Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Олди Генри Лайон - Страница 36

Не волнуйся…

Восковое лицо, бинты, пластик кислородной маски. Капельницы. Зеленые зубцы на экранах. Строгие лица коллег из реанимационной бригады. «Мария Отаровна, вы врач. Вы поймете. Мы делаем все возможное. Но никаких гарантий…» Самое страшное – твое полное бессилие. Врач с почти полувековым стажем, доктор наук, профессор, зав. кафедрой анестезиологии, ты бессильна помочь самому родному, самому близкому человеку. Антон не приходит в сознание. Он гаснет огарком свечи, и ты вынуждена смотреть на исход, затянувшийся по нелепой прихоти судьбы, не находя себе места и глотая валокордин.

Потомственный врач в четвертом поколении, старуха никогда не верила ни в бога, ни в чудеса. Но сейчас, запершись в кабинете, она шептала какие-то слова, плакала, о чем-то просила, молила неведомо кого, ловя даже не надежду – тень, намек, призрак.

Чудо. Ей требовалось чудо.

На другой день чудо свершилось.

Вообще-то в палату Антона посторонним входить запрещалось. Но кто осмелился бы не пустить профессора Френкель к родному внуку?! Она сидела здесь уже не один час, опустошенная, без сил. Лицо мальчика плыло перед глазами. Слезы? Нет. Что-то сердце защемило. И палата тоже плывет, раскачиваясь на мертвой океанской зыби. Голова безвольно откинулась, ткнулась в выкрашенную серо-голубой эмалью стену палаты.

Обморок был краток и странен. Мария Отаровна понимала, что окружающее – плод ее измученного рассудка, но… Под ногами – жирный чернозем. По правую руку к горизонту тянутся квадраты полей, усеянных лохматой капустой, похожей на отрубленные собачьи головы. Слева, за водяными рвами, теснятся хижины – круглые плетенки на сваях. Дальше на утесе возвышается крепость. И, ближе к скалам, – чудная башня, наклонная сразу в три стороны. Теплый, почти горячий воздух нес ароматы цветов, тяжкие миазмы разложения и запах прели. Из ближайшей хижины выбрались двое. Один, высокий, нечеловечески пластичный, словно не шел, а перетекал по земле. Одетый в штаны и рубаху смешного ярко-розового шелка, он был абсолютно незнаком профессору Френкель. Зато второй…

Сердце вновь ударило в предынфарктный галоп:

– Антон!

– Бабушка!..

Конечно, поначалу она не поверила. Что еще, как изволил выразиться господин Кничер, за «клякса»? Это сон, навязчивая идея… Разумеется, вам нужны доказательства. Вы, как любой нормальный человек, не станете верить на слово… Конечно, бабушка, трудно поверить. Я здесь две недели торчу. В бортик врезался – и сразу сюда. Понимаешь, тут время по-другому идет. Не волнуйся, ба, господин Кничер мне помог, я в полном порядке! Интересно даже. Скажи, со мной там совсем плохо? Выкарабкаюсь? Сколько у нас времени прошло?

Это сон, страшный сон…

Ты в коме, Антошенька. Полтора дня.

Это огромная удача, Мария Отаровна, что вы не заснули, а именно потеряли сознание. Успокойтесь, скоро вы очнетесь. И будете помнить наш разговор. А вот усни вы над койкой внука… Вам очень повезло! Я готов помочь Антону выйти из больницы, но для этого нужны две вещи.

Какие?!

Первое: поверьте нам.

Он так и сказал, милый господин Кничер: «нам». Не «мне», а «нам».

И добавил: Антон, твоя очередь. Докажи бабушке, что она не спит. Пусть убедится. У нас мало времени.

…деньги, в тумбочке, тысяча триста… подарки к Восьмому марта: тебе часы «Casio» – маленькие, на ремешке, а не на браслете, как ты любишь; Ленке – цепочка золотая, с кулончиком… в коробке…

Очнувшись в палате, Мария Отаровна долго не могла понять: что она делает?! Почему спешит, собирается, не попадая в рукава пальто? Куда? Домой? Зачем?! Лизоньку тетя Нюша покормит, соседка. Что ей делать наедине с бедой, в пустой квартире? Муж умер два года назад, Антошенька переехал к бабушке, теперь он лежит здесь, зачем же ей… Едва захлопнув за собой дверь квартиры, старая женщина кинулась к тумбочке в комнате внука. Все оказалось именно там, где сказал Антон: деньги, часы, цепочка с кулоном… Реальность треснула пополам. И в зияющую трещину обычного порядка вещей ворвался отчаянный ветер надежды.

«Бабушка, заночуй в больнице. Так нам легче будет тебя найти здесь. Понадобится наркоз. Хотя бы легкий. Иначе, если ты просто заснешь, потом ничего не вспомнишь».

Вечером она вызвала такси и поехала обратно в институт. Прекрасно зная, чем рискует: наркоз самой себе, без контроля специалиста… Сердце. Возраст. Нервы. С другой стороны, чем рискуешь, старуха? Крупицами лет, отмеренных тебе? Антоша, бабушка идет, бабушка с тобой…

Они ждали ее. Внук и господин Кничер.

Это вам. Оденьтесь. Я отвернусь. Лишь сейчас Мария Отаровна заметила свою наготу. И не устыдилась. У нас, госпожа профессор, есть время – часов десять. Вы убедились? Если нужно, мы с вашим внуком предоставим дополнительные аргументы. Потом? Как вам будет угодно, госпожа профессор. Итак, к делу. Мне жизненно необходимо встретиться с одним человеком. Я очень надеюсь… да что там, уверен! – с его помощью удастся вывести Антона из комы. Но не сразу. Может, неделя. Может, месяц. Больше – вряд ли. Успокойтесь, здесь время течет иначе. Антон уже говорил вам. У вас пройдет три-четыре дня максимум. Даю слово, я потороплюсь. Это ведь и в моих интересах. Мои интересы? Повторяю, мне нужен один человек. Как и в вашем случае, речь идет о жизни и смерти. Кто он? Владимир Сергеевич Чижик, он же Влад Снегирь, писатель. Ваш земляк. Хотите поговорить с Антоном? Не смею мешать. Обсудите, подумайте. Понимаю, звучит диковато, но…

Диковато?! Шизофрения – вот, пожалуй, самое точное название для происходящего. Возможно, она сама, в безумии и усталости, положила в тумбочку деньги с подарками, желая обрести вожделенные доказательства? Мозг не выдержал свалившегося горя, разум помутился… Нет! Она в силах буквально по минутам восстановить вчерашний день. Никаких провалов в памяти, кроме обморока. Молила о чуде, старуха?! Держи! Трогай! Неужели позволишь внуку тихо угаснуть на больничной койке, в окружении приборов и капельниц?!

Мария Отаровна Френкель, доктор медицины, зав. кафедрой анестезиологии Института неотложной хирургии, приняла решение.

В первую очередь необходимо найти этого Влада Снегиря. Попытаться объяснить ситуацию? Убедить провести несколько дней под соответствующими препаратами? Разумеется, она подберет самый безопасный «коктейль»… Нет. Писатель примет ее за сумасшедшую. И будет прав. Значит, остается другое. У нее есть дача, пустующая зимой. Дальше понадобятся помощники. Вернее, сообщники. Следует называть вещи своими именами.

Марии Отаровне было страшно. Но остановиться она уже не могла.

Костя Палий, друг Антона. Старше внука на три года. Служил в спецназе. Участвовал в боевых операциях. Крепкий, тренированный парень. Работает санитаром в хирургии. Она сама его туда устроила. Недавно узнала, что Костя «подсел» на морфий. Это плохо. Но… это дополнительный стимул. (Профессор Френкель вздрогнула. У врача – такие мысли?!) Костя согласится. Ради друга. А комплект «сэкономленных» ампул наверняка ускорит его согласие. Потом надо будет серьезно побеседовать с Костей, уговорить на курс лечения…

Потом!

Когда в институте вновь объявилась Леночка, Мария Отаровна поняла: это судьба.

Уговорить детей оказалось легко. Втроем они заперлись в ее кабинете, и Мария Отаровна сделала обоим инъекцию сомбревина. Себе не стала. Верила и так. Осталась наблюдать: она не имеет права рисковать чужими жизнями.

Господин Кничер оказался на высоте: Лена с Костей очнулись убежденными сторонниками операции по спасению. Разрабатывая план, старая женщина мучалась ощущением, что участвует в съемках дурацкого сериала про шпионов. Выяснить телефон писателя через справочное бюро, зная фамилию-имя-отчество, оказалось делом трех минут. Номер есть. Следующий звонок. Трубку взяла женщина. Говорил Костя. Представился журналистом, желающим взять интервью у Влада Снегиря. Вы его жена? Уехал? На конвент? Скоро вернется? Нам номер сдавать, хотелось бы успеть… В понедельник или во вторник? Обещал связаться? Можно будет вам еще перезвонить? Спасибо!