Выбери любимый жанр

День Дракона - Панов Вадим Юрьевич - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

– Можно достать другие документы?

– Медленно, – разрешил Федосеев.

– Я знаю правила.

Ундер двумя пальцами оттянул полу куртки, показав патрульным, что под ней не прячется кобура, а затем вытащил из внутреннего кармана маленькую книжечку в кожаной обложке.

– Это удостоверение члена военно-исторического клуба «Московские Рыцари». В него вложена лицензия полицейского управления. Я имею право хранить и перевозить холодное оружие. Если хотите, могу показать паспорта на те клинки, что у меня с собой.

– Нет необходимости.

Федосеев пролистал книжечку, протянул ее Ундеру и совсем другим, по-настоящему дружелюбным, тоном спросил:

– Так что в свертке-то?

Руку с пистолета он убрал. Его напарник – тоже.

– Сабли, – ответил Витольд.

– Настоящие?

– Конечно.

– Посмотреть можно?

Ундер пожал плечами, присел на корточки, развязал стягивающие сверток ремешки и развернул брезент.

– Вот.

– Они в ножнах, – разочарованно протянул полицейский и, проведя пальцем по украшенной причудливой гравировкой гарде, поинтересовался: – Старинные, что ли?

– Старинные, – подтвердил Витольд.

– Дорогие?

– Не дешевые.

– И ты ими… э-э… – Полицейский никак не мог подобрать нужного слова.

– Фехтую, – подсказал Ундер. – Они дорогие, но я ими фехтую.

– Сломать не боишься?

– Они созданы для боя, – тихо ответил Витольд, завязывая сверток. – Без него клинки умирают.

Федосеев не нашелся, что сказать. Зато его напарник, который не проявил особого интереса к старым саблям, кивнул на шрам:

– В клубе заработал?

– Да.

– И продолжаешь фехтовать?

– Мне нравится.

– Когда лицо режут?

Ундер поднялся на ноги, поправил рюкзак и посмотрел на полицейского… не угрожающе, не агрессивно, но так, что тому снова захотелось положить руку на пистолет.

– Я мастер спорта по фехтованию и кандидат в сборную России, – негромко сообщил Витольд.

– ОК, парень, – примирительно произнес Федосеев. – Мы не хотели тебя обидеть. Можешь идти.

Для большинства из нас московское метро – просто транспорт, довольно быстрый и достаточно удобный. Кто-то пользуется им постоянно, кто-то от случая к случаю, а некоторые при упоминании о подземке презрительно кривят губы. Но вряд ли в огромном мегаполисе можно отыскать хотя бы одного человека, который бы никогда не спускался по эскалатору и не мчался в трясущемся вагоне по мрачным тоннелям большого города, не пересекал московские пещеры из конца в конец. Большинство из нас не задумывается, что метро – часть нашей жизни. И уж совсем немногие понимают, что для некоторых подземка и есть жизнь, а точнее – центр их личной вселенной.

Их солнце – электрические лампы и фонари поездов, их небо – бетонные своды, а горизонт – выложенные плиткой стены. Их тишина – шум, а покой – несколько часов без пассажиров, когда по станциям проносятся ремонтные и грузовые составы. Жителей подземелья мало по сравнению с общим количеством горожан – и очень много, если их просто пересчитать. Они почти незаметны. Машинисты и дежурные по станциям, полицейские и рабочие, торговцы и музыканты, попрошайки и карманники. Повелители и слуги подземелья. Жители города под городом. Люди… и не только они.

Шуму-Шуму Витольд заметил, едва поднялся по эскалатору в вестибюль станции. Старуха обедала, или завтракала, или просто ела, потому что она не разделяла приемы пищи и не выбирала меню исходя из времени суток: искала еду, только когда испытывала голод. Шума-Шума стояла у стены и жевала булку с вареной сосиской. Дешевый соус, жидкий, бурого цвета, стекал по пальцам и капал на пол, но старуху это обстоятельство не смущало. Вряд ли она вообще замечала, что испачкалась. И прохожие старались не замечать, отворачивались, ускоряли шаг, торопливо проходили мимо. Кому интересна жующая нищенка? А Шума-Шума ничем не отличалась от бродяг, периодически появляющихся в московских подземельях. Она носила длинную юбку, когда-то цветастую, похожую на те, что так любят цыганки, а теперь просто грязную, стоптанные кроссовки, серую водолазку, надорванную на шее, кофту грубой вязки и красную бейсболку, козырек которой хранил отпечатки грязных пальцев. Рядом со старухой безучастно стоял мальчик лет девяти, белобрысый, круглоголовый, с сонными туповатыми глазами. На нем были длинные, до колен, шорты, сандалии на босу ногу и грязная футболка с полустершейся от стирок физиономией зубастого мультипликационного героя: то ли адский сатана, то ли робот-трансформер.

Со стороны могло показаться, что жадная старуха оставила ребенка без еды, однако на самом деле мальчику пища не особенно требовалась. Он был ненастоящим.

Голем по имени Шнырек.

– Привет. – Витольд улыбнулся.

Шума-Шума прищурилась. Узнала. Откусила от бутерброда еще один кусок, прожевала и сообщила:

– Хороший день выдался.

Она никогда не здоровалась.

Шнырек скользнул по молодому чуду безразличным взглядом и отвернулся.

Никто в Тайном Городе не помнил настоящего имени старухи. И хотя в архивах Зеленого Дома наверняка сохранились точные записи, все предпочитали называть бродяжку так, как она хотела: Шумой-Шумой. Нейтрально. Потому что настоящее имя вызывало в памяти простую и страшную историю о том, как двадцать лет назад, во время войны Великих Домов, чересчур горячий маг нанес слишком сильный удар по врагам. Настолько сильный, что помимо противников досталось и жителям дома, во дворе которого развернулась схватка. Четырнадцать трупов. Двенадцать челов, муж Шумы-Шумы и ее ребенок. Витольд знал об этой истории с детства. И, как и большинство чудов, считал, что смертная казнь, к которой приговорил горячего мага великий магистр, была слишком суровым наказанием за небольшую оплошность. Считал так до тех пор, пока не познакомился с Шумой-Шумой – фатой Зеленого Дома, не сумевшей оправиться от того удара.

От удара, который ее не задел.

От удара, который сломал ее жизнь.

– Заработала сегодня?

На лице старухи появилась хитроватая улыбка.

– Много. Да.

Застывший на губах соус напоминал размазанную помаду. Витольд кивнул:

– Значит, действительно хороший денек.

Ее пытались лечить, но безуспешно – разум женщины отказывался возвращаться в реальный мир. Ее пытались запереть, но она билась в истерике и пробовала покончить с собой. И тогда, убедившись в том, что старуха безвредна, ее отпустили. Приглядывали, конечно, но в жизнь потерявшей себя фаты не вмешивались. Шума-Шума бродила по городу, промышляла мелким воровством, и единственным, к кому она по-настоящему привязалась, был маленький туповатый голем.

– А я на турнир решил съездить, – сказал Витольд. – Размяться.

Старуха затолкала в рот последний кусок бутерброда, прожевала, вытерла губы и руки скомканной салфеткой и, только сейчас обратив внимание на сверток, произнесла:

– Сабли!

– Угу, – подтвердил Ундер.

В ее глазах мелькнула тревога.

– Война?

– Нет, – успокоил Шуму-Шуму чуд. – Турнир. Тренировка.

– А.

Одиночества притягиваются.

Витольд познакомился с Шумой-Шумой чуть меньше года назад. В тот день старуха оказалась на нуле, почти без магической энергии, и вряд ли смогла бы отбиться от группы бомжей, тащивших ее на пустырь за Савеловским вокзалом. С какой целью? Да какая разница с какой? Витольд избил бродяг, отвел Шуму-Шуму домой, а после несколько раз навещал, приносил продукты и немного денег. Впрочем, люды тоже не забывали о старухе, в ее холодильнике всегда была еда.

Вот только настоящим именем старуху старались не называть.

– Никто не приставал?

Шума-Шума отрицательно покачала головой.

– Ладно, еще увидимся, – буркнул Витольд и, поправив рюкзак, быстрым шагом пошел к выходу на вокзал.

* * *
Центральная городская больница, Красноярск,
4 августа, пятница, 20:09 (время местное)
4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело