Зубы настежь - Никитин Юрий Александрович - Страница 45

• Предыдущая
• 45/104
• Следующая

Он вздохнул:

– Я что… Уже говорил, что для меня это последний поход. Мне меняться уже поздно. Чо глаза как у рака выпучил? Сказано, дикий человек… Одно слово – варвар! Когда все предают, шпиёнють и то яду в суп, то нож в спину – это и есть цивилизация. А чтобы выжить в таком мире, нужны политики. Ну, это те, которые предают всех и каждого, режут и душат по ночам, а с утра ходють по улицам и раздают деткам конфетки.

Я буркнул:

– У вас тут все политики.

– Все не все, – ответил он, ничуть не оскорбившись, – но политикой антересуются. Это зовется: цивилизация в каждый дом, в каждую семью.

Мне показалось, что возле ручья надувают шар Монгольфье. Тончайший шелк звенел в руках дюжих хлопцев, они растягивали умело и упорно, жерди уже вкопали, юрта получилась просторная и высокая, как шатер шамаханской ца­рицы.

Ревущее пламя костра поднималось на уровень вершинок деревьев. Воздух там трещал, ревел, вспыхивал как при ядерном распаде огненным грибом, а из середины сыпали красные бенгальские искры. Если и есть вблизи соглядатаи, то лучшего ориентира не надо. Я медленно обходил маленький лагерь, внимание привлек один из воинов. Как и трое других, сперва точил меч, что-то чинил в одежке, потом поднялся и пошел в заросли. Если бы просто пошел, все знаем, зачем ходят в эти заросли, я бы не обратил внимания, но держался как-то иначе, чересчур беспечно, но за этой беспечностью крылась предельная настороженность, и меня ноги сами понесли следом.

Иногда он останавливался и вслушивался в звуки, однако я всегда двигался перебежками от куста к кусту, затаивался, меня могли углядеть только белки с дерева.

Наконец, когда мы оказались в дремучей чаще, он воровато оглянулся, сунул руку за пазуху. Я невольно поднял ладонь к плечу. Кончики пальцев коснулись холодной шишки на рукояти. Мне пришлось сделать усилие, чтобы не выдернуть оружие и не скакнуть с диким воем на явного предателя.

Человек осторожно вытащил из-за пазухи нечто белое. Оно высвободило одно крыло, я с запозданием узнал голубя. Шпион ласково поцеловал голубя, погладил по голове пальцем и рывком швырнул в небо. Голубь бесшумно залопотал крыльями, настоящая шпионская птица, а я застыл с наполовину вытащенным мечом: с одной стороны – добрый, птичку в клювик чмокнул, с другой – голуби есть крысы с крыльями, ту же заразу разносят… Что шпион, уже не думал как-то, воевода убедил, что все профессии хороши. А если учесть, что для одних – шпиён, для других – разведчик, а вор, к примеру, везде вор, то и вовсе расколебаешься…

Вдруг он оглянулся, наши взгляды скрестились со звоном булатных мечей. Очень медленно, не сводя с меня взора, он красивым жестом отбросил полу длинного плаща, как ковбой, высвобождающий рукоять кольта. Я так же неспешно поднял руку и взялся за рукоять меча.

В его глазах мелькнуло нечто вроде удивления. Тем же жестом вытащил у себя из-за спины длинный клинок, узкий и японистый, помахал крест-накрест. На губах появилась злая улыбка:

– Давно хотелось узнать, что из себя представляют эти северные варвары…

– Узнаешь, – пообещал я.

Меч мой со зловещим свистом покинул ножны. Я держал его двумя руками, чувствуя, как красиво напрягаются мышцы. Танцующим шагом начал приближаться к шпиону, потом плюнул на танец, смотреть некому, сделал пару шагов по-простецки, зато размашистых.

Шпион процедил:

– Я забивал быков и покрепче…

– Пока я слышу только слова, – напомнил я.

Он прыгнул с того места, перелетел всю поляну, что застало меня врасплох. Правда, прыжки хоть так, хоть через голову – клоунада и лишняя трата сил, я все равно успел отступить, ударил мечом, но шпион ухитрился еще и в воздухе сделать сальто. Лезвие моего меча срезало только подошвы с сапог, и когда плюхнулся на землю в красиво-угрожающей позе, голые подошвы встали врастопырку карикатурно нищенские, с нестрижеными ногтями и с черной каймой, а мизинцы вообще выглядели уродцами.

– Сдавайся, – сказал я высокомерно. – Не пристало воину… а тем более – варвару, сражаться с босоногими!

Он завизжал оскорбленно, снова взвился в воздух. Я сделал шаг в сторону. Срубить в воздухе этого скачущего клоуна просто проще простого, я удержал меч от удара лишь потому, что как-то неловко рубить просто мелькнувшего человека, а не голову, как принято, руку, как принято тоже, или по коленям, как принято уже.

Внезапно в его левой блеснуло. Я не успел уклониться, плечо ожгло болью. Все еще не понимал, откуда, ведь его меч в правой, я отбил его удар с такой силой, что шпиона отшвырнуло к деревьям. Он упал на спину, красиво перекувыркнулся и встал на ноги в угрожающей позе. В правой меч, а в левой – невесть откуда взявшийся кинжал!

Я неверяще тронул плечо. Порез неглубокий, но кровь потекла такой широкой полосой, что меня затрясло от ис­пуга.

– Ты… – проговорил я глупо, – ты ранил… меня?

Он оскалил мелкие желтые зубы, изъеденные дурными болезнями:

– А теперь еще и убью!

– Ах ты… предатель…

– Я своему народу верен, – сообщил он гордо.

– Шпион!

– Наймит, – бросил он в ответ с чувством полнейшего превосходства. – Подлый наемник!.. Киллер.

Я вытаращил глаза, меня затрясло в приступе священной боевой ярости, что появляется, когда слова уже кончились. А так как у варваров их всегда маловато, то я, уже чувствуя в себе берсерка, перекинул меч в другую руку и с удвоенной яростью бросился на мерзавца, у которого доводов оказалось больше, чем у меня.

Он отступил чуть, затем я увидел только каскад движений. И хотя я двигался со скоростью взбешенного кота, мой меч под его ударами звенел, как железная крыша при дожде с градом. Я едва успевал парировать удары, к тому же у него теперь еще и кинжал, а у меня плечо в крови… от этой мысли ярости не прибавилось, а, наоборот, руки стали ватными, а ноги как из киселя.

Его бешеные глаза что-то уловили, на тонких злобных губах зазмеилась улыбка шпиона:

– Вот теперь ты умрешь!

Он прыгнул, одновременно нанося удары мечом в голову и кинжалом в левый бок. Я успел парировать удар его меча своим, а от смертоносного кинжала спасения не было, блистающее как лезвие бритвы острие стремительно неслось мне прямо в лицо, я торопливо закрылся щитом, даже не успев подумать, откуда он взялся… какого черта, это же всего лишь простой щит, даже без покрытия, не белый же рояль в кустах, второй удар парировал мечом и тут же достал его ногой с поворота в челюсть.

Мерзавец как-то удержался, но стоял и мотал тупой обалдевшей мордой, и тогда я, подпрыгнув и сцепив зубы, с лета ударил ногой уже с тройного разворота. Опять в челюсть или вообще в морду, все равно получилось так смачно, так сладостно, так восхитительно, словно я, отбросив предрассудки, подгреб под себя принцессу, служанок и поставил ее рыжую лошадку.

Его отшвырнуло как резиновый мячик. Я смотрел, стараясь не пропустить ни байта информации, когда он шарахнулся о дерево, его расплескало на площади в шесть соток, забрызгало от корней до кроны, а потом он сполз кровавой массой на землю, а я постоял перед ним, шевеля пальцами в приглашающем жесте: давай еще, иди ко мне, вставай и дерись!

Но он не встал, только ворочался, как кабан с содранной заживо кожей, в нем хрипело и булькало. Я передернул плечами, словно цыганка в танце, отвернулся и пошел к лагерю, медленно остывая от священной ярости богов. Шпион вообще-то, обозвав меня киллером, сделал комплимент. Сейчас киллеры окружены ореолом романтичной таинственности, как в прошлом – робин гуды, скарамуши и прочие зорры.

Воевода сидел у костра понурый, руки протянул к языкам пламени. Похоже, его морозило после ледяной воды из родника.

– Одним меньше, – ответил я на его вопросительный взгляд.

Он поморщился:

– Это тот, который держал принцессе левое стремя?

– Пусть садится справа, – предложил я.

– Да справа такой же… От куявов по десять золотых в месяц. И еще по корове в год.

• Предыдущая
• 45/104
• Следующая