Тебе держать ответ - Остапенко Юлия Владимировна - Страница 44

Адриану это начинало уже надоедать.

– Чего тебе? – резко сев, грубо спросил он.

Он застыла на пороге. Адриан увидел в её руке подсвечник с толстой свечой, тускло отливавшей белизной в сумерках.

– Света тебе принесла, – ответила Вилма, и Адриану почудилась в её голосе сдерживаемая обида. Он не позволил себе раскаяться и, вскочив, почти вырвал подсвечник у девушки из рук.

– Ну, принесла? Благодарствую. Теперь пошла вон.

– А огня не надо? – язвительно поинтересовалась Вилма и, не дожидаясь ответа, бросила ему огниво. Адриан машинально поймал его, снова растерявшись, но теперь только на миг. Он теперь видел, какая она ещё маленькая и до чего ничтожная. Помощница золотаря… Гилас помилуй. Девочку стоило пожалеть. И уж совсем глупо обижаться и сердиться на неё. Тем более ему – человеку, способному одним своим поступком, одним словом изменить мир.

– Спасибо. Ты можешь идти, – почти ласково сказал Адриан и, отвернувшись от неё, зажёг свечу. Это не сразу ему удалось – огниво было плохое, а фитиль лохматый. Наконец над воском вспыхнул тонкий огонёк. Адриан удовлетворённо вздохнул – и тут обнаружил, что Вилма всё ещё стоит за его спиной, тихо, словно не дыша.

– Что тебе ещё? Я же сказал, ты можешь…

– Дурак. Глупый… гадкий, ещё и глупый! Поверил ей, да? Слушал её? А она ведьма! Богами проклятая ведьма! – закричала Вилма и, круто развернувшись, бросилась в темноту и пропала в ней. Только гулко хлопнула дверь, отдавшись кратким эхом под потолком.

Адриан стоял, приоткрыв рот, не замечая, что свеча быстро тает и воск уже течёт по подсвечнику, и смотрел Вилме вслед.

В последние недели он редко видел сны. Должно быть, слишком сильно уставал, и измученное за день сознание отказывалось от лишней работы, предпочитая благодатные часы небытия. Первая ночь, проведённая Адрианом в доме над утёсом, на краю Косматого моря, была первой ночью снов. Первой ночью кошмаров, и длилась она без конца.

Он не знал, что именно ему снится, даже в тот миг, когда видел сам сон. Там были краски, звуки, чьи-то золотистые волосы и шепот, переходящий в шипение, но и много чего ещё, и сон был совсем о другом. Адриан кричал, и в другое время непременно проснулся бы от собственного крика, но этот кошмар держал его слишком цепко. Потом в сон пришёл холод, чувство прикосновения – первое тактильное ощущение в этом кошмаре, кошмару не принадлежавшее, и именно поэтому оно смогло вернуть Адриана в явь.

Он сел в кровати, задыхаясь, моргая от заливавшего глаза пота и резкого света, бьющего в лицо. Был яркий, солнечный день, недавно взошедшее солнце висело в окне над морем. Леди Алекзайн сидела на краю постели и держала его руку в своих холодных ладонях.

– Всё хорошо, Адриан, – сказала она, вызвав у него мучительное воспоминание. – Теперь всё будет хорошо.

Она не сказала «это только сон», как сказал бы Анастас, как когда-то, очень давно, говорила матушка и как – что за странная мысль… – наверное, сказал бы Том. Но сделала нечто более важное – дала обещание. Адриан посмотрел на неё с невыразимой благодарностью, потом вздрогнул и отстранился, сообразив, как он выглядит после сна. Кровь прилила к его щекам.

– О, простите, миледи, – с искренним раскаянием пробормотал он. – Я вас потревожил…

Она засмеялась. Смех у неё был негромкий, как будто сдержанный – интересно, смеётся ли она когда-нибудь во весь голос, от души.

– Ты потревожил меня, родившись на свет, Адриан Эвентри. Поздно просить прощения.

Он не мог понять, шутит она или нет, поэтому промолчал. Он спал в штанах и сорочке, опасаясь очередных вторжений Вилмы, поэтому сейчас мог без особого стеснения выбраться из постели, даже не очень глупо себя при этом чувствуя.

«Странно, что она не спросила, что мне снилось», – отчего-то подумал он. Хотя ему нечего было бы на это ответить.

– Посмотри на меня.

Он послушно посмотрел. Алекзайн несколько мгновений рассматривала его, глядя снизу вверх, как изучают лицо больного, пытаясь решить, умирает он или идёт на поправку.

– Ты должен сходить вниз, – тоном лекаря, отдающего непререкаемое приказание непослушному пациенту, заявила она наконец.

– Вниз?

– В деревню. Это недалеко. Вилма проводит тебя.

– Но… – он снова ничего не понимал.

Алекзайн встала и взяла его за руку. Этот жест стал уже почти привычным, и что-то обрывалось в нём, когда она так делала, – это прикосновение стоило тысячи убедительных страстных слов.

– Ты не веришь, – сказала Алекзайн вполголоса; её лицо и глаза ярко сияли в солнечных лучах. – Ты до сих пор боишься, что всё это может не быть правдой. Но это правда, Адриан. Тебе пора свыкаться с этой мыслью. Иди вниз и сделай, что захочешь.

– Что захочу?

– Да. То, что тебе захочется сделать. Сделай. И смотри. – Она смолкла на миг, глядя на него с нежностью – так, как, он снова смутно припоминал, когда-то очень давно на него смотрела мать. – Запомни, Адриан: этот мир твой.

Он бесконечно долго стоял перед ней, босиком на каменном полу. Потом робко шагнул назад, и она без сопротивления выпустила его руку. О, милостивая Гилас, как прекрасна она была в солнечных лучах, отвести глаза от неё не было никакой возможности, но тут Адриан совсем некстати ощутил в желудке голодный спазм. Несколько ужасных мгновений ему казалось, что в животе у него сейчас громко забурчит, преступно разрушив чистоту и таинство момента. Но что поделать – он ничего не ел со вчерашнего утра, когда они прибыли сюда и угрюмый повар, он же кучер и сторож, принёс ему миску каши. Адриан проглотил её тогда, не чувствуя вкуса – он был слишком измотан и ошарашен, чтобы думать о еде. Но сейчас есть хотелось, а леди Алекзайн ни словом не обмолвилась о завтраке. Похоже, она считала, что спасители мира должны питаться солнечным светом и божественным вдохновением. Спросить об этом – значило бы опозориться, поэтому Адриан подавил вздох и, отвесив даме своего сердца как можно более куртуазный поклон, вышел из своей спальни с таким смущением, как будто спальня эта принадлежала ей. Алекзайн осталась стоять на месте, не шевелясь, пока дверь за ним не закрылась.

Адриан наконец позволил себе вздохнуть, и желудок немедленно откликнулся радостным урчанием. «Может, внизу найдётся что-нибудь», – подумал Адриан без особого энтузиазма и, пройдя коротким коридором, стал спускаться по лестнице.

Вилма как раз поднималась по ней, и они едва не столкнулись в полумраке неосвещённой площадки.

– Я за тобой, – выпалила она прежде, чем Адриан успел раскрыть рот, в очередной раз нарушив все писаные и неписаные правила поведения для прислуги.

– Я знаю, – холодно сказал Адриан. – Проведи меня в деревню, – и немедленно пожалел, что поспешил отдать приказ, потому что теперь о кухне приходилось забыть.

– Как прикажете, милорд, – пожав плечами, бросила Вилма и сбежала по лестнице вниз. Адриан медленно спустился за ней, кляня себя и недоумевая, за каким бесом ему вообще сдалась эта девчонка. Дорога-то до деревни прямая, он добежал бы и сам, если…

Если только маленькая разноглазая мерзавка не приставлена к нему в качестве сторожа.

Эта неприятная мысль до того поразила его, что Адриан на миг застыл, занеся ногу над последней ступенькой.

– Ну, что ты там застрял? – нетерпеливо донёсся голос Вилмы от дверей.

Он заставил себя идти дальше.

Ему очень сильно этого не хотелось.

Дорога с утёса шла круто вниз, петляя меж валунов и теряясь вдали, в пёстрых пятнышках домов. Растительности здесь было мало, лишь куцая редкая трава да кусты, притулившиеся к крупным камням. Чем ближе к низине, тем зеленее становились краски, но и запах моря там ощущался заметно слабее.

– А здесь можно спуститься к воде? – спросил Адриан, когда они прошли пятьдесят шагов.

– Здесь нельзя, – ответила Вилма, не оборачиваясь. – Утёс тянется на лигу к северу и почти на столько же к югу. Там идёт на убыль, но толку мало – всё равно берег скалистый, там повсюду рифы торчат. Когда волна идёт, расшибёшься на раз, косточек не соберут.