Самый неподходящий мужчина - Беверли Джо - Страница 4

• Предыдущая
• 4/70
• Следующая

Лорд Генри Маллорен рывком распахнул дверцу кареты.

— Чума тебя забери, чертова девка! Что еще, во имя дьявола, ты задумала, чтобы опозорить всех нас?

Фитц воззрился на жилистого краснолицего мужчину, пытаясь сообразить, как лучше поступить. Однако когда лорд Генри схватил свою подопечную за руку, инстинкт возобладал. Он резко ударил мужчину по руке, как до этого Дамарис, только гораздо сильнее. Лорд Генри выругался и отступил, но взмахнул кнутом для верховой езды.

— Черт бы вас побрал, сэр! Я подам на вас в суд за похищение и нападение!

Фитц перешагнул через юбки Дамарис и выпрыгнул из кареты, загородив девушку собой.

— Успокойтесь и не кричите, лорд Генри. Вы хотите устроить представление для конюшенного двора?

Лорд Генри был старым, тощим и на голову ниже его.

— Она уже сделала из себя посмешище.

Дамарис, появившись рядом с Фитцем, прошипела: «Прекратите!» — но Фитц не сводил глаз со своего противника.

— Мы можем обсудить это в доме...

— Мы не будем обсуждать это нигде, забияка! — Не сводя глаз с Фитца, лорд Генри обратился к своей подопечной: — Возвращайся в карету и оставайся там, девочка. Так как ты нас опозорила, мы уезжаем в течение часа.

— Только если она сама этого пожелает. Лорд Генри презрительно скривился:

— Ее желания не имеют никакого значения. Она всецело в моей власти, пока не достигнет двадцати четырех лет или не выйдет замуж с моего согласия. Так что тебе придется долго ждать, когда она попадется в лапы такого запятнанного позором охотника за приданым, как ты.

— Я не намерена... — воскликнула Дамарис, но лорд Генри резко оборвал ее:

— Делай, что сказано!

Фитц собрал в кулак всю силу воли, чтобы сдержаться. — Лорд Генри, сегодня никому далеко не уехать. Скоро пойдет снег.

Взглянув на небо, лорд Генри повернулся к Дамарис:

— Тогда ты пойдешь со мной и будешь заперта в своей комнате.

Он протянул к ней руку, но Фитц снова встал между ними:

— Нет.

Лорда Генри едва не хватил удар от бешенства, но он рявкнул:

— Что ж, ладно. Тебе известны последствия, девочка. — Он демонстративно зашагал к дому.

Фитц смотрел ему вслед.

— Что это значит?

— Если я не буду делать так, как он велит, он лишит меня денег.

Он повернулся и посмотрел на нее.

— Всех?

— До последнего фартинга. Пока мне не исполнится двадцать четыре или я не выйду замуж с его согласия.

— Черт! Три года, конечно, не вся жизнь, но довольно долгий срок без гроша. Но разве побег не имел бы тот же результат?

— Да, — безжизненно сказала она. — Мне к бедности не привыкать. Дом в Уорксопе мой. Он принадлежал моей матери, поэтому не управляется отцовским завещанием. У меня есть дом, и я бы продала содержимое вплоть до кастрюль и простыней, если бы понадобилось.

— Ну зачем же так драматизировать? Изумрудов, которые вы надевали на Рождество, многим хватило бы на несколько жизней.

Она бросила на него раздраженный взгляд:

— Но они-то как раз подпадают под завещание моего отца. Господь всемогущий! Одна из богатейших женщин Англии может быть вынуждена продавать домашнюю утварь, чтобы не умереть с голоду. Но разумеется, ей не позволят жить без защиты. Это все равно что оставить золотой самородок на улице и надеяться, что его никто не подберет.

Должен быть из всего этого выход, но Фитцу требовалось больше информации. А еще ему надо было к огню. Голая кожа горела от холода. Конечно, не стоило выскакивать на улицу так легко одетым, но когда он выглянул в окно и заметил карету, интуиция подсказала ему, кто в ней и почему. Он бросился следом, чтобы предотвратить ее побег.

Тот поцелуй стал предупреждением о новой проблеме. Ему нельзя слишком сближаться с Дамарис Миддлтон. По крайней мере в этом она с ним солидарна. Она намерена выйти замуж за самый высокий титул и никогда не обратит внимание на такого, как он, о чем заявила со всей прямотой.

Он положил руку ей на спину и повел с конюшенного двора.

— Нам надо возвращаться в дом. Я замерз. Да и вы, хоть и в мехах, но, как все леди, я уверен, не носите теплой обуви.

— Вы считаете, мы должны надевать сапоги?

— Богатая наследница может делать все, что пожелает.

— Но тайком, — сухо заметила она.

Фитц рассмеялся. Она умная и прямолинейная, и в последнее время он часто ловил себя на том, что восхищается ею, хоть его и раздражала ее неподобающая настойчивость по отношению к Эшарту.

Пока они шли к дому, похрустывая снегом, он попытался растолковать ей ее положение:

— Забудьте про Уорксоп. Вы не можете жить там одна, без защиты. Все охотники за состоянием слетятся туда как коршуны. — Полагаю, вам виднее.

— Я не охотник за состоянием.

Она бросила на него скептический взгляд:

— В любом случае я не вижу проблемы. Если у меня не будет денег, им просто-напросто не за чем охотиться.

— Ваш муж может занять под будущее наследство.

— О! — Дамарис нахмурилась, и Фитц уже подумал было, что достиг цели, но затем она взглянула на него: — Значит, и я могу занять под мое будущее наследство?

Он почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились.

— Никто вам этого не позволит.

— Как они смогут помешать?

— Найдут способ. Я бы нашел.

— Это крайне несправедливо.

— А вас это удивляет?

— Никакая несправедливость в отношении женщин не удивляет меня. Однако какое облегчение узнать, что, случись худшее, мне не придется просить милостыню на улицах.

Худшее? Что она может о нем знать? Она ягненок в лесу, кишащем голодными волками. Ягненок, который думает, что у него острые зубы.

Ей нужен сильный защитник, который научил бы ее выжить в опасном мире. Он не может быть таковым, хотя и имеет все необходимые для этого знания. Его положение в светских кругах весьма шатко. Кроме того, он покинет Англию, как только станет возможно.

Снег засыпал дорожки, поэтому они шли к дому напрямик, и его сапог внезапно глубоко провалился. Он придержал девушку за спину, нашел более устойчивую опору и помог ей встать на нее.

— Почему именно лорд Генри стал вашим опекуном? — поинтересовался он, мысленно стараясь припомнить планировку местности. Канава с ограждением, прорытая для защиты сада от оленей, осталась в стороне. — Вы ведь не родственница Маллоренам?

— Никоим образом. Видимо, отец убедил его. — Как? Ее глаза заблестели насмешливыми искорками. Они были чуть-чуть раскосые — как у кошки — и зачаровывали его.

— Деньгами, — сказала она. — Лорд Генри — человек богатый, но он из тех, кто всегда хочет больше. Насколько я понимаю, он заинтересовался инвестициями в один из отцовских кораблей. Мой отец предложил, чтобы вместо денег он пообещал стать моим опекуном, если я останусь сиротой. Лорду Генри такая сделка показалась вполне безопасной. Мне в то время было четырнадцать. Через десять лет я должна была стать независимой, а мои родители были здоровыми людьми в расцвете лет. Конечно, отец вел опасную жизнь, зато мама была олицетворением осторожности. К несчастью для лорда Генри, она умерла в сорок восемь. Если бы отец уже не умер четырьмя годами раньше, я бы заподозрила, что он подстроил все так, чтобы я могла проникнуть в высшее общество, раз уж ему не удалось. Лорд Генри поймался на крючок пирата.

Пожалуй, она была права насчет своего отца. Фитц видел досье, которое собрали Эшу на его будущую жену. Маркус Миддлтон был среди хантингдонширских Миддлтонов паршивой овцой. Он забрал скромное приданое своей жены и укатил на Восток, чтобы разбогатеть. Ему это блестяще удалось, но он был не просто купцом, но и пиратом.

Возможно, это забавляло Миддлтона — поставить на то, что его дочь войдет в высокие круги. Но подумал ли он о собственном ребенке, который будет пешкой в этой игре? Фитц недоумевал, почему Дамарис с матерью жили так скромно в Уорсопе до смерти миссис Миддлтон. Они с Эшем полагали, что и мать, и дочь предпочитали такую жизнь. Но ее удовольствие от модной одежды и украшений и желание сделать блестящую партию говорили об обратном.

• Предыдущая
• 4/70
• Следующая