Семеро Тайных - Никитин Юрий Александрович - Страница 1

• 1/92
• Следующая

Олег с таким усилием держал голову прямо, что шейные позвонки трещали, как молодой лед под ногами. Сзади Мрак с Таргитаем. Правда, сейчас тоже идут в разные стороны, но если оглянуться, можно их еще увидеть…

Солнечные лучи прорывались сквозь ветви. По земле двигались странные кружевные узоры. Конец всем дракам, проплыла трезвая мысль. Конец этому нелепому маханию топорами, мечами, при котором и он вынужденно – не стоять же в стороне! – глупо и дико для мыслителя бил посохом мудреца по головам тех людей, вся вина которых только в том, что чего-то не знают, недопонимают, не умеют добыть на пропитание другим путем, кроме как выскакивать из кустов с диким воплем: «Калита аль живот!»

И все-таки ноги с каждым шагом становятся тяжелее. Наконец он едва отрывал подошвы от земли, а в спине появилось ощущение, что кто-то водит между лопатками обнаженным лезвием.

Зябко передернул плечами, заставил себя двигаться, но теперь остро почувствовал, что на нем ничего, кроме распахнутой на груди волчовки, портков из грубо выделанной кожи и стоптанных сапог. Ни лат, ни кольчуги, ни доспехов, что защитили бы от стрелы, метко брошенного дротика или швыряльного ножа…

Чувство нацеленного в спину острия копья стало вдруг таким сильным, что невольно метнулся в сторону, обернулся, чувствуя, как бешено колотится о ребра насмерть перепуганное сердце.

Сиплое дыхание заглушало все звуки, даже в сотне шагов в кустах совершенно бесшумно проломился толстый кабан, посмотрел маленькими злобными глазками, попятился и пропал в чаще.

На дороге позади пусто. Справа и слева – тоже. Высоко в синеве неба удалось различить жаворонка. Стук сердца и хрип в груди заглушают его верещание, но и с небес вроде бы ничего не грозит…

Так откуда же?

– Черт бы меня побрал, – сказал он вслух. Во рту стало горько, словно пожевал полыни. – Это же просто… трусость. Признайся, здесь нет никого, никто не услышит!.. Ты трусил даже с Мраком и Таргитаем, так каково же сейчас, когда один и голый? Без длинной секиры Мрака, без меча отважного до дурости Таргитая?

Он с усилием заставил себя сделать шаг. Ноги тряслись, а лопатки пытались сомкнуться, чувствуя холод острого железа.

Дорога пошла вниз, слева тянулся каменный гребень, мельчал, истончаясь, как хвост огромной ящерицы. За шипастым каменным гребнем открылась широкая долина, а в ней привольно раскинулся город. Хотя домам не тесно, но и за городской стеной уже белеют хатки с оранжевыми соломенными крышами, сараи, амбары, и во всем чувствуется, что враг давно не появлялся в этих краях, народ отвык со всем добром прятаться за городские стены.

Солнце еще висело над крышами. Только что добыли Перо, но сейчас это в таком далеком прошлом, словно минуло десяток лет. Может быть, потому, что это для Мрака подвиги, а для него только досадные помехи на пути к заветной пещере, где он забьется в угол и будет постигать-постигать-постигать великую премудрость чародейства?

На город он смотрел долго и жадно. А когда на полнеба заполыхал кровавый закат, повернулся и потащился в глубь леса. Чащу чувствовал всем нутром лесного человека, который не только родился и прожил всю жизнь в самом дремучем лесу, но и его отцы-прадеды жили там тысячи и тысячи лет, сроднились с деревьями, срослись, привыкли только в чаще искать убежище и безопасность.

С этого дня он поселился в лесу. Жил сперва как зверь: разве что убивал не клыками, а камнями и палками, спал либо под деревом, либо на самом дереве.

Пояс ослабел, пришлось проткнуть еще три дырки, потом настали холода, он однажды проснулся, наполовину засыпанный снегом. Едва поднялся, дрожь сотрясала так, что кости стучали, как в тонком мешке, и грозили выскочить наружу. Правда, снег вскоре растаял, но Олег впервые заметил, что листья не только пожелтели, но шуршат не на ветках, а под ногами.

Холод донимал сильнее дождя или голода, на которые не обращал внимания вовсе. А главное, сбивал с мыслей, заставлял отвлекаться, и он, все еще весь в том, запредельном мире, построил землянку. Ну, не совсем построил, а просто выгнал медведя из берлоги, накрыл упавшими деревьями и жердями. Там хватало тепла, костер разводил часто, угли от вчерашнего редко доживали до утра.

Когда совсем похолодало, в груди внезапно кольнуло. Он удивился смутно, никогда ничего не болело, а сейчас острая боль потерзала и сменилась тревожным нытьем, гадким предчувствием беды. В мире совершалось страшное и неразумное, он все никак не мог ощутить, пока перед глазами не встало в кровавом тумане оскаленное лицо лохматого человека, вздувшиеся от жуткого беззвучного крика жилы на лбу и висках, обезумевшие от боли глаза…

Он вздрогнул так, что от резкого движения заныли суставы, едва удержавшись на месте. Его подбросило, а пока метался по пещере, губы сами шептали заклятия, а пальцы вязали из воздуха незримые петли, способные удавить медведя и удержать падающую скалу.

Лесные звери в страхе забились в норы, когда на месте медвежьего логова взвился мощный вихрь, разбросал бревна и землю. Деревья зашумели, одна вершинка с треском отломилась, ее завертело в смерче, затем медленно падала вниз, а сгусток ветра унесся в сторону востока.

Далеко внизу багряный массив осеннего леса начал прорываться пятнами открытого пространства, пятна ширились, сливались, потом уже красно-желтый лес виднелся островками, наконец на виднокрае встал блистающий город.

Чувствуя, как раскаляется вихрь, он бросил его круто вниз, там зияла красная полоса, разрослась, оттуда дым и адский жар, в сторонке множество людей, кони, колесница с красными как пламя конями, человек в волчовке, наброшенной на голый торс…

Вихрь с грохотом ударил в землю. Олег пошатнулся, но устоял. Краем глаза видел падающих ниц людей, даже слышал шепот, величали великим и ужасным, с кем-то явно спутали, а перед ним Мрак, прежний и такой же угрюмый, лохматый, сильно исхудавший, с голодным блеском в темных как ночь глазах.

Он растянул губы в усмешке, помахал рукой:

– Привет, Олег. А где наш бог?

Олег смотрел на оборотня, чувствовал, что сам отвечает, говорит обиходные слова, но глаза не отрываются от лица Мрака, на котором отпечаталось все пережитое, а пережил оборотень, судя по его виду, столько, что другому хватило бы на сто тысяч жизней.

На миг лицо Мрака посерело, Олег ощутил, что сказал что-то, задевшее несокрушимого оборотня, но тут глаза Мрака расширились в радостном удивлении, он пригнулся, растопырил руки, ему на шею с радостным визгом бросилась крохотная девчушка, похожая на веселого рыжего кузнечика.

Мрак выпрямился, прижимая ее к груди. Девчушка повернула голову к Олегу. Личико ее было смеющееся, но в серьезных глазах был вопрос. Олег кивнул:

– Он еще вернется. Но сейчас ему надо со мной.

Мрак насторожился – никогда волхв не говорил так серьезно, опустил ребенка на землю.

– Кузенька, я вернусь!

Девочка сказала требовательно:

– Не забывай, что это я выйду за тебя замуж!

– Не забуду, – пообещал Мрак. – Такое не забуду.

– Я тебя буду ждать!

– Я обязательно вернусь, – пообещал Мрак.

Олег двигал руками, вокруг них ветер пошел по кругу, поднимая пыль, потащил сухие листья. Девочка, глядя на Олега исподлобья, с неохотой отступила. Ее подхватили богато одетые люди, оттащили. Там стояла толпа, кто все еще на коленях, кто уже встал, все со страхом пялились на зарождающийся смерч.

Ветер трепал их волосы, пытался сорвать одежду.

Мрак прокричал:

– А ты… в самом деле поднимешь обоих? Небось выдохся.

– Не трясись, – прокричал Олег в ответ, – я в медвежьей берлоге поднакопил силы.

– Ты сидел в берлоге?

Мрак засмеялся, зубы выглянули острые, волчьи клыки выдвинулись и заблестели на солнце. Все еще думает, что шутит. С его мощью почему бы каганов и королей не заставить подавать себе сапоги?

• 1/92
• Следующая