Орден Святого Бестселлера, или Выйти в тираж - Олди Генри Лайон - Страница 56

Однако следует заметить: присуща нашим литераторам некоторая беспринципность. Такое чувство, что лишь изначальная правильность (если вы нас понимаете…) их героя не дает ему сбиться с честной дороги, а вовсе не рука авторов, которые, увы, сами не знают, как в жизни лучше. И почему-то кажется, что именно беспринципность (не слишком плохое качество в нашу переменчивую эпоху) позволила Тамаре Польских вступить в соавторство с г-ном Снегирем уже после сетевой публикации фрагмента будущего романа, заявленного как «сольник» Снегиря. Впрочем, это правильно с коммерческой точки зрения: одновременно «захватываются» две читательские аудитории. Особливо сей прием действен, если соавторы – писатели известные и популярные. Но с точки зрения художественности, если можно говорить о таковой применимо к современной фантастике, пребывающей в затяжном кризисе… С позиций «высокой словесности» существует окраска стиля, которую не вытравить, о чем бы человек ни писал. Стиль Снегиря, при всей его «детскости», достаточно оптимистичен, жить хочется, даже когда совсем «не катит». А общий стиль Польских – видимо, привнесенный ею из эпохи заигрывания с номкомиссией Букера, – можно назвать «энергией распада». Герои на каждом шагу что-то проигрывают и что-то теряют. Естественно, при «литературном» распаде, как и при атомном, высвобождается энергия – определенной категории читателей это нравится: читать и представлять, как все, что строилось веками, рассыпается в одночасье. Круто. Адреналин плюс всякая химия, вырабатываемая организмом специально для апокалипсисов. А что остается потом? Разумного, доброго, вечного?

Ничего. Убийство бумажных человечков.

Если в скором времени научат компьютер сочинять «фэнтези», не исключено, что у него получится не хуже, а может быть, даже лучше. Такого рода чтиво по отношению к литературе более или менее художественной напоминает технический дизайн в сравнении с живописью – индивидуальное начало, индивидуальный стиль не играют в нем принципиального значения. Автор этой литературы давно уже умер (а быть может, никогда и не рождался) – он выступает не как Творец-Демиург, а как инженер-комбинатор сюжетных мотивов, схем, штампов, как ретранслятор современной урбанистической мифологии. Будь основная часть текста записана в строку, а не многозначительным столбиком, роман стал бы вдвое меньше по объему. Русским авторам, в отличие от Дюма, платят не построчно, поэтому нельзя подозревать их в банальном денежном интересе. Следовательно, речь идет о сознательной конструкции, обожаемой графоманами и от которой бегут уважающие себя литераторы. Но ведь это требование рынка! – а рынок, то есть клиент, всегда прав.

Пожалуй, хватит о грустном. Довольно цельный в художественном отношении, роман получился неоднозначным. С известной долей правоты его можно обвинить в кощунстве, вплоть до сатанизма. Тем не менее этический заряд книги вполне гуманистичен; авторы хотя бы обозначают планку, ниже которой нельзя опускаться в духовных поисках. Как здраво заметил на форуме издательства «Аксель-Принт» один читатель: «Ребята, не на своем поле редьку сеете!» Просто надо определиться для себя, кого мы называем «русскими писателями», а кого – «русскоязычными текстовиками». Иначе: с кем вы, мастера культуры? Чем дольше фантастика будет воспринимать себя в пределах того концепта, который сама же привила массе, т. е. концепта «литературы для подростков», тем дольше пророками ее будет профессиональная штамповка имени В. Снегиря и духовные метания «королевы» Польских между болотом «фант-гетто» и зияющими высотами мэйнстрима.

Признаем, что мы живем в мире победившей мифологии и всесокрушающего инфантилизма. Для авторов «Лучшего-из-Людей» и прочих легких безделушек-fantasy нет ничего проще, чем вынудить картонных персонажей вести себя так, как в данную секунду хочется их создателям. Надо – герои будут целоваться, надо – истекут клюквенным соком. Но главный фокус в том, что читатель (не под наркозом и не под дулом пистолета!) двухтомник покупает.

Магия-с.

Одинокий трубач на перроне терзал небеса серенадой «Ты ж мэнэ пiдманула», на рефрене «Я прыйшов, тэбэ нэма…», сбиваясь в «Сулико». Впрочем, столь же часто его уносило в любимое «Без двадцати восемь».

«Ибо число семь есть символ полноты, а также сходное с ним по значению число сорок, в отличие от Числа Зверя, символизирующего обделенность дарами духовными». «Сборник душеполезных текстов», конец цитаты.

Ностальгия с диагнозом «deja vu»: февраль, достать чернил и плакать, вокзал, трубач, вороний грай, офени дружно месят слякоть, прощай, ни пуха ни пера, – ах, к чему ритмы и рифмы, если время остановилось, следуя транзитом по маршруту «Вчера – Завтра», и забежало в рюмочную унять тоску! Вот только снегу навалило от души, не в пример прошлогоднему скупердяю-февралю. Предчувствия меня не обманули: на платформе тоскует (токует?..) вселенский страдалец Шекель-Рубель. Поезд еще скучает в тупике сортировки, а критическое светило уже взошло. Вальяжно приосанясь, кусая жидкий ус, вешает лапшу собеседнику – парню в круглых очках, с непропорционально большой головой, отчего парень сильно смахивает на водолаза.

Водолаз внимает с почтением.

– Привет величайшим из великих, сотрясающим твердь подошвами своих идей!

– А, Вла-а-адинька… Здра-а-авствуй, здра-а-а… Познакомься: твой, положа руку, коллега. Из Ахтырки, в одном купе ехать будем: Андрюша Вухань, прошу любить и жаловать. Между прочим, весьма подающий надежды молодой человек. Будущий рыцарь, вне сомнений. «МБЦ» его у «Гипериона» летом увело…

– Влад. Снегирь.

– Ух ты! – Наив ахтырчанина умиляет. Теплый наив, душевный, словно оренбургский пуховый платок. Хочется водолазу в рыцари, до чертиков хочется. Думает, Шекель пошутил. – А я Андрей Сестрорецкий. Это псевдоним.

Ясное дело, псевдоним. Нашел кому объяснять: Чижику с Фонтанки. С такой хохляцко-шанхайской подначкой – Вухань!.. – без псевдо никак. Небось в школе проходу не давали. Хотя это еще цветочки-василечки! Знавал я интеллигента в шестом поколении с фамилией Тупорыльник…

– А вы? Вы тоже?..

Самое время провести воспитательно-разъяснительный ликбез.

– Значит, так, брат Вухань. Во-первых, начав с «ух ты!», на «ох, вы…» не переходят. Я сегодня попросту, без чинов. Во-вторых, заруби на переносице: все фантасты обязательно попадают в рай. Так говорил Заратустра, а я ему верю. Но в рай – это позже, а сейчас мы едем на «МакроНомиКон», учрежденный безумным меценатом Джихадом Альхазредовым, где все друзья, коллеги и братья во Spiritus Vini. С минуты на минуту Эльф явится – перед ним что, вообще шапку ломать? Ты понял, оруженосец?

– Ага! – радостно возвещает наш юный друг. – Понял! Две бутылки «Медовой с перцем». В сумке. И мама трех цыплят поджарила. С чесноком.

– Ай, молодца! Куришь? Нет? А я, братец, закурю. Авось быстрее состав подадут.

– И последнее, Андрюшенька-а…

Шекель-Рубель всегда выглядит обиженным, а нынче – вдвое. Подходят всякие, понимаешь, умыкают ценных собеседников. Тигр герменевтики, оскалив клыки в мой адрес, берет Вуханя-Сестрорецкого под локоток, спеша возобновить прерванный монолог:

– …Запомните, милый мой: читатель добр. Читатель участлив и заботлив. Он вас любит. И с памятью у читателя все в порядке. Выйди у вас очередной труд – читатель не обойдет книгу своим вниманием. Он непременно разыщет в сети ваш адресок (у вас ведь есть е-мэйл, Андрюша?.. примите мои соболезнования…) – так вот, читатель этот адрес из-под земли достанет, как бы вы его ни скрывали. И за три дня до того, как лично вы возьмете родное детище в руки, в почтовом ящике закипит разумное, доброе и, увы, вечное. Ибо читатель, ваш ум, честь и совесть, не в силах более скрывать жестокую правду. Он откроет вам глаза. Поверьте, вы живо ощутите вину за вырубленные леса, пошедшие на бумагу для вашей книги. Когда у вас депрессия, болит сердце, и вы глотаете валидол – о, читатель добр! Он всегда готов поддержать любимого автора в трудную минуту. Предупредить: «Исписался!» Напомнить: «Бездарь!» Оградить: «Вторичен, но остальные и вовсе лабуда!..» Вы бледны, Андрюшенька? Полно, в ваши-то годы…