Битва Деревьев - Новак Илья - Страница 29
- Предыдущая
- 29/85
- Следующая
Впервые с того момента, когда Эльхант обернулся, он взглянул на воеводу.
– Хорошо, я поведу отряд, – сказал агач.
– Поведешь? После всего, что натворил? Ты обвинил меня в том, что я не понимаю происходящего, – ну так ты не понимаешь еще более моего. Да, ты должен сам рассказать сынам омелы все, что видел под землей. Отряд поведет сид Амарген. Ты пойдешь в нем простым солдатом.
Узкое, будто отесанное топором лицо Амаргена Марха, сида разгромленных железнодеревщиков, осталось холодным, когда он сверху вниз окинул взглядом Септанту.
– Иди к остальным, – приказал Марх.
Облаченный в доспех, с притороченным к седлу шлемом, он сидел на коне, Эльхант же был пешим. Агач пошел прочь, ощущая, как взгляд железнодеревщика сверлит его спину. Прошлым вечером, шагнув из шатра воеводы, как только упали на свое место накрывающие проем шкуры, Эльхант услышал голос Ланы: "Отец, но ты же помнишь, что агач сбросил Амаргена с коня. Сид отомстит!" – а затем ответ Монфора: "Железнодеревщик понимает, какие теперь времена. И я скажу ему, что дикарь должен попасть к друидам, чтобы описать все увиденное в подземельях. Амарген проглотит ту обиду".
Возможно, сид и постарался забыть нанесенное ему оскорбление… хотя Эльхант подозревал, что это не так. Глаза Марха, тусклые, будто рыбьи, недобро поблескивали, когда он глядел на агача.
Они вышли из лагеря затемно: две дюжины доиров, гортов и железнодеревщиков, и среди них Орхар с агчем. Брана и других кентавров Эльхант так и не увидел, а вот Поэми вместе с двумя эллианами, близняшками Фули и Нули, по приказу Оливии отправилась с отрядом. Чуть позже к ним присоединилась и маленькая пирси, нашедшая Эльханта в корнях дуба. Поэми замахала на нее руками, попыталась отогнать назад к войску, но пирси, что-то рассерженно шипя, кружила вокруг и никак не улетала. В конце концов пришлось взять ее с собой.
Уже когда они покидали лагерь, появилась и Лана, но близко подходить не стала, лишь кивнула издалека, прощаясь, и Эльхант кивнул в ответ.
Куда идти – этого не ведал никто, кроме сида. Тайная Роща сынов омелы, называемая Корневищем, находилась… там, где находилась. В недосягаемости для взгляда тех, кто не должен видеть ее. Все слышали, что она где-то в Кричборе, но лес велик и, не имея точного представления, где именно расположена небольшая проплешина, посреди которой растет несколько дюжин деревьев, найти ее можно было лишь случайно, – да только песнь леса препятствовала любой случайности. Кроме седобородых, лишь верховные риги туатов ведали путь к Роще. Так же это знал и Монфор Билал, – а теперь вот и Амарген Марх.
Сид ехал во главе отряда, трое дюжих железнодеревщиков, с полными стрел колчанами и длинными луками за спиной, шли рядом. Амарген был единственным, кто надел кирасу, все остальные железнодеревщики – а их насчитывалось пятеро, Септанта подозревал, что больше во всем войске Монфора просто не было, никто не выжил, – предпочли кожаные нагрудники со стеганой подкладкой, как и остальные дети деревьев. Они, конечно, не так крепки, как железо, но куда легче, идти же предстояло долго.
Двое наездников на грифонах летели в безоблачном небе. По приказу воеводы они должны были сопровождать отряд до самого леса, высматривая врагов. Далеко по левую руку высилась Гора Мира. Вершина ее, погруженная в облака, выходила на другую сторону небес, на их изнанку. От отца Эльхант слышал, что облака скапливаются у склонов и становятся жидкостью, потоки которой текут тайными колодцами и пещерами, образуя в сердце Горы колдовской водопад, великий Источник, соединяющий два больших Туата – небеса и воды. Отсюда до нее было около трех дней пути, но сейчас дорога лежала в иную сторону, к Пределу Воздуха.
В путь выступили под утро, шли целый день, перебрались вброд через мелкую речушку, на другом берегу которой и встали лагерем. Костров не жгли, опасаясь привлечь врагов, от ночного холода кутались в меховые плащи. Наутро, когда еще только начало светать, пошли дальше.
– Расскажи о себе, – попросила Поэми к полудню следующего дня, когда отряд перебрался через вторую речку. Пирси летала вокруг, иногда завистливо и злобно поглядывая на Септанту, которому с самого утра Поэми уделяла больше времени, чем ей.
Эльхант с Орхаром двигались в хвосте отряда. Агач что-то пробурчал в ответ, и тут о его плечо ударился комок сухой земли. Он быстро повернул голову: маленькая фея, нырнув к траве, подхватила обломок мелкой ветки, взлетела и запустила им в Эльханта. Агач махнул рукой, отбил его. Пирси, зашипев, погрозила кулаком и унеслась куда-то.
– Что ты сказал? – спросила Поэми. Она летела, оставляя за собой шлейф прозрачных листьев. Септанта глянул вверх: один грифон с седоком виднелся чуть позади отряда, второй прямо над ним. Они парили, расправив крылья, в высокой синеве. Иногда крылатые создания взмахивали ими, поворачиваясь и описывая круги: наездники наблюдали, нет ли кого поблизости.
Эльхант шагнул в сторону, и мимо него пронесся еще один земляной комок. Сзади раздалось шипение, но агач не стал оборачиваться.
– Зачем тебе это? – спросил он.
Феи не умели лгать, и Поэми покраснела.
– Мне велел сид, – произнесла она, отводя глаза.
Идущий рядом Орхар что-то неразборчиво пробормотал. Эльхант без удивления кивнул, и фея продолжала:
– Сказал… – тут она покраснела еще больше: – "Ты все равно постоянно крутишься возле агача, ну так разузнай о его прошлом".
Хмыкнув, солдат вытер рукавом нос. Эльхант отмахнулся от очередной ветки, но комок грязи с торчащей из него травой отбить не успел, и тот попал ему в грудь. Пирси, метнув снаряд, будто из пращи, победно взвизгнула и на всякий случай отлетела подальше. Эльхант сказал, отряхиваясь:
– Передашь железнодеревщику: агач не стал отвечать. Что еще приказал тебе сид? Следить за мной днем и ночью?
Поэми заморгала, не зная, обижаться или нет, расстроенно покачала головой и полетела вперед. Проводив ее взглядом, Септанта спросил у Орхара:
– Что скажешь?
– Да вот… – пробормотал солдат. – Об чем воевода думал, когда сида старшим с отрядом отправлял? Все ж знают: Марх спуску никому не дает. Воин, может, и хороший, да недобрый…
Тут Эльханта что-то кольнуло в затылок. Вскинув согнутую в локте руку над головой, он вытащил из-за спины пирси. Вооруженная, будто копьем, тонкой сухой веткой, она шипела и сучила ногами. Удостоверившись, что ни одной из трех эллиан поблизости нет, Септанта большим и указательным пальцем сжал тонкую талию и поднес к фее вторую руку, чтобы щелкнуть по лысой макушке. Бросив ветку, пирси заизвивалась, потом уяснила, что вывернуться не удастся, пискнула и сжалась, зажмурив глаза. Так и не дав ей щелчка, Эльхант огляделся, собираясь отбросить фею подальше, но решил, что это ничего не даст: вскоре злобное создание вновь примется нападать на него. Тогда агач просто сунул ее под куртку и затянул шнурки. Фея какое-то время билась за пазухой, норовила укусить через рубаху, пыталась выбраться, а после затихла.
– Жутко под землей, дукс? – спросил Орхар. – Тебя послушать – страсти одни.
– Не жутко, – возразил Эльхант. – Муторно. Когда камень везде, неба не видно… грудь давит поначалу. Но я быстро привык.
– А меня даже в лесу давит, ежели в чаще какой, когда деревья уже совсем со всех сторон и сучья над самой башкой. Я простор люблю, дукс. Потому возле Аргоса и осел, там вольно…
– Ты откуда вообще? Из эдхов?
– Тополь, да, – подтвердил Орхар. – Што смотришь, дукс? Не похож? Наши все больше вроде вас, кедров, высокие да стройные, а я вот… – он смущенно хмыкнул, покосившись на свои ноги. Даже скрытые широкими штанами, они напоминали два натянутых лука. – Хех! Ну от такой уродился… А все мамаша моя виновата – из доиров она была. Падубица, во. Ее батя так величал, когда они ссорились. Батя-то мой – тополь натуральный, еще выше тебя, да худой… А маманя – навроде того пенька, што в ширину, што в длину. Померли они давно, я и помню ужо плохонько. Мы под Баркентинами жили, у гор, ближе к Коре. Как раз Горак со своими кабанами появился… Батя на той войне и погиб, его жорган стоптал, а мать уже после померла, я юнцом был. И што делать? По младости скушно на месте сидеть, а я уже тогда воин знатный был, это от бати у меня. Его в войске воеводы хорошо знали за свирепость. Ну и я… не, вот так махаться, как ты, дукс, да скакать по башкам, по плечам прыгать – этого я не умею, ну его. Но я того… злюсь я, разумеешь? Как чую, што сейчас драка пойдет, так зверею – ничего поделать не могу. В глазах кровяная пена такая, в башке гудит, за цеп свой хвать – и пошел молотить. И не устаю совсем, вот што дивно! Потом уже, бывает, ломит в локтях, но токмо потом. Ну вот, я в следопыты и подался, а после, значит, в охране у всяких сидов служил, у рига одного даже из феарнов. Вольная жизнь – оно по мне. Токмо хозяина свого береги, а так – делай што хошь, жратву дают и жить завсегда есть где. Но то пока молодой. Потом стал все чаще думать: надоело чегось, иначе надо… Ну, пошел к железным, у них домишкой разжился под городской стеной, огородец там, двор… Не женился, хуч и собирался. Думал: сражался, сражался, а старость иначе проведу. Штоб уже детеныши под ногами бегали, да штоб жена рядом крутилась… Хех! Тут мертвоживые Аргос-то и спалили, да вместе с домишком и с огородом моим. Теперь вот опять… сражаюсь.
- Предыдущая
- 29/85
- Следующая
