Рискованное приключение - Беверли Джо - Страница 38

• Предыдущая
• 38/85
• Следующая

Впрочем, это не важно. Король умрет, а остальное довершит камень. Камень Судьбы. Который англичане, будь прокляты их вероломные сердца, смели называть каменной лепешкой.

По преданию, камень служил подушкой Джекобу и использовался в церемонии коронации шотландских королей, с незапамятных времен. В 1303 году Эдуард I [18], убийца Уоллеса, подло похитил его при попытке захватить Шотландию после того, как покорил Уэльс.

Следующее кощунство совершилось, когда камень встроили в коронационный трон в Лондоне, в Вестминстерском Аббатстве. С тех пор каждый английский монарх короновался, сидя на священном для шотландцев камне.

Тот факт, что теперь троны Англии и Шотландии объединены, в глазах Мюррея ничего не стоил. Когда Яков IV [19], Король Шотландии, унаследовал трон Англии, он должен был остаться в Эдинбурге и править королевством оттуда! И ему следовало вернуть камень на то место, где тому надлежало быть. Если бы он это сделал, династия Стюартов, вне всякого сомнения, не претерпела бы таких несчастий.

Надо же, как все вышло. Сын Якова, Карл [20], был обезглавлен этими негодяями парламентариями. Старший сын Карла, восстановленный на престоле как Карл II, не смог — хотя и побесился в молодости, наплодив немало детей, — произвести на свет законного наследника.

Второй сын Карла I Яков [21] выказал все признаки праздности. Он принял католичество и, как говорят, даже подумывал о восстановлении монархии в Шотландии и возвращении камня. Разумеется, англичанам это пришлось не по вкусу и они свергли его, отказавшись даже признать отцом собственного сына.

Сын этого сына, который и является возлюбленным принцем Мюррея, возглавил доблестное вторжение в 1745 году. Мюррей был уверен, что удача бы им сопутствовала, если бы только Яков III принес коронационные клятвы на Камне Судьбы в Сконе, в Шотландии. Карл III так и поступит, и тогда его права будут неоспоримы.

Мюррей хмыкнул. Англичане погорюют о короле и коронуют другого, так и не догадавшись о настоящей катастрофе. Они лишатся камня. Новый монарх не сможет короноваться на камне, который к этому моменту будет далеко во Франции у законного короля, ожидающего момента вернуться домой.

Камень уже в надежном месте, и дело только за ящиком для его транспортировки. Когда наступит время, Камень Судьбы сыграет свою чудодейственную роль, и самозваная династия Ганноверов сгниет сама по себе без нашествия и насилия.

Остается только последняя задача — убить короля.

В мрачном холле Уолгрейв-Хауса под осуждающими взглядами четырех римских сенаторов и бесстрастным взглядом одного лакея Форт повернулся к Эльф:

— Хочешь перекусить, милая?

Испытывая непонятное смущение от присутствия невозмутимого слуги, Эльф отрицательно покачала головой, напоминая себе, что в маске с напудренными волосами она совершенно неузнаваема.

— Тогда пойдем. — Он повел ее наверх по широким ступеням, по которым она крадучись спускалась всего несколько дней назад.

Минуту спустя Эльф оказалась в его спальне и испуганно вздрогнула, вспомнив о предыдущем посещении этой комнаты. Как ни странно, но от этого страстное возбуждение, которое не отпускало ее, только усилилось.

Глядя на Форта, Эльф видела в нем мужчину, которому предстояло провести ее через лабиринт чувственных наслаждений. Она сама так решила. Возможно, она в большей степени Лизетт, склонная получать, чем благовоспитанная Эльф, спасительница заблудших душ.

Эльф уверена в одном: она страстно желает его и примет все, что он ей предложит. Девушке оставалось только надеяться, что гром сладострастия заглушит назойливый шепот проповеди и вихрь наслаждений задует робкие огоньки стыдливости.

Однако все сомнения мгновенно исчезли, когда он, положив ладони ей на плечи, принялся ласкать большими пальцами нежную кожу возле ключицы. Она подняла на него глаза, покорно склоняясь перед первыми порывами ветра в предчувствии нарастающей бури.

— Лучше бы ты сняла маску, — мягко проговорил он. — Я сохраню твое имя в тайне, даю тебе слово. Чувственное наслаждение сильнее, когда устранены все барьеры.

На какое-то безумное мгновение она почти поддалась искушению, но затем покачала головой, и он оставил все, как есть. С насмешливой улыбкой Форт обвел рукой контур ее маски, рассыпая тысячи маленьких искр там, где касался ее кожи. Затем обхватил ее голову ладонями, поглаживая, дразнящими движениями больших пальцев гладкую линию подбородка.

— Хотел бы я знать, кто ты… Но, — добавил он, слегка касаясь губами ее губ, — едва ли это важно теперь, а налет таинственности придает всему особую привлекательность.

Он опять начал целовать ее быстрыми легкими поцелуями, которые привели ее в такое возбуждение, что она потянулась к нему в стремлении полнее насладиться ими. Его губы раздвинулись в улыбке, и она ощутила, как вспышку, горячее и влажное прикосновение его языка.

Засмеявшись, она сделала то же самое. Их губы и языки танцевали, легко касаясь друг друга в восхитительной игре, пока он полностью не завладел ее ртом. На сей раз в его поцелуе не было ничего механического. В нем было пламя, от которого она таяла как воск. Мягкая и теплая, готовая сгореть дотла.

Наконец он оторвался от ее губ, и она, повинуясь движению его рук, прильнула лицом к мощной груди, едва удерживаясь на ногах от головокружения. Широкий рукав монашеского одеяния соскользнул до локтя, обнажив сильную руку с запутанным узором выпуклых вен.

Такие руки ей приходилось видеть у грумов в конюшне. Неужели все джентльмены так выглядят под шелком и кружевами? Почему она раньше не замечала, какой красивой и мускулистой может быть мужская рука? Она обхватила его руку ладонью, восхищаясь ее притягательной мужественностью. Слегка подвинувшись, она провела губами по вене, следуя ее изгибам.

— Что ты делаешь? — спросил он, застыв на Мгновение.

— У тебя красивые руки. — Она языком прошлась по вене в обратном направлении, затем посмотрела на него, забавляясь смущением, промелькнувшим в его глазах.

— Я рад, что тебе нравится. У тебя тоже красивые руки. — Он принялся покрывать поцелуями ее руку от костяшек пальцев до обнаженного локтя, затем от обнаженного плеча медленно двинулся к видневшейся в вырезе платья выпуклости груди.

Позволив его губам создавать приятный, волнующий фон, Эльф продолжила собственное обследование. Приподняв выше широкий рукав, она провела рукой по твердому мускулистому предплечью.

Эльф не видела обнаженных мужских рук с тех пор, как вышла из детского возраста. Не считая Уолгрейва несколько дней назад, напомнила она себе. Правда, тогда он был полностью обнажен, и это отвлекало ее от деталей.

Да, еще Феррон в его тоге. Никакого сравнения.

Мужские руки, думала она потрясение, задирая рукав выше к широкому плечу, заслуживают большего внимания. Возможно, даже к лучшему, что они их прикрывают, иначе женщинам не устоять перед безумным соблазном…

В этот момент полы ее платья разошлись. Озадаченно посмотрев вниз, она рассмеялась. Он смог расстегнуть платье одной рукой. Теперь, высвободив вторую, стаскивал его с плеч. Затем, развернув ее спиной, принялся за шнуровку.

Она почувствовала себя странно обделенной, не видя и не ощущая его, но тут едва заметные прикосновения его пальцев возобновили свое волшебство, несмотря на разделявшие их шелк и жесткую основу корсета. Ее глаза начали медленно закрываться…

— Взгляни, — выдохнул он, слегка повернув ее. — Взгляни, Лизетт.

Подняв отяжелевшие веки, Эльф увидела отражение в зеркале: женщина в белой маске с напудренными волосами в сверкающем корсете и алой юбке, которую раздевает монах в темном одеянии и узкой черной маске.

Боже! Воплощение порока!

Возможно, этим и объясняется такое возбуждение. Перекрывая любовь и вожделение, грохочут дикие барабаны запретного. Казалось, даже воздух насыщен пороком.

• Предыдущая
• 38/85
• Следующая