Войти в образ - Олди Генри Лайон - Страница 2
- Предыдущая
- 2/8
- Следующая
Старейшина племени, вислоухий Гэсэр Дангаа, завтракал. Он подслеповато щурился сквозь пар котла на мясную наваристую шурпу, изредка запускал в горячую жижу сложенные щепотью пальцы, вылавливал приглянувшийся кусок и, внимательно рассмотрев добычу, бросал кусок мяса – чаще в рот, реже – обратно в котел. Каждый всплеск отвергнутой баранины привлекал к себе внимание третьей жены старейшины, недавно выигранной в альчик молодой Баарчи-Татай. Женщина сидела у откидного полога юрты, занятая шитьем, и с жадностью оборачивалась на булькающий котел. Ее опасения имели под собой веские основания – после заполнения объемистых животов Гэсэра и двух первых жен она имела шанс остаться голодной. И уж во всяком случае, цветущую круглолицую красавицу, каждое утро смазывающую щеки дорогим перепелиным жиром, – ну никак не интересовала изголодавшуюся Баарчи стайка голопузых малышей, с визгом и воплями пронесшаяся мимо юрты.
Старейшина с трудом оторвался от созерцания очередной порции еды.
– Женщина! – булькнул Гэсэр сквозь недожеванное мясо, и женщина привычно обернулась на звук. – Подними свой зад – да не отощает он вовеки! – и узнай у детей, зачем они бегут на Круг Собраний. И поживее, если не хочешь слизывать подгоревший жир со стенок котла!..
Баарчи-Татай как-то сразу, с первых дней своего поспешного замужества, перестала принимать близко к сердцу грубое обращение и неопасные угрозы мужа. Не торопясь, она встала и, потянувшись всем своим гибким телом нерожавшей дочери степей, высунулась за полог. Через некоторое время она задернула кошму и повернулась к ожидавшему Гэсэру.
Последние новости, слишком долго задерживающиеся за белоснежными зубками красавицы, привели сытого Гэсэра в дурное расположение духа, отнюдь не способствующее пищеварению, – и он нахмурился и придвинул поближе кривой посох.
– Дети говорят, – как раз вовремя открыла свой пунцовый ротик довольная жена, – табунщик Кан-ипа на Круг Собраний чужого дурака привез. В степи подобрал. Люди наелись, отоспались – теперь веселье у них. Смотреть идут. Хороший дурак, смешной. Только руками трогать Кан-ипа не дает. Мол, испортите мне дурака, что я тогда мудрому Гэсэру Дангаа показывать стану?! Вот придет Гэсэр – и дам дураку полную волю. Иди, Гэс, может, и вправду интересно…
Старейшина поцокал языком и, грузно встав, направился к выходу. Шагнув за полог, он на мгновение задержался и всем телом, по-волчьи, развернулся к жене.
– Пойдешь со мной? – И, не дожидаясь ответа, зашагал вперед, выпятив живот и держась подчеркнуто прямо.
– Как же, уже бегу, – проворчала Баарчи-Татай, задергивая кошму и проворно подкатываясь к остывающему котлу. – Что мне, дома дураков мало, чтоб за ними на Круг бегать?! Да и то сказать, дома – свои, а там – привозные…
На Кругу табунщик Кан-ипа показывал толпе соплеменников найденного им Безмозглого. Сегодня сюда сошлись в основном темноволосые юнцы, но кое-где мелькали седые космы стариков из худородных и яркие тюрбаны любопытных женщин. Все улыбались и подталкивали друг друга.
Степной дурак ездил на лошади. Кан-ипа бережно подсаживал его в седло и пускал коня вокруг себя на отпущенном поводу. Толпа задерживала дыхание. На половине круга Безмозглый неизменно терял равновесие и покорно падал с животного, стараясь не очень больно ударяться об утрамбованную землю. Толпа взрывалась визгом и криками восторга, и все повторялось заново.
Старейшина Гэсэр растолкал собравшихся и выбрался вперед. Безмозглый как раз сидел на земле, потирая ушибленное бедро. Губы его виновато кривились, и в глазах медленно остывало странное неприятное выражение, очень не понравившееся Гэсэру.
Такое выражение подобает тому, кто смеется, а не тому, над кем смеются.
– Ты кто такой? – спросил он, раздельно произнося слова и подкрепляя сказанное энергичными жестами.
Безмозглый промолчал и как-то необычно мотнул головой, словно отгоняя слепней: сначала в одну, а затем – в другую сторону. Потом он встал и зачем-то сунул старейшине под нос свою грязную правую руку. Гэсэр брезгливо взял ее за запястье, внимательно осмотрел все пять пальцев, словно оценивая их пригодность для шурпы, и немедленно отпустил.
– Это Безмозглый, – вмешался подскочивший к Гэсэру Кан-ипа. – Он слов не знает. Язык в ручье полоскал, все слова смыло. Всего три выучил. «Есть», «пить» и «падаю». Совсем глупый.
Гэсэр отстранил назойливого табунщика, забывшего приличия.
– Я – старейшина Гэсэр Дангаа, – снова повторил он. – А ты кто такой?
Безмозглый на миг задумался и ткнул себя кулаком в неприлично волосатую грудь, выглядывавшую из-под его дурацкого куцего халата.
– Я – старейшина, – неуверенно повторил он, выпячивая тощий живот и едва уловимо меняя осанку – словно длинный ловчий укрюк проглотил. – Дангаа…
Толпа ахнула. Безмозглый сделал шаг – важный, семенящий, неуклюжий от врожденной непомерной гордыни, – на лицо его сползла гримаса презрительного самодовольства; и оторопевшему Гэсэру вдруг померещилось, что стоит он перед чистой рекой и подмигивает ему из речной глади его же собственное отражение.
Безмозглый заискивающе осклабился, и все сразу встало на свои места. Вот толпа, вот – наглый табунщик, вот он, мудрый старейшина Гэсэр, а вот – чужой дурак из степи.
– Отдайте его подпаскам, – буркнул нахохлившийся Гэсэр. – Пусть мальчишкам помогает. Или убейте. Кормить не придется…
– Нет, – раздалось за его спиной.
Старейшина гневно обернулся и нос к носу столкнулся с обнаружившимся сзади Юрюнг Уоланом, избранным помощником Верхнего шамана Бездны. Ишь, ведун безрогий, тихо ходить стал, пора бы осадить зарвавшегося… Так ведь не уцепить теперь слизня засохшего – Верхний шаман совсем износился, не сегодня-завтра в Бездну уйдет, кто тогда на его место сядет колотушкой греметь?! Он и сядет, мохноногий Юрюнг, чтоб его предки съели…
– Зачем он тебе, Юрюнг? – примирительно спросил старейшина. – Добро б горожанин был, в жертву годный, мы б его Голодным глазам скормили, – а этот… Умный ты человек, Юрюнг, зачем тебе чужая дурость?!
Не ответив, Юрюнг Уолан поправил меховую шапку с костяной оторочкой и обратился к притихшим соплеменникам.
– Дети мои! – срывающимся голосом крикнул шаман. – Слушайте меня, слушайте одного из сыновей Бездны! Запрет на Безмозглом! Запрет на кровь его, запрет на мясо и кости его!..
Удивленное племя качнулось в сторону от непонимающе улыбавшегося дурака. Тот неловко поднял и опустил плечи, потер затылок и внимательно следил за воздевшим руки Юрюнгом.
– Раз в Лунный год воссядет Безмозглый на пегого отмеченного коня, и, увидя его посадку, да рассмеется Бездна Голодных глаз, возрадовавшись доблести и силе ее сыновей из племени пуран! Чтобы узнать свет дня, нужна тьма полночи, чтобы понять жару – нужен холод. Чтобы видней стала гордость свободных наездников степей – нужен Безмозглый, падающий со старой клячи, нужен человек, не умеющий ничего!.. Да будет так!
И шаман резко зашагал прочь, разводя людей перед собой рогулькой полированного сотней ладоней жезла.
Безмозглый пристально смотрел ему вслед, чуть сутулясь и поводя у груди сжатой в кулак рукой, – и черты его постепенно теряли чужое выражение.
Будто невидимая вода смывала с него лицо Юрюнг Уолана, избранного помощника Верхнего шамана Бездны. Это видел лишь замерший Кан-ипа, но он предпочел помалкивать.
Почему-то табунщик чувствовал, что он зря подобрал в степи смешного Безмозглого.
Сон
…В объективе моргнул чей-то глаз, щелкнул замок, и дверь отворилась.
– Привет.
– Привет.
– Знакомьтесь, мужики. Это Стас.
Я с опаской погрузил кончики пальцев в аморфную Стасову ладонь.
– Заходите. Все уже в сборе.
Все, которые были в сборе, усиленно расслаблялись. И занимались этим, похоже, не первый час.
Интимный бисквитно-кремовый фальцет колебал сизые струи «Честерфилда», на экране бесполое существо любило сопротивляющийся микрофон, и в такт его спазмам подрагивали на диване две полуодетые полудевицы. На ковре подле лежбища уютно устроился тощий парень, время от времени ищущий компромисс между шампанским и коньяком. Остальные прочно утонули в сумраке углов и были вялы и неконкретны.
- Предыдущая
- 2/8
- Следующая
