Ингвар и Ольха - Никитин Юрий Александрович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/125
• Следующая

Крыша без потолка, лишь балка-матица с неопрятно серыми ребрами стропил. Черная мизгирня в углах, такая же свисает с потолка, похожая на ведьмины космы. Стены тоже черные, в саже. Крупный мизгирь заканчивает плести сеть прямо в окне.

– А где же народ? – спросила она.

Ингвар пожал плечами:

– В поле, конечно. Это не лес. Там и дождь переждут.

– А детвора?

– А детвора как раз в лесу шастает. Птичьи яйца собирает, ягоды, грибы, лук, хвощ… Близь этих деревень даже волков нет, великий князь велел выбить!

Она все еще оглядывалась в удивлении.

– Разве их возможно выбить?

– Когда власть сильна, возможно все.

Она отвернулась с неудовольствием. Он вовремя напомнил, что он рус. Человек победившего племени.

Уже без прежнего восторга новизны она смотрела на лавки под бревенчатыми стенами. Таких у древлян нет. Судя по ширине, они не только для толстых задниц, на таких и спят холостые парни и девки, взрослые дети. Правда, когда похолодает, спать можно и на полатях – широких, как перекресток дорог. Полати перекрывают весь угол хаты, от исполинской печи до массивных бревен стены.

Ольха прикинула, что на полатях поместится с десяток взрослых, а то и больше. Древляне такими большими семьями не живут, не прокормятся. Хотя, сказала себе независимо, вовсе не обязательно, что семья здесь большая. Лесу много, могли построить просто на вырост. Мол, заведем кучу детей, будем всех держать при себе.

Была и вторая комната, но вход был занавешен тонким полотном с диковинными цветами и василисками. Должно быть, там спал хозяин с хозяйкой. Осмотревшись, Ольха заметила и второй угол, где под потолком было свернутое полотно. Наверняка его тоже опускают на ночь. Значит, один из сыновей хозяина уже привел жену, на ночь отгораживаются от младших братьев и сестер.

– Подумаешь, – сказала она дерзко. – У наших бояр дома такие же! А то и лучше.

Ингвар смотрел с недоумением:

– Бояр?

– Ну да.

Он внезапно расхохотался:

– Здорово! Тогда тебе будет на что посмотреть в Киеве.

Она насторожилась:

– Ты о чем?

– Ольха. – Он оборвал смех, голос воспарил, и Ольха ощутила, как воевода в своем презрении к ее невежеству оплевывает ее сверху, пачкает пометом. – Ольха Древлянская… Ты в самом деле – дерево! Это же простая хатка простого полянина.

Она не поверила:

– Простого?

– Не веришь, зайди в остальные дома. Это же простая весь, где не живут бояре. Но эту весь вот уже двадцать лет не грабят, не зорят, сюда не совершают набеги. А самое главное, что народ поверил, что их грабить больше не будут. Вот и строят добротно, на века. А монеты, если такие заводятся, не закапывают в горшках в землю.

Она нахмурилась:

– Ты хочешь сказать, что народ доволен?

– Конечно, недоволен, – признался Ингвар с неохотой. – Редко найдешь семью, чтобы не проклинали русов. Захватчики, грабители, кровопийцы, растлители… ну и все, что только можешь придумать. Но жить все-таки стали безопаснее и богаче!

Ее голос был сух:

– Лучше в опасности, но при свободе.

Вскоре, прорезаясь через неумолчный шум дождя, послышались звонкие детские голоса. Ольха поразилась, что мокрые, как мыши, дети, завидев вооруженных людей во дворе, вбежали через калитку без страха, смотрели с жадным любопытством. С ними явился Павка, потрепал одного за вихры, спросил весело:

– Чьи вы, такие конопатые?

Ответил самый старший, лет семи, мальчишка:

– Жуковы. Наш тятя, Жук, сейчас в поле… А вы кто?

– Княжьи дружинники. Переждем дождь малость, если вы не против, дальше тронемся к Киеву. Хошь с нами?

– Не хочу, – ответил мальчишка серьезно, – а тятя говорит, что проливной перешел в обложной. И дедуля сказал… Потому нас послали до дому.

Ингвар выругался сквозь зубы, выглянул в окно. Мощные струи ливня сменились частым дождем, не таким сильным, но упорным и неприятным, а вместо черных туч небо затягивало серым, гнетущим.

Павка покачал головой:

– Ну, ежели и дедуля сказал… Старикам кости подсказывают. Ингвар, мы тогда займем сеновал, а вы располагаетесь здесь. Хозяев определим в сарай, за скотиной присмотр нужен.

– Ладно, – согласился Ингвар сквозь зубы. – Если придется ночевать, то придется. Под этим дождем все равно в Киев раньше не приедем. Дороги раскиснут.

Глаза мальчишки, голубые, как у Ингвара, счастливо заблестели. Голос он постарался сделать солидным, мужественным, раз уж из всей родни оказался самым старшим:

– Ночуйте. Коней можно поставить во-о-о-он туда, воды я помогу набрать. Если что, кликните Лютика. Это я. А вечером и маманя явится, она тяте помогает. Накормят!

Дружинники по двое-трое разъезжались по избам. В доме Жука остались Ингвар с Ольхой и два руса. Ночь обещает быть теплой, дружинники упросились ночевать тоже на сеновале. Ингвар не спорил, понимал, что ждет их на сеновале, где в веси полно молодых спелых девок. Даже не предупреждал, чтобы спали по очереди. И Ольха впервые увидела, что такое жить в безопасности.

В единственное окошко с трудом протиснулась бы разве что кошка, да и то худая, но Ингвар и его оглядел придирчиво, зачем-то простукал стены. Ольха покачивалась от усталости. Не глядя на нее, он велел:

– Ночевать будешь здесь. Если что понадобится, скажешь, язык не отвалится.

– А где будешь ты? – спросила она враждебно.

– Здесь, – ответил он холодно.

– Где? В этой комнате?

– Угадала, – ответил он зло. – Мог бы даже разделить с тобой ложе, если бы ты не храпела.

– Я?

– И еще ты из тех, – добавил он, – кто стягивает одеяло. Так что и не надейся.

– Я? Когда это я стягивала одеяло?

– Извини, – сказал он, – не одеяло, а попону.

Задохнувшись от негодования, она наблюдала, как он бросил ворох шкур на пол у двери, сел, с трудом стягивал сапоги. Ноги, судя по тому, как кривился, распухли, повредил в болоте или при скачке.

Со вздохом облегчения он лег, разбросал могучие руки. Ступни торчали из портков багровые, похожие на переваренных раков. Ольхе показалось, что он сразу занял половину комнаты. Он покосился на нее, поскреб волосатую грудь. Ногти были толстые и крепкие, как копыта дикого коня. Ей показалось, что он хотел что-то сказать, в глазах мелькали странные огоньки, но передумал, расслабился и закрыл глаза. Она ощутила неясную досаду.

Несмотря на усталость, сон не шел. Лежала, прикрыв глаза, даже сделала дыхание ровным. Пусть думает, что она спит. Она не желает слышать его ненавистный отвратительный голос. Который даже ее может взять по праву победителя.

Ее плечи зябко передернулись. Да, она в руках врагов, захвативших ее в плен. И единственная ее защита, что она слишком ценная добыча, чтобы поступить с нею вот так. Олег старается подчинять племена без лишней крови. Он бережет как русов, так и жизни славян. Не из жалости, конечно. Если раньше как волк нападал на стадо и старался загрызть как можно больше, то теперь это его овцы, которых собирается стричь основательно, по-хозяйски. Но для этого будет их беречь и кормить, охранять и не давать драться друг с другом.

«Я добыча, с которой вынуждены обращаться бережно». С этой успокоительной мыслью она наконец позволила себе медленно погрузиться в теплый сон.

Закричал петух. Ингвар вздрогнул:

– У, горлопан! Зачем орать так рано?

С порога ответил сильный мужской голос:

– Чтобы его услышали. Когда проснутся куры, это будет невозможно.

Вошел Рудый, хитрый и с таким лицом плута, что как-то забывалось, что у него плечи дай Бог каждому, мышцы как булат, дерется двумя мечами, равных в поединках не знает. Однако такие победы он не ценил, а вот надуть кого или посадить в лужу – это для Рудого было как услышать пение небесных птиц.

Ингвар встал, сразу же бросил тревожный взгляд на пленницу. Ольха уже проснулась, но осталась под тонким одеялом. Ее женственная фигура обрисовалась так четко, что Рудый восторженно присвистнул:

• Предыдущая
• 34/125
• Следующая