День Дракона - Панов Вадим Юрьевич - Страница 18
- Предыдущая
- 18/83
- Следующая
– А если не ответишь? – угрюмо поинтересовался отец.
– Мне наверняка постараются помочь.
Несколько секунд отец и сын смотрели друг другу в глаза.
– Для чего все это? – тихо спросил Витольд.
– Что именно?
– Наши войны. Сколько тысяч лет Великие Дома заперты в Тайном Городе, столько тысяч лет мы воюем. В чем смысл?
– Войны между Великими Домами начинаются только в том случае, если один из них опасно укрепляется и начинает представлять угрозу для остальных, – без особой охоты ответил Вильгельм. Он чувствовал, что не готов к столь серьезному разговору, но не мог остановиться, не мог уйти: в последнее время сын нечасто пускал его в свой мир.
– По нам ударили и люды и навы. Мы представляли угрозу?
– Разве ты не знаешь?
– Я хочу, чтобы ты мне ответил.
– Да, – спокойно подтвердил Вильгельм. – В той войне мы представляли угрозу для Темного Двора и Зеленого Дома. Очень серьезную угрозу. У нас был шанс поставить их на колени.
– Для чего?
– Когда-то мы владели миром. – В глазах Вильгельма мелькнула гордость, голос стал тверже. Он не просто диктовал сыну прописные истины – он верил в то, что говорил. – Теперь вынуждены выживать. Не мудрено, что наши лидеры пытаются найти способ вернуть Ордену лидирующее положение. Сначала в Тайном Городе, затем во всем мире.
– Для чего?
– Разве это не естественно? Или мы будем стремиться вперед – или исчезнем, растворимся. Чудь существует только до тех пор, пока живы настоящие чуды. Чудь – это не просто слово, а кровь и традиции, история и будущее. Я хочу, чтобы мои дети были чудами, а не кем-либо еще. И мои внуки. И правнуки.
– А войны…
– Войны – результат того, что лидеры других Великих Домов рассуждают точно так же. Всего лишь результат – не более.
– То есть гибель Оскара – это результат результата?
Витольд не хотел грубить. Отчаянно не хотел. Так получилось.
– Не надо ковырять мои раны, молодой рыцарь, – негромко произнес Вильгельм. – Попробуй сначала залечить свои.
Поднялся и вышел из кухни.
И выключил за собой свет.
А Витольд сжал кулаки так, что ногти продавили кожу ладони.
«Извини! Пожалуйста, извини!»
Витольд знал, что отца мучило его решение отозвать прошение о приеме в гвардию. Вильгельм гордился средним сыном, особым сыном. Вот Оскар был настоящим Драконом – мощным, крепким, сильным и едва способным к магии. Аскольд, судя по всему, рос таким же. А способности Витольда могли поднять его очень высоко, он мог стать командором войны, а то и мастером. Даже сам великий магистр Франц де Гир, в бытность свою мастером войны, отмечал одаренного Дракона. Но Лунная Фантазия изменила все.
Потерялся смысл.
Однако Ундер не был до конца откровенен с отцом. Точнее, не смог донести до Вильгельма основную мысль. Витольд прекрасно понимал, для чего ведутся войны. Его смущало, что за тысячи лет существования Тайного Города ни одна война Великих Домов не была доведена до логического конца, что все они обязательно заканчивались переговорами.
«А темным и зеленым не место в нашем мире!»
Спать не хотелось. Витольд снова попил воды, посмотрел на часы, усмехнулся, вытащил из кармана телефон и набрал номер.
– Не разбудил?
Зоря. Зорюшка. Милая Зорюшка.
Зоря.
Короткое имя. Такое нежное и ласковое в любящих устах, что хочется закрыть глаза и улыбаться, улыбаться, улыбаться…
Такое славное имя.
Чужое.
Она постаралась сделать его чужим. Забыть. И того, чьи уста шептали «милая Зорюшка…». И того, чей крик ласкал душу и сердце.
Их нет.
Забыть.
Она хотела уйти в ничто, и ей позволили это сделать. Забыть все: имена, смех, радость и… боль. Рвущую на части боль можно было победить только одним способом: забыть имена, смех и радость. У нее получилось.
Забыть.
Она стала никем.
И только имя, давнее имя, изредка всплывало в памяти.
Зоря. Зорюшка. Милая Зорюшка.
– Внимание! Скорый поезд «Саратов – Москва» прибывает на третий путь…
Сонные встречающие потянулись к платформе, за ними направились не менее сонные носильщики. Вокзал зашевелился, но не слишком сильно. Большая часть людей, спавших в зале ожидания, лишь поморщилась, услышав очередное объявление, некоторые сменили позы, некоторые открыли глаза, проверили не сданные в камеру хранения вещи и вновь погрузились в дремоту. В зале ждали других объявлений, об отправлении, а потому неинтересное сообщение вызвало лишь раздражение.
Но не у всех.
– Поезда пришел, – коряво сообщил Шнырек, выжидательно глядя на старуху.
– Слышала, – односложно ответила Шума-Шума.
– Давай надо делать? Нет? Потому что ничего у нас, да?
Неумело составленными вопросами голем пытался напомнить хозяйке, что ночь они провели впустую, ничего не раздобыли и теперь следует исправить эту оплошность. Шнырек знал, для чего они ходят на вокзалы: в отличие от метро, в залах ожидания можно разжиться сумкой, а если повезет, то чемоданом или рюкзаком – не все челы сдают багаж в камеры хранения. Вещи хозяйка продавала, а иногда, когда среди рубашек и штанов находились припасенные на отпуск деньги, одаривала голема большой дорогой шоколадкой. Черный шоколад Шнырек любил гораздо сильнее, чем дешевые батончики, которые старуха покупала ему через день.
– Делать надо?
Шума-Шума не ответила, и голем с грустью подумал, что сегодня они будут просто толкаться среди челов, стоять у стен, таращась на чужую жизнь, в лучшем случае – попрошайничать. Такие ночи, когда хозяйка не намеревалась брать чужое, тоже бывали. Они бродили по станциям и переходам метро; когда оно закрывалось – по вокзалам, если прогоняли – по улицам, и смотрели, смотрели, смотрели…
Зачем?
Голем не знал.
А понять не мог. Поэтому Шума-Шума ничего ему не объясняла.
Да и вряд ли она смогла бы найти слова, чтобы выразить… не то что голему – люду или челу, ту тоску, что сжигает ее изнутри. Слова давно забыты. Имена забыты. Смех, радость и боль.
Все.
И поэтому, когда тоска накатывала так, что ночь пугала самим фактом своего существования, Шума-Шума молча бродила среди челов. Смотрела. Смотрела. И переставала бояться. Успокаивалась. И даже чувствовала себя частью кипящей вокруг жизни.
Чужой жизни.
Полной имен, смеха, радости и… боли.
– Вещи, – вновь напомнил голем.
Шнырек был слишком туп, чтобы понять, что сейчас не самый удобный момент для кражи. Челы разбужены объявлением, голосами встречающих, если и провалились в дремоту, то их сон стал чутким, а потому утащить чемодан или рюкзак можно лишь отведя жертве глаза. А энергия слишком дорога, большую ее часть Шума-Шума тратила как раз на Шнырька, себе оставляла совсем чуть-чуть…
Да и не было нужды в краже, деньги у старухи пока были.
– Есть хочу, – заявила Шума-Шума и заковыляла к стойке круглосуточного кафе.
Голем угрюмо поплелся следом.
Встреча должна была пройти обыденно. Витольд давно не был девственником и вел хоть и не разгульный, но и не монашеский образ жизни. В его маленькой квартире бывали и человские девушки, и веселые дочки рыцарей. Надолго не задерживались, но недовольными не оставались, опыта Ундеру хватало. Так что визит к Власте он изначально рассматривал как еще одно приключение. Интересное, занимательное, но приключение. Тем более что о любовных способностях горячих колдуний в Тайном Городе слагали легенды.
Но заурядным сексуальным мероприятием встреча не стала.
Во всяком случае, для Витольда.
Податливость ведьмы, легко согласившейся на его визит среди ночи, вызвала у Ундера презрительную усмешку: баба. Потеряла голову и готова на все ради своего желания. Витольд даже цветы не купил – зачем? его и так ждут, – поймал тачку и отправился в Сокольники. А когда оказался у Власты, то немного растерялся. Не из-за того, что жила молодая колдунья значительно лучше, чем он: большая трехкомнатная квартира в хорошем доме, продуманный дизайн, отличная мебель. На подобную ерунду Ундеру было плевать.
- Предыдущая
- 18/83
- Следующая
