Кровь пьют руками - Валентинов Андрей - Страница 3

– Усе в порядке, граждане! – суровым тоном повторяет жорик. – А документики-то предъявите!

Интересно, какие документы у кентов? Наверно, водительские права. И еще техпаспорт.

– Катись в пень, служивый! – кентесса демонстративно сплевывает на пол и катит к нам с явным намерением припечатать к полу сержантовы сапоги. – Если вы, бриллиантовые, с Аликом беду сотворили!..

– Язык-то попридержите, гражданочка! – квадратное плечо Петрова ненавязчиво оттирает меня в сторону. Слабые попытки сопротивления с моей стороны игнорируются – молча, но решительно. Теперь супротив двух кентов – один мент.

– Вот чего, сержант! – первый, который одоробло, нагибается, дышит бензином. – Ты нам Алика отдай, а сам катись – и зубы вставлять не придется. Просек?

– Попустись, миленок! – сопрано красотки на колесах звенит откровенной издевкой. – Неровен час, мы тебя сами попустим! Вдвоем и по очереди.

Петров громоздится, как спартанское войско при Фермопилах, намертво перекрывая коридор. Я наконец прихожу в себя. Ругаются – значит, смертоубийства не будет. Телефон! Я ведь хотела позвонить! Наряд и, конечно, скорую! Нет, скорую, а потом уже наряд!..

Я отступаю к двери, за которой прячется искомый телефон (сотовый надо было брать, дуреха!), и тут начинается. Мое непродуманное отступление явно принято за всеобщее бегство. Кентесса начинает наезжать (в прямом смысле, не в переносном) на сержанта, лапища гнедого – грязная, в чем-то, похожем на тавот, – толкает Петрова в грудь…

Бах!

Интересно, можно ли с одного удара уложить на землю шкаф? Наверное, нет, а вот кентавра можно, причем с тем же приблизительно звуком. Уложить одной левой – в правой у сержанта палаш, которым он почти одновременно пытается достать кентессу – к счастью, плашмя. Но фехтовальщик из него никакой – ловкий ответный удар выбивает оружие из рук, тонкие, но жилистые лапки тянутся к горлу…

Все! Пора бить! Не люблю жориков, но они все-таки люди.

Я примериваюсь к хрипящей и матерящейся массе, едва не получаю колесом по ноге, успеваю разглядеть мохнатое горло гнедого, замахиваюсь…

– Хватит!

Голос негромкий, слабый. Казалось, его и не услыхать-то по этакой запарке, но – услышала. И не просто услышала – замерла на месте, каким-то чудом моментально осознав: и вправду – хватит. И что самое любопытное, догадалась об этом не одна я. Словно к непослушным детишкам пришел строгий дядька. Поигрались, малые – и будя!

Куча распадается, встрепанный Петров отскакивает в сторону, кенты отъезжают чуть назад.

– День добрый, господа и граждане!

Тот, кто столь удачно нас убедил, стоит в дверях. Старенький такой, и кожушок на нем старенький, на седой голове шапка-бирка, сверху дырка, ветром повевает…

За спиной дедушки, прямо на лестничной площадке, возвышается еще один кентавр – угрюмый бородач в футболке песочного цвета.

Почетный эскорт?

– Олег Авраамович жив?

И тут я спохватываюсь. В голове зреет смутная – и совершенно невероятная – догадка. На фотографиях он совсем другой, помоложе и не в кожухе, но…

– Гражданин Залесский жив, но ему срочно требуется медицинская помощь. Гражданин… Молитвин?

Тот, кого ищут пожарные, ищет милиция, неторопливо кивает, поворачивается к кентам:

– Все в порядке, Папочка. Драться не надо. Это свои.

В иной момент я бы и не прочь побыть своей для нетрадиционной Папочки, но не сейчас.

– Я работник прокуратуры, гражданин Молитвин. В данный момент в квартире находится лицо с явными признаками…

– Я знаю, кто вы, Эра Игнатьевна, – прежним негромким голосом перебивает старик. – Алик вас хорошо описал. Никаких признаков, тем более явных, нет, но Олегу Авраамовичу действительно нужна помощь. За тем и пришел.

Опохмелиться принесли, что ли? – хочу спросить я, но не спрашиваю. Просто не успеваю – бравый сержант Петров как раз выходит из ступора.

– Ерпалыч, ты это… – произносит он сурово, неторопливым движением пряча в ножны палаш. – Ты в комнату пройди. А вы, граждане, стойте, где стоите. И ни шагу!

Последнее явно относится к кентам. Они недобро ворчат, скалят желтые зубы – но подчиняются. Пока, во всяком случае.

Ладно! Пора к телефону!

Я снимаю трубку, палец ложится на кнопку.

– Не надо, Эра Игнатьевна!

Вздрагиваю. Вздрогнешь тут, когда тихой сапой из-за спины подбираются. Когда это он успел?

Хочется ругнуться как следует, в пять загибов, но нельзя. Не тот случай.

– Гражданин Молитвин! Прошу не указывать мне, что делать! Между прочим, ваш дружок-собутыльник валяется в соседней комнате с перерезанной артерией…

– Нет…

Старик медленно снимает шапчонку, проводит худой ладонью по жидким седым волосам.

– Олег Авраамович не ранен. Эта кровь – не его. У него обморок. Не звоните! Скорая не поможет, а вашим коллегам тут делать нечего. Эта кровь – не человеческая. Произошел… Ну, можно сказать, несчастный случай. Точнее, неудачный научный опыт.

Из соседней комнаты доносится радостный визг гражданки Бах-Целевской:

– Алик! Алик! Сладенький мой! Это я, твоя курипочка!

Судя по тону курипочки дела не так и плохи. Все-таки медсестра, должна что-то понимать! Ладно, не буду спешить. К тому же упоминание о науке наводит меня на новую мысль – на сей раз совершенно правильную.

– Хорошо. В милицию пока звонить не буду. Насчет скорой – поглядим через полчаса.

Он кивает, явно успокоенный, и выходит из комнаты.

Мой палец тут же ложится на кнопку.

Набираю номер.

Свой.

Игорь поднимает трубку почти сразу, после первого гудка, и я догадываюсь, что он сидит в большом старом кресле рядом с моим столом.

– К-квартира Гизело! Алло!

– И вам алло, Игорь! – невольно улыбаюсь я. – Звоню из Лапландии. От Деда Мороза.

– Зд-дравствуйте, Снегурочка! – мигом откликается он. – К-как там в Лапландии? Нильса с г-гусями не встречали часом?

– Гусь есть! – я уже не улыбаюсь. – Ваш гусь! Тот самый!

Несколько секунд трубка молчит, и я получаю возможность беспрепятственно переварить снегурочку. Никак уши краснеют, снегурочка-дурочка? Хороша старая баба с красными ушами!

– П-понял, – теперь голос звучит совсем иначе: строго и твердо. – Н-назовите ад-дрес, еду!

Да, голос звучит твердо, но заикается мой специалист больше обычного. Неужели на старом алкаше свет клином сошелся? Игорю сюда нельзя, здесь же куча… даже не народу, а просто – куча. Свалка. Мне за такое голову оторвут. Вернее, сама оторву, если с ним что-то…

– Адрес назову, Игорь. Но ехать вам сюда нельзя. Сейчас нельзя. Поверьте!

На этот раз с голосом экспериментирую я. Поймет?

– Хорошо, – в трубке слышен вздох. – Д-долго терпел, потерплю еще. Договоритесь, пожалуйста, о встрече. На завтра. Ладно?

На завтра? Как бы Неуловимый Джо Молитвин не вздумал вновь шутки шутить! Ну, нет! Не позволю.

– Договорюсь. Вас как-то представить?

– К-конечно! Будем д-дипломатами! – Игорь смеется, и я невольно улыбаюсь в ответ. – Скажите, что с ним хочет встретиться м-магистр.

– К-как? – оказывается, я тоже умею заикаться.

– Магистр – это маг по имени Истр. В честь речки назвали – Днестр которая. Не иначе, он там с водяными п-путался. И с русалками… Я ведь действительно м-магистр, причем именно по мифологии. В Праге дали, я там в университете защищался. У Ярослава Б-буриана. Который по унгвартариям книжку написал, помните?

Ага! И ложусь с ней, и встаю.

– Хорошо. Передам. Мне, Игорь, тут еще побыть придется, так что вы не скучайте. Телевизор сами найдете, компакт-диски в левом нижнем ящике стола.

– Спасибо! – кажется, он вновь улыбается. – Я тут зрение порчу – Лойолу в-вашего почитываю. Насчет т-трех степеней подчинения. Разб-бирался, испанец!

– Еще бы, – охотно соглашаюсь я.

Так оно и есть. Разбирался. Но даже если и нет, я не стала бы спорить с Игорем Дмитриевичем. Бог с ней, с истиной, пусть не рождается!