Изгой - Никитин Юрий Александрович - Страница 38
- Предыдущая
- 38/116
- Следующая
Скиф, сам шатаясь, но быстро приходя в себя, двинулся к ним по качающейся земле. Раздался сухой треск, Олег разодрал роскошный красный плащ на длинные узкие полосы. Вдвоем быстро перевязали раны храбреца, затянули узлы.
– Ты кто? – спросил Скиф. И, не дожидаясь ответа, похвалил: – Молодец, ты дрался с ним хорошо.
Олег поморщился, но глазами показал Скифу, что давай, хвали этого дурака еще. У тех, кто считает себя героем, раны заживают лучше.
Воин прошептал бледными губами:
– Пруг... Меня зовут Пруг... Отвезите к Овиду, награда...
– За твою голову? – поинтересовался Скиф.
– Овид... мой отец...
Олег сказал успокаивающе:
– Конечно, отвезем. Если это недалеко.
– Это... недалеко. Сверните направо... там за рощей дорога...
Он умолк, голова запрокинулась. Скиф решил, что храбрец помер, пощупал сердце, еще бьется, хоть и едва-едва.
– Что будем делать?
Олег посмотрел на раненого, на дракона, снова на раненого. Скиф видел сильнейшее желание оставить его рядом с убитым драконом: выживет так выживет, однако после паузы Олег сказал с неохотой:
– Ладно, давай на ту дорогу. Но если далеко, оставим парня в первом же селении.
Раненый не соврал: едва миновали рощу, впереди раскинулся настоящий город. По дороге медленно тащились тяжело груженные подводы. Один возница сонно вскинул голову, всмотрелся подслеповатыми глазами. На лице проступило вялое изумление.
– Гляди ты, – сказал он довольно. – Это, ж Пруг... Наконец-то его кто-то отделал! Олег крикнул с высоты седла:
– Где его родные? Возница удивился:
– Да кто ж их не знает? Самая большая хата... Самая большая хата оказалась массивным дворцом, к тому же на холме. На воротах стража, но Олега со Скифом пропустили сразу же, едва заприметили перевязанного Пруга. Вскоре набежали лекаря, Пруга переложили на тележку, увезли, а Скифа и Олега пригласили к правителю.
Скиф ожидал, что их отведут в огромный зал, где пируют герои, где ручьями льется вино, гремят боевые песни а отважные воины рассказывают о великих битвах, однако их повели вдоль стены по ту сторону дворца-крепости. Там, под заходящим солнцем, блистал свежеструганными досками помост, туда вели добротные ступеньки покрытые ярко-красным ковром.
На помосте кресло, в кресле седоголовый мужчина с довольным жизнерадостным лицом, вокруг него молодые женщины, тоже веселые и шаловливые, а во дворе можно оглохнуть от звона мечей и стука щитов: молодые воины показывают удаль в учебных боях.
Сопровождающий подбежал к правителю, Олег видел, как тот сразу вперил взгляд в пришельцев, но слушал внимательно, а когда тот закончил, встал и сбросил с плеч красную мантию, похожую на плащ молодого Пруга.
Звон мечей затих, там почтительно наблюдали, как Овид величественно спускается к пришельцам. Олег обнаружил, что они одного роста, чему Овид тоже слегка удивился. Руки его были сильные, крепкие, а когда сдавил плечи Олега, тот ощутил, что в пальцах правителя сила нешуточная.
– Спасибо, – сказал Овид густым медвежьим голосом, – что вовремя подоспели... Мой дурак больно храбрый, во все драки влезает... ему бы только повзрослеть малость! Чтоб и храбрость осталась, но и ума прибавилось...
Скиф покосился на молодых девушек, все рассматривают его внимательно, улыбаются, строят глазки, возразил горячо:
– Он дрался отважно!.. Я жалею, что мы не захватили с собой голову дракона, но ваш сын был ранен серьёзно, мы спешили...
Овид кивнул, взглянул на Олега внимательнее, помедлил, сказал уже осторожнее:
– Ты не похож на воина. Но мне чудится, воинам с тобой лучше не встречаться на узком мостике.
– Я мирный человек, – возразил Олег. – Почти всегда.
– Ага, знаю я эти «почти». Ладно, твой друг, вижу по глазам, не понимает, почему мы не пируем, почему не слышно похвальбы о боевых победах... Тхор! Вели накрыть столы в малом зале!
Тучный мужчина выдвинулся из-за девушек, спросил обреченно:
– Опять пир?
– Не опять, – сказал Овид наставительно, – а снова!
Скиф с сожалением оглянулся на девушек, им нет места на мужских пирах, двинулся за распорядителем.
Пир был как пир: три стола в зале, еще один на возвышении, для Овида и его близких. В число близких он пригласил Олега и Скифа, из приближенных остался только толстячок Тхор, Овид его назвал управителем.
По всему залу зажгли множество светильников. Огромные, массивные, медные в виде голов драконов, где огни вырываются из разинутых пастей, они окружали весь зал, даже с потолка свешиваются на металлических цепях. В ярко освещенном зале ярче блистает медь посуды, пряжки и бляхи на одежде, а хмурые лица кажутся веселыми. Да и нет здесь хмурых лиц. Даже с лица Овида исчезли следы озабоченности, когда к нему подошел один из лекарей и что-то пошептал на ухо.
Скиф понял, что с наследником црестола все обошлось, а раны хоть и глубокие, но неопасные.
На стол подавали жареное, печеное, тушеное – Овид явно любит поесть и знает в этом толк. Под дальней стеной возвышается громадная печь: судя по заслонке, там пекут целиком быков, а по всем четырем углам зала жарко полыхают очаги. На вертелах жарят гусей, лебедей, молодых поросят, и все это сразу с пылу и жару да прямо на столы!
На глазах изумленного Скифа заслонку печи откинули оттуда хлынула волна сухого жара, а целый отряд слуг на огромном подносе с длинной ручкой толщиной с бревно вытащили, кряхтя и постанывая от натуги, целиком запеченного быка.
В разгар пира в дверях появился ярко одетый придворный, провозгласил:
– Из земель Славии прибыли знаменитые певцы Муншир, Пенк и Рибопляс!.. Их отпустили, наградив великими дарами!
В зал вошли трое молодых парней. Одетые чересчур ярко, Скиф их сразу невзлюбил, с длинными грязными волосами, что падают до середины спины, лица пухлые, капризные, в глазах снисходительная наглость.
Скиф посмотрел на Овида, изумился, как быстро может превратиться добродушное лицо в почти звериную морду. Сперва прилила густая кровь, признак гнева, затем разом отлила, как бывает только в минуты сильнейшей ярости, ноздри хищно раздулись и затрепетали.
– Те... самые? – прорычал он негромко.
- Предыдущая
- 38/116
- Следующая
