Сломанная роза - Беверли Джо - Страница 62

• Предыдущая
• 62/92
• Следующая

У Галерана отлегло от сердца. Монастырь Святой Хильды, как оказалось, не был мрачным застенком для кающихся грешниц. Просто король решил, что спокойней убрать подальше с глаз причину спора. Возможно даже, то была попытка оградить Джеанну и ее дитя от притязаний Церкви.

Хотя теперь они, можно сказать, находились в руках Церкви…

Комната матери-настоятельницы поражала суровой простотой: выбеленные стены, простые скамьи и столы, из украшений — лишь распятие слоновой кости. Столь же проста была и сама мать-настоятельница, женщина средних лет, изжелта-бледная, сухопарая, с большим носом; но эта строгая простота сообщала ей и ее обиталищу некое величие.

— Лорд Галеран? — промолвила она, жестом приглашая его сесть.

Галеран остался стоять.

— Я желаю говорить с моей женою.

Мать-настоятельница положила руки на стол.

— С какой целью?

— Дабы убедиться, что она здорова и находится здесь по доброй воле.

— А если нет?

— Тогда — забрать ее отсюда.

Кустистые брови матери-настоятельницы поползли вверх, увлекая за собой непорочно-белое покрывало.

— Вопреки велению короля, милорд? Мне приказано держать леди Джеанну здесь до тех пор, пока не будут решены все вопросы относительно нее и незаконнорожденного ребенка.

— Приказано ли вам препятствовать нашей встрече? Монахиня ответила не сразу.

— Нет, — сказала она наконец. — Подождите здесь, милорд, а я справлюсь, желает ли ваша супруга принять вас.

Желает ли она…

Галеран, не отрываясь, смотрел на закрывшуюся за монахиней дверь. Он спрашивал себя, а вдруг Джеанна в самом делерада оказаться здесь, за надежными монастырскими стенами, вдали от страхов и тревог своего шаткого положения. Он схватился за голову. Старые подозрения о чувстве Джеанны к Лоуику все еще гнездились в его мозгу и мучили и жгли его, стоило только вспомнить.

Гнать, гнать от себя тяжкие мысли! Нельзя думать об этом, ибо завтра предстоит убедить короля простить грех Джеанне и оставить Донату на их с Галераном попечении.

Вошла мать-настоятельница.

— Она согласна видеть вас. Но, лорд Галеран, по нашим правилам вы не должны прикасаться друг к другу.

— Понимаю.

Он пошел за нею по коридору к двери, за которой оказалacь крохотная тесная комнатка. Маленькое высокое окошкo пропускало мало света, и Галеран не сразу разглядел в полумраке узкую кровать, лавку и скамеечку для колено-преклонения перед висящим на стене деревянным крестом. То была не гостиная, а монашеская келья. Посреди комнаты стояла Джеанна. Одна? Но где же Алина и Доната?

— Ты здорова? — спросил Галеран, мысленно досадуя на то, что мать-настоятельница вошла с ним вместе. Если б не это, он обнял бы жену и не посмотрел бы на правила.

— Да, конечно. Сначала, правда, я немного испугалась…

— Еще бы. Но все это ненадолго: король намерен выслушать наше дело завтра утром.

— Обитель — лучшее место для вознесения молитв об удачном исходе.

— Да, пожалуй. — Что-то было не так. Деревянная статуя, с которой он разговаривал, мало напоминала обычную Джеанну. — Где Доната и Алина?

— В другой комнате. Девочку мне приносят кормить. Галеран, ничего страшного в этом нет. В уединении мне проще размышлять и молиться.

Он ей не верил, но причин для беспокойства не было. Да, сегодня Джеанна находится в плену. Завтра, быть может, ее заточение кончится.

Если только король не отдал приказа держать ее в монастыре пожизненно.

Но Галеран готов был сжечь монастырь, чтобы не допустить этого.

Он постарался улыбнуться.

— Не тревожься ни о чем. Завтра в это время мы, наверное, будем уже на пути к дому.

Джеанна улыбнулась в ответ, и улыбка задержалась на миг в ее глазах.

— Помилосердствуй! Мы провели столько времени в дороге — и сразу уедем, не останемся даже на день-два, не увидим празднеств?

— Если хочешь, мы останемся.

Галеран послал Джеанне воздушный поцелуй и хотел уже идти, но она снова заговорила.

— Когда слушается наше дело?

— После утрени.

— Я смогу присутствовать?

— Что ты имеешь сказать такого, чего не сказал бы я?

— Мало ли что…

Галеран знал свою Джеанну. Сейчас она что-то скрывала от него. Но также он знал, что заставить ее заговорить, да еще при монахине, нелегко. Как видно, Джеанне тяжко следовать своему решительному намерению стать доброй, кроткой женщиной и оставить все дела и тревоги мужчинам. Выдержит ли она? Если нет, все может рухнуть, ведь Галеран намерен убедить Генриха, что Джеанна согрешила именно из слабости, сломленная горем.

— Джеанна, — веско произнес он, — предоставь это мне. Я никому не позволю причинить зло тебе или ребенку. Обещаю.

Она поморщилась, точно от боли.

— Конечно, я верю тебе, но… Ах, не слушай меня. Я знаю: ты все сделаешь как надо.

— Молись, Джеанна, и терпеливо жди завтрашнего дня.

Он вышел, и мать-настоятельница заперла дверь большим ключом.

— Вряд ли это необходимо, мать.

— Я следую приказу, лорд Галеран. Вы не можете отрицать: жена ваша согрешила. Незначительные тяготы, которые она претерпевает здесь, помогут ей спасти свою душу, а возможно — спасти всех вас.

Галеран хотел возразить, но передумал. Если бы сейчас, поддавшись порыву, он силой освободил Джеанну, то его самого ждало бы либо изгнание, либо заточение, что вряд ли сделало счастливыми Джеанну и Донату.

— Я хотел бы увидеть леди Алину и младенца и удостовериться, что они здоровы и благополучны.

Громкo вздохнув, мать-настоятельница повела его через сад в другое крыло монастыря.

—Разве не удобнее разместить их рядом? — спросил Галеран.

— У нас оставались свободными только эти две комнаты, милорд. Многие просят у нас крова в последнее время.

«И что же, вы держите под замком всех ваших гостей?» — чуть не спросил он, когда монахиня отпирала вторую дверь. Но не стоило ломать копья из-за этого. Джеанна в безопасности, хоть и встревожена. И если Алине, Уинифрид и Донате тоже ничто не угрожает, они могли подождать до завтра здесь.

Мать-настоятельница ввела Галерана в маленькую, как у Джеанны, комнатку, в которой едва помещались две yзкие кровати и колыбель. Алина вскочила, завидев его; глаза ее лихорадочно блестели.

— Галеран! Слава богу!

Она бросилась бы ему на шею, но мать-настоятельница встала между ними неприступной скалою.

— Ведите себя как подобает, девица!

Личико Алины обиженно вытянулось, но она послушно отступила.

— Нас привели сюда какие-то люди. У них была королевская печать, и…

— Знаю, знаю, — кивнул Галеран. — Не тревожься, завтра все устроится. Как Доната?

Алина оглянулась на колыбель, где мирно спала девочка.

— Здорова. Но я не могу понять, зачем нас разлучили. Когда приходит время кормления, мы должны звать сестру, и она относит малышку к Джеанне.

Галеран вопросительно посмотрел на мать-настоятельницу.

— Мне было велено поселить леди Джеанну одну, милорд, с тем, чтобы она могла спокойно размышлять о своих грехах. При младенце ей не было бы покоя. Леди Джеанна сама сказала, что благодарна нам за то, как ее устроили. Ребенка ей приносят при малейшей необходимости.

Все это глупо, но не глупей, чем сотни других дел, в которых правительство не могло разобраться. Подобные дела тем и опасны, что для них может не оказаться готового решения… Это не на шутку беспокоило Галерана, но он не стал тревожить понапрасну Алину и Уинифрид и только улыбнулся.

— Пожалуй, Джеанне действительно полезно хоть недолго побыть в тишине и покое. Этот год выдался таким тяжелым.

Простившись с женщинами, он покорно пошел прочь вслед за матерью-настоятельницей, позволив себе лишь раз оглянуться на запертую дверь Джеанны.

Алина уселась на жесткую кровать и задумалась. Жаль, ей так я не удалось поговорить с Галераном наедине, ибо положение дел ей совсем не нравилось. Также хорошо было бы увидеться с Джеанной и сообща решить, как быть дальше. Что, если нелепый приговор — отдать Донату Лоуику — все же будет вынесен? Тогда они должны действовать!

• Предыдущая
• 62/92
• Следующая