

Он ушел в ночь, словно сам порождение ночи, а Боян, покосившись на Ольху, возразил ворчливо:

– Заметил наконец?

Ольха не поняла, что он хотел сказать, спросила после паузы:

– Жесток ваш воевода?

– Крут, – ответил Боян, в голосе не было осуждения. Скорее наоборот, чувствовалось одобрение, а то и восхищение. – И плачем не выпросишь отдыха!

– Так чего же гнетесь перед ним? Выбрали бы кого помягче.

– А зачем? – Улыбка Бояна была снисходительной. – От лени добра не жди. Да еще на войне. С нашим воеводой можно до Царьграда дойти и раненым не быть. Себе он вовсе отдыха не дает!

Он прислушался, конский топот давно утих. Ольха с недоверием наблюдала, как Боян отвязал ее от дерева, кивнул приглашающе в сторону костра. Ноги ее застыли, она заставила себя идти, не пошатываясь, села к огню поближе.

Лицо ее опалило жаром, не сразу поняла, что стучит зубами вовсе не потому, что утренняя сырь проникла в кости. Неясное предчувствие беды зарождалось изнутри, как хищный зверь подкрадывалось к сердцу.

Солнце еще не озарило верхушки деревьев, когда Боян поднял Ольху. Он повел ее настороженно, не забывал ее успешные побеги. За ними с обнаженными мечами двигались еще трое русов, их Ингвар оставил в помощь Бояну.

Ворота крепости рутуллов были распахнуты. В лужах крови лежали двое стражей. Русы с оружием в руках попадались навстречу, глаза горели, как у волков. По дороге к княжескому терему попались еще три трупа, но, к удивлению Ольхи, больше убитых не встретили. Разве что видели мужиков с перевязанными головами, алая кровь еще сочилась сквозь белые тряпицы.

Ингвар с тремя старшими дружинниками стоял на крыльце. Все трое держали щиты на уровне груди, зорко и настороженно посматривали по сторонам, готовые защищать воеводу до последней капли крови. У одного в щите торчали три стрелы, у него был деревянный щит, обтянутый воловьей кожей и скрепленный медными полосами.

Во дворе перед крыльцом в окружении копий стояли двое рутуллов. Длинноволосые, как все славяне, бородатые, приземистые. Один бесспорно волхв, они везде одинаковы, другой явно вождь, этот выделялся седой гривой волос, гордым обликом, такие люди рождаются с умением повелевать. Был он в простой рубашке и белых портках, бос, но держался, как будто это он оставался верховным князем, а Ингвар с его русами – дешевыми наемниками. Одежда была в красных пятнах, Ольха рассмотрела и длинные порезы на груди и плече.

Будто кто-то толкнул Ингвара. Он быстро повернул голову, ожег Ольху и Бояна злым взглядом. Тут же взор смягчился. Ольха поняла, воевода дергается как на раскаленных углях: и вести ее сюда опасно, и оставлять в лесу еще опаснее.

– Еще раз повторяю, – сказал Ингвар свирепо, и тут Ольха с удивлением заметила, как лютый голос постепенно меняется, из него уходит ярость, остается только самодовольство победителя. – Ваш град захвачен! Мои стрелки готовы поджечь его с четырех сторон. Княжья оружейная заперта моими людьми. И охраняется! Если драться, то надо было раньше. Сейчас это будет только кровавая бойня. Вы поляжете все. А нам нет нужды вас истреблять.

«Конечно, – в бешенстве подумала Ольха. – Кого тогда грабить?»

Вождь зажимал ладонью плечо, кровь струилась между пальцами. Он тоже, похоже, ощутил изменение в голосе свирепого победителя. Угрюмо оглядел его исподлобья:

– И что ты хочешь?

– Мира.

– Мира? – переспросил вождь горько. – И для этого аки хорь в курятник проник ночью? И зарезал стражей и убил моих воев?

Ингвар покачал головой:

– Что есть пятеро погибших для такого града? Они защищали свое племя, пока другие дрыхли. Честь им и хвала. Мы поможем похоронить их, составить краду и тризну. Если дозволишь, конечно. Но мы не сожгли ни одного дома, не убили ни одного ребенка, не обесчестили ни одной девки… Разве не так?

Русы громко закричали, подтверждая его слова. Ольха видела, как на площадь перед теремом, осмелев, выходят женщины, а за ними и мужики. У кого на поясе висел хотя бы нож, русы загоняли обратно, выпускали только неоружными. Ингвар заговорил быстрее, потому что большое скопление рутуллов даже без оружия могло оказаться опасным.

– Рутуллы известны за твердость в слове! – крикнул Ингвар. – Если сейчас заключим мир, то я знаю, что условия его не нарушатся!

Вождь из-под насупленных бровей зыркнул на лучников, что с зажженными стрелами стояли по городской стене, на крышах теремов, посмотрел через плечо Ингвара на выбитые окна и двери в тереме, где блистало чужое оружие, откуда слышался тихий женский плач.

– Что ты хочешь? – спросил он снова.

– Дани, – ответил Ингвар. – Если хочешь оставаться князем. Дань куницами, лисами и мясом, а также людьми и серебром. Но ежели твое племя захочет войти в Новую Русь, то дань не требуется. Только будете принимать участие в обустройстве наших общих земель.

Вождь подумал, качнул головой:

– Нет, лучше платить дань. Сколько?

– Как и другие, – ответил Ингвар. В голосе воеводы Ольха явственно ощутила великое облегчение. – Ты мудрый вождь, и ты наверняка уже прикидывал, как повернется дело, ежели сюда придет киевский князь. И как лучше поступить. Не скажу, что дань легка. Но не настолько тягостна, чтобы ради нее класть голову. Так что, я думаю, мы порешили… Верно?

Вождь заколебался, его ненавидящий взор отыскал Любаву. Она стояла рядом с Павкой, прижималась к его плечу. Глаза ее были затуманены, по губам блуждала слабая улыбка.

– Еще одно дело, – сказал вождь угрюмо.

– Говори, – поощрил Ингвар, но голос его потвердел.

– Наш град был захвачен предательски.

– Для нас это военная хитрость, – прервал Ингвар. – Что ты хочешь? Говори короче.

Вождь посмотрел на него налитыми кровью глазами. Рядом сопел и стучал в землю посохом дряхлый волхв. За спинами дружины русов нарастал ропот. Любава ничего не слышала, куталась в расшитый бирюсой платок. Павка уловил кивок воеводы, оставил девку и поспешил на крыльцо.

– Русы, как я слышал, тоже тверды в слове, – заговорил вождь медленно. – И своих людей не выдают. Как и тех, кто им доверился. Но мы же предателей караем нещадно! И от этого правила отцов не отступим.

Рутуллы заорали, загукали, поднялся лес рук. Кулаки у лесных рутуллов были не намного мельче кулаков русов. Любава вздрогнула, впервые ощутила неудобство, отступила к самой стене терема под защиту длинных мечей русов.

– Это единственное препятствие? – спросил Ингвар медленно. Скулы его напряглись, черты лица стали хищными.

– Да, – ответил вождь гордо. Он огляделся, рутуллы одобрительно загудели. – Но я не вижу, что сможете сделать. А без этого мира не будет. И дани не дадим.

Ингвар кивнул, спросил громко:

– Русы! Что в награду возжелала эта женщина?

Рутуллы замолчали в ожидании, а от русов загудело нестройное:

– Баба…

– Что еще на уме?

– Так и сказала: «То, что носите на левой руке…»

– Понятное дело…

Ингвар с усмешкой повернулся, посмотрел на Любаву. Она чуть побледнела, в глазах появилась неуверенность, но в пышной фигуре страха не было. Во всех племенах были наслышаны о верности слову русов. И о том, что своих друзей никогда не выдают. А силой отнять нечего и думать, русы свирепы, как буря, и сильны, как дикие туры.

– Так расплатимся же! – сказал Ингвар громко.

• Предыдущая
• 31/125
• Следующая