Откровение - Никитин Юрий Александрович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/152
• Следующая

– Бросим разом, – предложил Томас. – Ты в ноги, я в голову… Бросили!

Два камня вылетели из их рук с шуршанием, будто неслись по верхушкам пшеничного поля. Томас зря опасался, что калика не добросит: его камень даже чуть опередил, но воин по-прежнему стоял недвижимо, в круглых глазах была насмешка. И опять лишь в самый последний миг щит рванулся вниз, затем в неуловимое мгновение поднялся вверх, треск камня Томаса слился с гулом, который прокатился от удара булыжника. Осколки сухо ударили в каменную стену, а воин опустил щит краем к ноге, стоял надменно и вызывающе, загораживая дорогу.

– Не могу поверить, – прошептал Томас со страхом в голосе. – Он двигает щитом со скоростью молнии!

– Шустрый, – согласился калика.

– Только и всего?

– А чего тебе?

Голос отважного рыцаря дрогнул:

– Я слыхивал про меч, что сам двигается, охраняя хозяина. Может летящую стрелу перехватить, падающее перышко рассечет, только бы не упало на хозяина! Но то меч, а это – щит. Как-то глупо.

Калика смотрел с удивлением. Вздрогнул, словно вынырнув из океана воспоминаний.

– Меч?.. Ах да, который потом в орало… Ну, меч и щит всегда ноздря в ноздрю. Как только начинают ковать мечи покрепче, тут же в другом месте совершенствуют и щиты. Это и есть прогресс.

Томас проговорил тоскливо:

– Это ж магия.

– Она, – сказал калика несчастливым голосом, – будь неладна.

Томас прошептал осевшим голосом:

– Ты что же… сам не поволшбишь? Тебе ж все одно гореть в аду!

– Да и ты, – огрызнулся Олег, – вроде бы сам туда рвешься.

– Я лучше паду, как дохлый, но гордый конь, чем вернусь, как живой, но трусливый бобер! Или даже сверну с дороги.

Калика вытянул шею, заглядывая за край пропасти.

– Да, сворачивать не стоит. А вернуться можно. Мудрый разве прет напролом?

Томас сказал сердито:

– Разве я похож на мудрого?

– Да с тобой и я уже не похож, – вздохнул калика. – Иначе разве бы пошел?

Томас настороженно посмотрел на топор в руке калики. Топор невелик, средний такой, лезвие блестит на солнце, на длинной прямой рукояти нелепый крюк, свою ж руку можно поранить. Глупое оружие диких русов.

– Его так не достать, – объяснил Олег. – Сколько ни кидай, хоть скалы из катапульты, хоть быстрые молнии, щит все отобьет.

Томас спросил с надеждой:

– Так ты его… магией?

Олег сурово покачал головой:

– Тогда нам вовсе туда не добраться.

– А как?

– А по-деревенски.

Он примерил топор к руке, подбросил, поймал за рукоять, затем отступил на шаг, глазом отметил расстояние до воина.

– А это отобьешь, хлопец?

Взмахнул широко и мощно, топор вырвался, как брошенный пращой камень. На миг Томасу почудилось, что воин либо не успеет вздернуть щит, ибо топор летит в голову, либо топор прошибет щит насквозь…

Но щит неуловимо быстро, глазом не увидеть, дернулся на вершок выше. Глухо стукнуло. Томас застонал от досады. Олег удивился:

– Ну, чего стоишь? Примерзнешь.

Он буднично пошел по тропке навстречу страшному воину. Тот как башня загораживал путь. Исполинский щит дрогнул и медленно заскользил вниз. Спина калики загораживала воина, но когда тот, как груда железа, рухнул ему под ноги, Томас с воплем бросился вдогонку. Калика на ходу выдернул топор, вытер окровавленное лезвие о спину павшего, там была короткая накидка. Томас догнал, когда калика переступил павшего и брел дальше.

Череп воина до самой переносицы был разрублен. Калика уходил все дальше, а Томас поспешно старался понять принцип действия славянского оружия: топор на лету ударяется рукоятью о край щита, зацепляется и… с размаху с удесятеренной силой достает лезвием укрывшегося за ним воина!

– Да, – сказал он с почтительным уважением, – это еще почище того приема! Ну, когда ты поразил стрелами людей Шахрая! Помнишь, укрылись за передвижным щитом, мерзавцы?

– Это когда ты отдал Яру, да еще и доплатил?

Томас яростно засопел, но умолк.

Томас жадно устремился к зелени, верхушки деревьев колыхались всего в полусотне футов. От земли тянуло свежестью, благодатной влагой. Истомленное жаждой тело чувствовало близость ручья с чистой холодной водой…

Внезапно калика сказал удивленно:

– Ты куды?

Томас кивнул молча, не в силах разжать спекшиеся жаждой губы. Уши вздрогнули, как у зверя, он уловил слабое журчание воды.

– Чего? – спросил калика подозрительно. – А, искупаться восхотел… Нет, рыба задохнется. Да и некогда.

Он свернул в неприметную щель, оттуда несло таким жаром, словно там был вход в ад. Томас брел, натыкаясь на стены, но, к счастью, проход почти сразу вывел в долину, которая показалась Томасу вырубленной внутри горы гигантской пещерой. Под ногами был камень, даже не плиты, а умело вырубленный ровный пол, сглаженный молотами, затем отшлифованный множеством ног. На той стороне прямо из горы выступал языческий храм. По крайней мере высокие арки входа, каменные драконы, звери, воины-великаны, а сам вход пугающе зиял чернотой.

Томас дивился, а калика махнул рукой:

– Старые горы…

Вид у него был такой, что этим все сказано, и Томас спросил почти враждебно:

– Ну и что?

– Здесь все источено, как червяками. То мрамор ломали для царских дворцов, от них ныне песка не осталось, то целыми племенами прятались от чужаков, то опять же что-то рыли, искали, выгребали… Эти пещеры только дурак или ленивый не приспособлял для чего-нибудь нового, своего.

Дыхание Томаса чуть выровнялось, но пот все еще заливал глаза. На подгибающихся ногах он тащился за Олегом, считал шаги. Вот еще пять шагов – и упадет. Вот еще три – и рухнет. Вот два – и грохнется, как куча железа… Он видел словно сквозь пелену дождя, как из темного входа храма вышли двое. Один тут же метнулся назад, а затем, к отчаянию Томаса, оттуда, как муравьи, начали выплескиваться воины в бронзовых доспехах, надетых прямо на голое тело. Они не выглядели особо опасными, но их десятки, а потом уже и сотни, а Томас чувствовал, что не отобьется даже от воробья.

Воины выстроились в три ряда, загородив вход. Их острые копья смотрели прямо в лица чужаков. Навстречу вышли двое в длинных одеждах, Томас признал в них жрецов, хоть и языческих. Что-то роднит, хоть он и раньше не любил признаваться, христианских священников и сарацинских мулл, а теперь еще и всевозможных языческих жрецов.

• Предыдущая
• 30/152
• Следующая