Княжий пир - Никитин Юрий Александрович - Страница 15
- Предыдущая
- 15/103
- Следующая
Владимир развел руками:
– В самом деле, с чего… Но волхв говорит, что ты всегда держал.
– Всегда, – проворчал парень. – То по мелочи… А когда на кону жизнь… А что за поручение?
Владимир покачал головой:
– Нет, сперва скажи, согласен или нет. Я не хочу, чтобы кто-то еще знал. Только я и ты. Если дознается кто-то третий, о том дознается белый свет… Хотя что это я? Совсем одурел от вина. Ты ведь отсюда просто не выйдешь, вор. Сперва вырвут язык, а на кол потащат уже потом…
Парень тряхнул головой:
– Княже! Понятно же, что согласен. Только свистни. Что нужно своровать, только кивни. Ты ж своровать меня хочешь снарядить, не на Змея ж с булавой, который девок ворует?
– Куда тебе супротив Змея, – бросил Владимир с отвращением. – Конечно, на воровство подлое… Никто из витязей рук марать не захочет. Но чтобы ты сразу не дал деру, я для тебя буду держать пряник…
– Ты ж сказал, что довольно слова!
– Да так, на всякий случай.
Владимир видел, что вор ни на миг не заколебался, выполнять ли волю великого князя. Сразу же за воротами – в темный лес, а там снова кистенем по головам честному люду, потрошить их кошели.
– Ежели все выполнишь, то получишь прощение… – Он видел по лицу разбойника, что тому княжеское прощение до одного места, добавил: – И еще… боярская дочь, у окна которой тебя изловили, станет твоей женой. Сам сватом буду.
На этот раз глаза разбойника вспыхнули, на скулах выступили пятна… Владимир не подал виду, повторил равнодушно, как о деле решенном:
– Я сам твоим сватом буду.
– Врешь, княже.
– Слово, – сказал Владимир. – А я своим словом тоже не бросаюсь.
Разбойник поднялся, гремя цепями. Владимир невольно отступил, вор на полголовы выше, могуч, чувствуется сила непомерная. Как только и взяли такого, не иначе как опоили или зелья подсыпали. А то и бабка морок навела.
– Говори, что я должен сделать?
Владимир отмахнулся, пошел к двери:
– Сперва цепи снимут. Поговорим в моей палате.
Когда его привели, Владимир нахмурился против воли, а кулаки сами сжались до скрипа кожи на костяшках. Разбойник вошел в его палату, словно делал сопливому князьку великое одолжение. Глаза дерзкие, словно это его хоромы, а весь остальной люд вместе с князьком лишь челядь неумытая.
– Садись, – буркнул Владимир, он указал на накрытый стол: – Ешь, пей. Сперва еда, разговор после.
Стражи остались было по эту сторону двери, мол, с таким бугаем в случае чего князю не совладать, но Владимир нетерпеливым движением бровей вымел в коридор. Разбойник силен, кто спорит, но бойцовских ухваток не знает, а он, Владимир, троих таких бычков завалит, буде надобность сыщется.
Разбойник уверенно перенес ноги через лавку, глаза оценивающе пробежали по столу. Ноздри подергивались, спросил неожиданно:
– Вино фалернское?
– Греческое, – ответил Владимир сухо. – А фалернское или хиосское… А ты и вина чужие крал?
– Крал не крал, но пробовал, – ответил разбойник с напускной скромностью.
Его пальцы уже разрывали жареного гуся, коричневая корочка хрустела, из-под нее вырывался пар, пальцы обжигало горячее мясо, истекающее соком. Владимир, что решил было не есть, сглотнул слюну, сердито оторвал гусиную ногу.
В молчании ели, запивали, кубки были полны, а в дальнем конце стола ждали еще три кувшина с вином из Царьграда. Разбойник ел неспешно, хотя за время в срубе исхудал, кожа на скулах натянулась, ключицы торчат, хотя видно, какие толстые, что бычьи кости…
Когда голодный огонек в глазах разбойника потух, Владимир сказал, едва сдерживаясь:
– Жрешь, как красная девица! Двумя пальчиками, волокна отщипываешь… Разве воины так едят?
– А я не твой дружинник, – ответил разбойник хладнокровно. – Говори, чего тебе своровать? А то пошли тех, кто ест как надо.
В голову Владимира ударила горячая тяжелая волна. Едва удержался, чтобы не въехать кулаком в нагло ухмыляющуюся рожу мерзавца.
– Ладно, – выдохнул он сквозь зубы. – Мое слово крепкое… Вернешься со щитом – получишь прощение, удел, дочь боярина Твердожита.
– А если на щите? – ухмыльнулся разбойник.
– Ты мне знанием древних умностей не щеголяй, – предостерег Владимир. – Про щит я не для красивости речи. Мне нужен настоящий щит! Тот самый, который Вещий Олег прибил на врата Царьграда.
Кубок едва не выпал из рук разбойника. Глаза не оставляли лицо князя, а когда убедился, что князь не шутит, спросил недоумевающе:
– И что же… тот щит там все еще… висит?
– Висит.
– А… зачем?
– Не для красоты же, – отмахнулся Владимир. – Ты смерд, а не воин, куда тебе знать… Когда заключаешь мирный договор, то по обычаю прибиваешь свой щит на врата града, с которым воевал. Как бы берешь и его под защиту. Князь Олег получил от Царьграда богатый выкуп, греки обязались платить нам дань… и по сей день платят, а мы за это помогаем Царьграду войском. За отдельную плату, конечно… Мой дед пытался поднарушить уговор, ходил с дружиной, чтобы греки увеличили выплату, но то ли в самом деле ихние маги наслали страшную бурю, что перетопила ладьи Игоря, то ли что-то еще… Греки верят, что этот щит Олега хранит их город. Даже если это не так, все равно щит надо снять и увезти. В Царьграде сразу падут духом.
Разбойник молчал, челюсти его двигались все медленнее. Пальцы блестели от жира, но забыл облизываться и вытирать о скатерть. В палате повисло тяжелое молчание. Когда он поднял глаза, Владимир понял, что разбойник мог заподозрить, что за похищением щита стоит нечто большее, чем попытка увеличить дань с Царьграда.
– Щит, – сказал разбойник медленно, он полузакрыл глаза. – Щит на городских вратах… А те наверняка повыше, чем Ляшские или Жидовские… И охрана там не спит, как твои вои, что в соплях путаются, левую руку от правой ноги не отличают. Но все же мне только веревку покрепче да ночку безлунную – и щит у меня! Если только не пропью по дороге, не обменяю на глиняную свистульку…
Владимир сказал напряженно:
– Щит привези. Он в самом деле даст победу. Стоит показать нашей дружине, сразу во львов обратятся!
Разбойник прищурился:
– Похоже, княже, ты сам не больно-то веришь в силу щита?
– Верю или не верю, – сказал Владимир зло, – а князь должен извлекать выгоду из любой вещи. Если перевезти щит от греков к нам, то их это ослабит, а нас усилит. Неважно, волшебный или нет. Ясно?
– Ясно…
– А в чем твой страх?
– Страха тоже пока нет. Но ежели греки верят в силу щита, то охраняют, видать, как зеницу ока?
Владимир отмахнулся:
– Если и охраняли первые годы, то сейчас забыли, зачем вообще охрана. Сколько лет минуло! Мой дед еще под стол ходил…
– Под столом?
Владимир брезгливо отмахнулся:
– И под стол тоже. Я бы послал своих богатырей, но слишком уж на силушку уповают. Не разумеют, что Царьград – это не местные села. Туда съехались богатыри со всего света, нашим дурням сразу рога обломают! А мне не подвиги их дурные нужны. Мне щит нужен!
Не сдержавшись, с грохотом опустил на стол кулак. Залешанин осторожно отнял кубок от губ. Кулак князя с детскую голову, но весь увитый толстыми жилами, сухой, мяса на нем не больше, чем на умершем с голода таракане. И вся рука перевита выпуклыми мышцами, сухожилиями, рука воина, привыкшая к тяжелому мечу. А дальше могучее предплечье, круглое, как валун, плечо, широкая грудь, шея как ствол молодого дуба, суровое лицо с пронизывающими глазами.
Глядя в эти глаза, Залешанин внезапно понял, что сам Владимир с легкостью добыл бы щит, не погнушавшись, как мартовский кот, ночью залезть на городские врата Царьграда, переоделся бы и старухой, и нищим, чего не стали бы делать гордые богатыри из его дружины…
– Я сделаю, – сказал он торопливо. И опустил глаза, ибо увидел в князе нечто близкое, а это опасно, всяк властелин держит себя сурово и загадочно, не позволит, чтобы узрели в нем такого же человека. – Вели дать коня и злата, если торопишься… Если нет, то сам добуду и коня, и все, что понадобится.
- Предыдущая
- 15/103
- Следующая
