Запретное прикосновение - Такер Шелли - Страница 42

• Предыдущая
• 42/62
• Следующая

— Боже, — прошептала она, тряхнув головой, стараясь сбросить с себя любовный дурман. — Нельзя, не смей… Тебя убьют, если мы…

— Я не боюсь смерти, — возразил он. — Я беспокоюсь лишь о твоей судьбе, Кьяра.

— Вдали от тебя мне все равно, что со мной случится!

Он уже взял себя в руки.

— Нет, я не могу не думать об этом, — с надрывом произнес он. — Если Дамон после свадьбы узнает, что ты… О Боже! Он пойдет на все! Как я люблю тебя!

Она протестующе застонала, когда он разжал тесное кольцо своих рук.

Наступило молчание. Несмотря на пылающий очаг, в помещении было прохладно, однако оба они задыхались.

— Когда мы уедем отсюда? — Девушка первой нарушила молчание.

Ясно было: Кьяра спрашивает не о том, когда они уедут во Францию, Испанию или на один из малонаселенных островов, она говорила о Равенсбруке.

— Утром, — ответил он коротко.

Кьяра кивнула и подумала, что если просто побудет с ним здесь до утра, еще несколько часов… Если он обнимет ее, если даже ни слова не скажет о своей любви, в которой она и так не сомневается, — ей этого будет достаточно, чтобы никогда не забыть того, что произошло между ними!

В комнате было темно, когда Ройс открыл глаза. Только в очаге дотлевали угли.

Он не знал, сколько осталось до рассвета. Каменный пол кухни хранил тепло. Плотные скатерти, на которых они лежали, которыми укрывались, согревали их. Раненая рука затекла и болела, но он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить Кьяру.

Впервые они делили ложе.

Ройс пошел на это, хотя знал, как трудно будет ему выдержать ее присутствие рядом. Но он хотел, чтобы свою, возможно, последнюю ночь они провели вместе. Чтобы касались друг друга. Всего лишь касались.

Все ночи в будущем ему суждено провести в одиночестве. Даже если он и не будет один.

Она вздохнула, облегченно и радостно, словно ей снился хороший сон, и пододвинулась к нему. Боже, как же ему будет недоставать ее!

Немного погодя ресницы девушки дрогнули, она приоткрыла глаза и шепотом окликнула его.

Какое-то время они лежали молча, неподвижно, окутанные темнотой ночи и теплом очага.

Кьяра слегка шевельнулась, прижалась к нему еще сильнее и стала целовать его щеки.

— Кьяра… — произнес он с отчаянием в голосе.

— Я люблю тебя, Ройс, — шептала она в перерывах между поцелуями. — Позволь мне любить тебя.

— О, дорогая. Мы не должны, — бормотал он, чувствуя, что в другой обстановке был бы смешон. Но сейчас… Как смеет он поступить по-иному?

Она прикоснулась пальцем к его губам, нежно обвела их, потом зашептала прямо в ухо:

— Не так, как ты подумал… нет… Но разве не могу я поцеловать… прижаться губами к тебе.

Ее шепот был уже еле различим, но Ройс услышал его, и возбуждение переросло в непреодолимое желание. Как она невинна! Как робко и в то же время естественно прозвучал ее вопрос. Он пытался ответить и не знал, что и как сказать.

А мысль о том, чего она желает, доводила его До безумия.

— Кьяра, — хрипло прошептал он, — есть вещи, о которых мужчина не должен просить.

— Ты и не просишь. — Она слегка прикусила мочку его уха. — Об этом прошу я.

О Господи! Он был напряжен до предела, его словно кололи раскаленным наконечником копья.

— Но многие женщины… — продолжал Ройс, желая и не желая, чтобы этот момент настал, — считают, что не подобает…

— Я поняла… — Ее голос зазвучал непривычно игриво. — Что ж, выходит, мне нравятся те вещи, которые другие женщины считают неподобающими.

Пока Ройс собирался с силами, чтобы не поддаться искушению, ее мягкие губы уже проложили дорожку из поцелуев к его груди, а руки попытались перевернуть его на спину. И он не смог противиться.

Кончиками пальцев Кьяра касалась его голой груди, за пальцами следовали губы, и он, зажав в кулаках скатерть, на которой они возлежали, полностью подчинился ей. Как некоторое время назад — она ему.

Девушка словно исследовала, открывала его для себя, ее постижения сопровождались громкими возгласами, в которых слышались удивление, одобрение, страсть… Еще никто из женщин, кого он знал, не отдавался изучению его тела с таким волнением и тщанием.

Медленно, очень медленно пальцы и губы Кьяры опустились ниже, и вот уже ее руки коснулись его бедер. Он замер, закрыв глаза, стиснув зубы, беззвучно моля, чтобы она остановилась, и в то же время боясь, что она услышит его мольбы и внемлет им. Но этого не случилось, он ощутил дуновение воздуха на своих обнаженных чреслах, и затем наступила полная тишина.

Внезапно до Ройса донесся восхищенный крик.

Открыв глаза, он увидел, что она, чуть приподнявшись, смотрит с нескрываемым изумлением на его восставшую плоть. Но ни испуга, ни смущения не заметил он в ее широко открытых потемневших глазах. А также желания пойти на попятный.

Взглянув ему прямо в лицо, девушка протянула руку и ласково прикоснулась к его возбужденной плоти. Застонав, он откинулся назад и вжался в пол, словно желая провалиться сквозь землю.

Ее пальцы поглаживали его фаллос, сжимая и отпуская. Крепче, слабее…

Он безоглядно отдался своим ощущениям, не в силах сдержать рокочущего стона, который мог бы, наверное, вырываться из пасти льва во время любовных игр с львицей.

Кьяра отвечала нежным, мелодичным постаныванием, в котором слышалось удовлетворение обладанием, победой. Радость триумфатора.

Обнаружив на рубиновой головке каплю выступившей жидкости, она замерла на секунду перед этой новой жизненной загадкой, затем дотронулась До нее пальцем. Густая, вязкая.

Девушка припала к ней губами.

В голове у Ройса застучали боевые молоты, он покрылся испариной и чуть не лишился сознания, почувствовав ее прикосновения.

Огненный дождь обрушился на него с полупровалившейся крыши. А после не стало вообще ничего. Только она, Кьяра и ее горячий рот.

— Кьяра…

В сдавленном звуке снова были мольба, страсть, нетерпение. Больше выдержать он уже не мог.

Она не прекращала своих ласк. Их можно было назвать бесстыдными, безрассудными, непристойными. Но они таковыми не были. Ибо девушку вела сама любовь. И еще желание подарить радость своему избраннику.

Минутой позже окружающий мир взорвался. Тело Ройса содрогнулось. Стоны удовлетворения вознеслись к потолку кухни, когда его семя вырвалось наружу, увлажнив ее рот.

Некоторое время он лежал с закрытыми глазами, потом открыл их и увидел, что она, уткнувшись подбородком ему в живот, смотрит на него сияющими глазами.

— Господи! — пробормотал он. — Господи!

— Ты мягкий и сладкий на вкус, — прошептала девушка.

Ройс уложил ее рядом и, сжав лицо руками, поцеловал в губы. Ласково и благодарно. Ощутив у себя на губах вкус собственного желания.

Он не хотел, чтобы наступало утро.

По мере их продвижения на северо-восток становилось теплее с каждым днем. В воздухе пахло весной, влажной землей, птицы не уставали петь, ручьи и речки набухали от тающих снегов и превращались в могучие потоки.

Кьяре чудилась в этом пробуждении природы горькая насмешка: сейчас, когда весна приходит в эти горы во всей красе, им с Рейсом предстоит разлука, и тепло и свет навсегда исчезнут из ее жизни.

Из дома своих предков Ройс унес с собой два дорогих его сердцу предмета: отцовский щит и отцовский меч. К счастью, за все три дня, что они ехали из Феррано, ему не пришлось прибегать к помощи оружия: по дороге им почти никто не встретился, а те, кого они видели, были вполне миролюбивы. Хотя, насколько он знал, в этих пограничных землях нередко бывали раньше стычки между жителями Шалона и Тюрингии, несмотря на заключенное перемирие. Потому, видимо, так мало людей и путешествовало в этих местах.

Кьяре хотелось порой — она с испугом ловила себя на этой мысли, — чтобы какие-нибудь непредвиденные обстоятельства снова задержали их в пути. Но ни мятежников, ни враждебно настроенных местных жителей они так и не встретили.

• Предыдущая
• 42/62
• Следующая