Куколка - Олди Генри Лайон - Страница 22
- Предыдущая
- 22/106
- Следующая
Банкир изобразил сложное чувство. Трудно сказать, какое именно, но получилось замечательно. Лючано даже зааплодировал.
– После развода мы готовы были принять тебя дома, найти достойную работу. Нет, ты увлеклась курьезными прожектами, о каких стыдно говорить в приличном обществе. И вот теперь…
Он повернулся к зеркалу спиной, устав гримасничать. На лацкане пиджака ярко блеснул золотой значок: спираль со звездой наверху. Спираль покрывала сложная гравировка: буквы и цифры. Если это была гематрица, она никак себя не проявляла.
– Ты вышла замуж, Эми?
– Нет, папа.
– Ты не меняешься. Капризы, причуды. Отец ребенка – наш ?
– Да, – без колебаний ответила Эмилия.
– Не верю. В глупостях ты отличаешься завидным постоянством. Зная, что твой отец – человек с идеалами, один из лидеров движения «За чистоту»… Иногда мне кажется, что ты меня ненавидишь.
– Я люблю тебя, папа. Тебя и Айзека.
– Ты забыла добавить: и маму.
– Мама умерла. Ты это отлично знаешь.
– Знаю. Ответь еще раз: отец ребенка – наш ?
– Да.
– Если роды пройдут успешно, это будет легко проверить.
– Разумеется. Ты увидишь внука, и поймешь, что я говорю правду. Уверена, ребенок родится похожим на тебя.
Она была гематрийка. Беременная гематрийка. Средних лет. Без косметики. С пигментными пятнами на лице. С большим, некрасивым животом. Страдающая токсикозом. Кроме этого, она лгала. Лючано, как никто другой, знал: она лжет. И тем не менее, если бы его на суде под присягой заставили отвечать на вопрос: «Красива ли эта женщина?» – он без колебаний ответил бы:
«Да. Очень красива.»
Декорации в ящике внезапно изменились. Кабинка дальней связи превратилась в отдельную каюту звездолета – комфортабельного лайнера типа «Садху». Эмилия сидела на койке, держа в руках гигиенический пакет: ее тошнило.
– …можете наблюдать живописный пояс астероидов, расположенный между Н'голой и Амбвенде, седьмой и восьмой планетами системы. Наш лайнер входит в систему под углом к плоскости эклиптики…
Пакет упал в утилизатор. Бледная, утомленная женщина легла, стараясь поудобнее устроить живот. С изнанки происходящего еле-еле брезжила поляна с цветущими маками. Лючано полагал, что это – его личные домыслы.
Сон есть сон.
– …пока перед нами разворачивается захватывающее зрелище, позвольте кратко ознакомить вас с историей и основными особенностями планеты Китта. Четвертая от центрального светила…
И почти сразу, едва не вырвав пучки из сотен ладошек:
– Мар Шармаль? Это я, Нзинга.
– Я слушаю вас.
– Примите мои соболезнования. Ваша дочь умерла родами. Мы сделали все возможное, но к сожалению…
– Эми называла вас волшебницей, Нзинга.
– Эми ошиблась. Я не волшебница.
Тишина.
Сон уплывал, умирал, растворялся в небытии.
– А ребенок?
– Двойня. Мальчик и девочка. Оба живы.
Тишина.
– Дети – гематры?
– Безусловно.
– Вы уверены?
– Раньше, мар Шармаль, вы не сомневались в моих профессиональных способностях.
– Я и сейчас не сомневаюсь. Ждите, я скоро приеду.
Тишина поглотила все, кроме поляны, где цвели маки.
Вскоре исчезли и они.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ДЕНЬ СЮРПРИЗОВ
– Ну и что мне с тобой делать?
Вопрос был риторическим. Ответа Лючано не ждал.
Безропотно поужинав вчера, сегодня «овощ» игнорировал завтрак. Сидел, глядел, как обычно, мимо, гладил кормильца по плечу. И не реагировал, когда в губы ему тыкалась ложка с «замазкой». Ни уговоры («Надо кушать! Иначе сдохнешь, дебил. Давай, за маму-папу…»), ни личный пример эффекта не давали.
Лючано даже рявкнул на подопечного, помня, как окрик подействовал на лысого.
Никакого результата.
«Не нравишься ты мне, малыш, – сообщил маэстро Карл. – Злым становишься.»
«Прозвище обязывает!» – огрызнулся Тарталья.
«Злым и мелочным. Не злодеем – злодейчиком. Брюзгой. Такие плюют в чужие кастрюли и пинают кошек, пока никто не видит. Ну а ты орешь на убогого…»
«Надавай ему лучше тумаков, – поддержал маэстро Добряк Гишер. – Помнишь, как я тебя учил? – чтоб следов не осталось… Хочешь на ком-то злость сорвать – сходи к ланисте, обложи его по матушке. Или к Тумидусу. Дорожку указать?»
Лючано не нашелся, что ответить. В припадке самоуничижения, которое психолог назвал бы «гиперкомпенсаторной реакцией», он вдруг принялся жаловаться «овощу» на свои проблемы – словно оправдываясь, как дошел до жизни такой.
– Извини, что наорал, приятель. День с утра не заладился. Понимаешь? Ничерта ты не понимаешь, огурец… Вот ты меня по плечу гладишь – а знаешь, что там, под рубашкой? Татуировка там. И не простая, а самостоятельная. Расти ей, заразе, вздумалось. Тебе бы понравилось, если б по тебе всякая пакость ползала?
«Ему бы понравилось, – заметил издалека Гишер. – Обратил внимание, какое плечо он тебе гладит?»
А ведь верно! Что-то чует, собака…
– Ты гладь, я не против. Она ведь не от этого растет. А ланиста предупредил, что у меня сегодня – арена. Вот и думай, чего ждать. Ты-то думать не умеешь, тебе хорошо! А мне…
Его несло, как вчера на шоу.
– Еще и сны эти! Шастаю, понимаешь, в прошлое. Мироздание, будто куклу, за ниточки дергаю. Ближе, дальше, быстрее, медленнее, вперед, назад… Страшно мне, приятель. Оно , выходит, сидит внутри. Дышит. Помогает, суетится – а мне страшно…
«Тебе в самом деле страшно, малыш?»
«Издеваетесь, маэстро?
Лючано прислушался к себе. И с удивлением понял, что на самом деле ему ни капельки не страшно. Более того, интересно. Даже мысль, что за новоприобретенное «ясновиденье» однажды придется расплачиваться, не слишком беспокоит.
«Мечтал стать супером, дружок? Радуйся, вот оно..»
Секундой позже губы овоща разжались. Блондин проглотил ложку «замазки» и, словно птенец, раскрыл рот в ожидании следующей. На третьей или четвертой ложке до Лючано дошло, что он, оказывается, крепко держит «овощной» пучок моторика – корректируя двигательные рефлексы, побуждая вовремя открывать рот, жевать и глотать.
Детская работа для опытного невропаста.
«Но я же не спрашивал у него разрешения!»
- Предыдущая
- 22/106
- Следующая
