Куколка - Олди Генри Лайон - Страница 16
- Предыдущая
- 16/106
- Следующая
– Я… я понял.
– Ничего вы не поняли. Не обижайтесь, Борготта, это вполне естественно. Сейчас вам и не нужно ничего понимать. Кроме главного: если вы не придете, ваш «овощ» останется голодным. А после второй неявки голодным останетесь еще и вы. Держите, вот ключи.
На лестничной площадке им встретилась брюнетка, которую Лючано видел за завтраком. Кимоно она успела сменить на другое, лилового шелка, с алыми розами.
– Привет, Жоржик. Как успехи?
– Успехи потрясают, – ланиста чмокнул даму в душистую щечку. – Знакомьтесь: Лючано Борготта – Николетта Швармс. Николетта у нас уже второй год семилибертит. По контракту.
– По контракту?!
– Вы не любите самостоятельных женщин? – картинно изумилась Николетта, сложив пунцовые губы бантиком. – Очень жаль! Между прочим, еще год – и я куплю себе домик на Куэдзако. Хотите, приглашу в гости? Будем кейфовать под цветущими вишнями…
Она свысока глядела на Лючано – свысока во всех смыслах, ибо стояла на две ступеньки выше. «А как же свобода? – хотел спросить Тарталья. – Добровольно продаться в рабство…» И не спросил. В конце концов, что он, по большому счету, знает о жизни семилибертусов? Об обстоятельствах самой Николетты?
Ничего.
Кажется, брюнетка о многом догадалась по его лицу.
– Добро пожаловать в братство лучших из худших! – рассмеялась она. Стало ясно, что Николетта пьяна. С утра. Видно, очень уж приятна и необременительна эта служба, раз женщина надирается, едва встав на ноги.
От радости, должно быть.
– Выбрал себе цуцика? – Николетта двусмысленно играла складками кимоно.
– Выбрал, – ответил за Лючано Жорж.
– Какого?
– Четвертого.
– А-а, хороший «овощ». Сочный. А мой сварился, – доверительно наклонилась она к Тарталье. – Иду по-новой дергать. Жаль, что четвертый – твой. Он мне нравился… Жоржик, дай ключи.
– Держи.
– А как его зовут? – спохватился Лючано, когда брюнетка скрылась внизу.
– Кого?
– «Овоща». Моего.
– Никак его не зовут, – пожал плечами Мондени. – Придумайте ему кличку, если хотите. Кстати, у вас в 15:00 – транслят-шоу. В пол-третьего ждите в холле, за вами приедут.
– Шоу? Я… я не готов! Мне нужно…
– Ничего вам не нужно, Борготта, – Жорж увлек его вверх, к бронированной двери. – Поверьте мне. В студии сидят профессионалы, они все сделают. Вы, главное, отвечайте на вопросы, и дело будет в шляпе.
– Отвечать на вопросы?
– Да. И не стройте из себя девицу на выданье! Камер он боится, готовиться ему надо… Сказано – шоу, значит, становись шоуменом! Понятно?!
– Ага, – угрюмо буркнул Лючано.
Желудок от злости сводило судорогой. Проклятье! Успокоил, начальничек, настроил на нужный лад!.. взял цуцика за шкирку, ур-р-род… Он вспомнил, что «цуциком» Николетта обозвала «овоща» – и настроение от дурацкого, мерзкого сопоставления испортилось окончательно.
Он хотел пойти в город, развеяться, но вместо этого вернулся в номер и завалился спать. От душевного расстройства. Проснулся без четверти два, с головой мутной, как всегда после дневного сна. Во рту – засохший цемент, череп набит мокрой ватой. И добро бы с похмелья! Хотелось придушить кого-нибудь, застрелиться самому, упасть спать до глубокой ночи и выпить пива.
Все сразу, смешать и не взбалтывать.
Ровно в половину третьего, как и было обещано, в холле гладиатория объявился патлатый юнец с носом настолько длинным, что Лючано вспомнил куклу «пиноккио». У обычных людей такие носы не растут. Наверное, имплантант – для участия в комик-шоу.
– Борготта? Я за вами. Едем на студию.
– Как передача называется? – спросил Лючано, усаживаясь в мобиль, похожий на огромный кирпич. – Мне ничего не сказали…
Пиноккио запустил двигун.
– «Жизнь замечательных людей».
– Это я-то – замечательный?!
– Каждый человек в чем-то замечателен. Главное найти, в чем, пока человек не умер, – философски заметил носатый. – А уж вы-то – и подавно! Только успевай замечать…
– Сколько времени длится ваша «Жизнь…»?
– Полтора часа, – Пиноккио рассмеялся. – А ваша?
Лючано не ответил.
Снаружи транслят-студия производила впечатление жуткой эклектики. Здание в стиле имперского классицизма: колоннада, ступени, фронтон с барельефами – и несуразная конструктивистская надстройка на полтора этажа. Поляризованный плексанол, ажурные фермы, пучки направленных антенн выцеливают на орбите коммуникационные спутники; пялится в зенит раструб экранированного блока гиперсвязи…
Внутри эклектика просто зашкаливала. Фойе с ковровыми дорожками, скрытые «лампионы» с псевдоживым огнем, микро-оранжерея кактусов с краником, торчащим из голубой агавы; охранник в форме любезничает с красоткой в сетчатом трико. Антикварный механический лифт, приняв пассажиров, устремился почему-то вниз. По выходу из лифта начался строгий коридор без излишеств, если не считать биопласта «под чешую».
Звукоизолирующие двери, люминат потолка…
Пиноккио обернулся на ходу:
– Тут раньше наше консульство было. В прошлом году съехали. А дом вещуны за бесценок выкупили…
– Вещуны?
– Ну, вещательная компания. Пришлось достраивать «купол»…
За дверью с номером XXXVIII обнаружилась уборная. Из кресла навстречу гостям взлетел франт в роскошном сюртуке и темно-красных лосинах. Он сверкнул лучезарной улыбкой, как если бы снимался в рекламе геля для зубов, и заученным движением откинул голову назад, тряхнув взбитым чубом.
– Благодарю, Марий, вы пунктуальны. Феликс Киприан, ведущий программы. Ну-ка, повернитесь, дайте на вас посмотреть…
От франта исходил напор кипучей, упругой энергии. Лючано невольно заулыбался в ответ и, забыв поздороваться, начал вертеться наподобие модельной дивы.
– Замечательно! Я вижу, у вас есть сценический опыт. Это ваша повседневная одежда?
«Честно ответить, что никакой другой не успел обзавестись?»
– Да.
– Отлично! Ключевое слово в названии нашего шоу – жизнь! Естественность, натуральность… Впрочем, капелька грима не повредит. Прошу в кресло!
- Предыдущая
- 16/106
- Следующая