Сеть для Миродержцев - Олди Генри Лайон - Страница 21

• Предыдущая
• 21/24
• Следующая

Наверное, не стоило писать всю эту дребедень: четырнадцатый день, месяц… Даже наверняка не стоило. Прошло всего несколько часов с того момента, как я бросил предыдущие записи и ринулся прочь, словно одержимый. Но иначе сейчас я не смог бы успокоиться. Вон, руки дрожат, и слова пляшут вперевалочку, как безумные пишачи вокруг падали, а палочка для письма скребет лист со звуком, от которого мороз продирает по коже и волоски на теле встают дыбом!

Все!.. все, все, все… хватит.

Я должен.

Я, Жаворонок, проклятый отцом брахман, должен.

Да, наверное, это забавно смотрелось со стороны: когда я ворвался в родильные покои, трое апсар-повитух уставились на меня, как на привидение, и, не сговариваясь, прыснули в рукава. Им смешно, райским подстилкам! – как же, потешный отец потешного ребенка, зачатого непорочно, без чрева женщины, собирается присутствовать при родах! Как трогательно! Всех дел-то: откинуть крышку ларца в назначенный час и извлечь дитя! Скрип крышки сойдет разом и за крики роженицы, и за финальный вздох облегчения… Много вы понимаете, красотки-пустосмешки! В другое время я и сам бы вам подхихикнул, а там, глядишь, и увлек бы всю вашу троицу в уголок поукромней, где б и подтвердил, что кругом рай раем, с какой стороны ни ущипни!

Прицыкнув на апсар, я подошел к ларцу и благоговейно замер над ним. Это они, гологрудые апсары-повитухи, видели просто ларец, изукрашенный чудной резьбой, а мне-то виделось совсем иное… Сколько мантр было читано над искусственным чревом, сколько яджусов-заклятий сложено с дрожью в голосе и восторгом в сердце; сколько крохотных огней возжигалось – и Южный Огнь Предков, и Восточный Огнь Надежды, и Западный Огнь Постоянства! Сам же ларец стоял, обратясь лицевой частью на север, в сторону жизни и процветания, туда, где с плеча седоглавого гиганта Химавата стекает Ганга, мать рек! Я и Опекун Мира на два голоса пели гимны, меняя слова местами где по наитию, где по древнему знанию суров и смертных, где согласно выверенным тайным канонам – и реальность плыла волнами, ларец разрастался, становясь величиной с ашрам лесного подвижника; светляки бродили по резной поверхности, вспыхивая рубинами, изумрудами, теплыми сапфирами и ледяными алмазами…

И я слышал краем уха, как Вишну-Даритель все чаще вплетает в тексты имена Аситы-Мрачного и Девола-Боговидца, перворожденых мудрецов, покровителей тьмы и волшбы.

Неясные видения проносились передо мной легким сонмом, двигаясь посолонь вокруг ларца: человекоподобные существа с трубчатыми хоботами слонов-уродов, шкатулки с чистым знанием, холодным и прозрачным, как родниковая вода, топленое масло с дурманящим ароматом и молоко небесной коровы Шамбалы, темная жидкость в коленах керамического бамбука… о, тайна оставалась тайной, но до чего же это было захватывающе! Опекун Мира становился мной, я – Вишну, Светочем Троицы, голоса наши и души наши окутывали легкими покрывалами призрачные мары, пеленали и вязали, и Я-Мы чувствовал, как сокровенная сущность непознаваемого впитывается в наш ларец, где дремал до поры зародыш, птенец чресел моих, будущий брахман-кшатрий, обладатель всех счастливых свойств!

Может быть, у меня родится бог?

Прокол сути наполнял сердце пламенем экстаза, и Трехмирье казалось песчинкой, затерянной в горах песка на берегу моря.

А потом голоса сипли, огни гасли, миражи уходили прочь… я переглядывался с Опекуном и покидал родильные покои.

До завтра.

…Откинув крышку ларца, я проморгался: слезы застили взор.

Тишина.

Только апсары-повитухи взволнованно сопят, выглядывая из-за моего плеча.

Он лежал на самом дне, уютно свернувшись клубочком и поджав колени к подбородку. Это очень напоминало позу зародыша, но в тот миг странная мысль промелькнула на самой окраине сознания: младенцы так не лежат!

Откуда она только взялась, эта мысль-злодейка?..

Некоторое время я разглядывал его, моего Дрону, Брахмана-из-Ларца. Маленький, очень маленький даже для новорожденного, даже для недоношенного; темный пушок вьется на крохотной головке, а тельце костлявое и даже какое-то узловатое, без обычной младенческой пухлости… тельце старичка.

И молчит.

Свет лампад со всех сторон обступил его, обитателя темноты, которая хранила плод до заветного часа; а он молчит, не плачет, не скулит, не требует вернуть уютный мрак и безмятежность…

Почему?

Дышит ли?

Жаворонок, ведь это твой птенец; твой и только твой!

Сейчас я понимаю, что был дураком. Сердце успокоилось, и кровь жаром растекается по лицу от стыда: боги, как глупо я вел себя тогда, не дав апсарам осторожно извлечь дитя из ларца!

Я выхватил его сам. Выхватил не как сына, не как беспомощного младенца, а скорее как кузнец выхватывает из огня заготовку клинка, когда будущий меч ведет себя иначе, чем многие его предшественники.

Даже не обратил впопыхах внимания, что освященная жидкость, которой до сих пор был наполнен ларец, куда-то делась, и лишь кожа маленького Дроны блестела, подобно коже борца, смазанной кунжутным маслом.

Ладони обожгло.

Ребенок оказался ужасно тяжелым и горячим, будто и впрямь был создан из раскаленного железа; а еще он был скользким, как речной махсир-темноспинка.

Я не удержал Дрону.

Пальцы разжались, их исковеркала болезненная судорога, и почти сразу что-то случилось со Временем. Наверное, голубоглазая Кала ради забавы шлепнула пригоршню жидкой глины на трещину в своем кувшине. Капли-минуты удивленно перестали сочиться, размывая густую преграду; и я мог только стоять с растопыренными руками, слыша над ухом тройной вскрик апсар, длящийся вечность.

Я никогда не был в аду, но сейчас ощутил – каково это.

Младенец падал спиной вниз, мимо ларца. Вот он завис в воздухе, затылком над краем столешницы, и предвиденье опалило меня до глубины души: сухой удар, хруст, трупик на полу и гневно-изумленный взор… нет, не Опекуна Мира.

Я видел твои глаза, Наставник Брихас, самец кукушки, строгий отец мой.

Твое проклятие настигло непутевого сына?

Да?!

Первая капля просочилась наружу, и крохотное тельце двинулось от рождения к смерти.

А потом мы долго стояли и слушали громкий, требовательный плач новорожденного Брахмана-из-Ларца.

Боясь поднять его с пола на руки.

– Он будет мне сниться,– тихо сказала одна из апсар.

И заплакала.

Я кивнул. Мне теперь тоже будет сниться один и тот же сон: беспомощный младенец, похожий на старичка, диким котом изворачивается в воздухе, чудом минуя край стола, и приземляется на все четыре конечности – чтобы мягко перекатиться на правый бок и лишь потом закричать.

Почти членораздельно.

– Ты слыхал последние новости? – спросил меня Шарадван.

Я пожал плечами, наполняя чаши медовым напитком с примесью настоя корицы.

В беседке царила прохлада, клумба цветущих гиацинтов напротив радовала глаз, а у самого входа на ветках карникары распускались белые венчики, которые испокон веку сравнивались поэтами с бесплодной женщиной, ибо при всей своей прелести цветы карникары не источали аромата.

Совсем.

– Хастинапурского регента, Гангею Грозного, знаешь?

Я еще раз пожал плечами. Дескать, в лицо видеть не довелось, а так: кто ж не знает Грозного?

• Предыдущая
• 21/24
• Следующая