Зимнее пламя - Беверли Джо - Страница 26

• Предыдущая
• 26/65
• Следующая

Она отступила и холодно посмотрела на него.

— Не вижу причины, почему бы мне не быть такой, тем более что эти гинеи не для меня, а для ребенка.

Заметив, какое раздражение вызвали ее слова, она задрожала, и дрожь, пробежавшая по ее коже, была на этот раз вызвана далеко не удовольствием.

Дженива гордо подняла голову:

— Может быть, я не могу заставить вас признать свою ответственность и позаботиться о Чарли, милорд, но я могу заставить вас обеспечить его деньгами и сделаю это, как только мне представится возможность.

Маркиз внезапно рассмеялся:

— Годится, моя прекрасная амазонка. Гинея за поцелуй. Интересно, сколько потребуется гиней, чтобы содержать ребенка всю его жизнь? Сотня? Тысяча? — Его голос перешел в соблазняющий шепот. — И сколько дней?

У нее пересохло в горле. Ничего удивительного, что он смеется.

— Так мы пришли к соглашению, мисс Смит? Поцелуи, всего лишь поцелуи, подумала Дженива. Она уже не могла отступить и не отступит. Все будет в ее власти.

— Да, милорд. — Она с трудом сумела сглотнуть. Он снова взял ее за руку и притянул к себе.

— Так откроем наш счет!

Каждая клеточка мозга предупреждала Джениву об опасности, но воля ее слабела, и она погружалась в водоворот, где его губы в последний раз что-то прошептали и прижались к ее губам. Она жаждала этого еще с того утреннего поцелуя, и желание все росло во время их горячего спора.

Его опытные, умелые руки блуждали по ее телу, и она делала то же самое. Ее рука скользнула под его камзол, и Дженива с восторгом ощутила жар и твердые линии его груди, бедер и спины. Другой рукой она обхватила его голову, притягивая ее к себе, как будто он мог попытаться освободиться от нее, прежде чем она насладится им.

Много, слишком много времени прошлое тех пор, когда она так целовала мужчину…

Его губы были горячи и искусны, их вкус она помнила с того давнего утра, и уже тогда он казался ей восхитительным. Его губы пробуждали в ней ощущения, которых она не могла и вообразить. Ее тело требовало его, прижимаясь, терлось о его тело, как бы ожидая, что одежда растает, исчезнет и они наконец почувствуют горячую кожу друг друга…

Эшарт первым прервал поцелуй и отступил от нее.

Спасая свою гордость, Дженива заставила себя не дотрагиваться до него, хотя он выглядел таким же возбужденным, как и она. Его глаза потемнели, и он тяжело дышал. Расстегнутый камзол, смятый шейный платок и растрепанные волосы, насколько понимала Дженива, были делом ее рук.

Ей пора что-то сказать, что-то такое, что скрыло бы ее чувства…

— Я думаю, это стоило больше гинеи, милорд.

— Какова же тогда стоимость одной ночи?

Придя в себя от потрясения, она ударила его по щеке и вскочила на ноги, пытаясь убежать, но он удержал ее.

— Простите, это вырвалось у меня нечаянно. — Он рассмеялся. — Я вовсе не хотел вас оскорбить. Боже, кажется, я и сам не знаю, что говорю.

Она оттолкнула его и, насколько это было возможно, взяла себя в руки.

— Я принимаю ваше извинение, милорд. Думаю, мы оба немного увлеклись.

— Немного, да…

Дженива постаралась скрыть, как сильно она возбуждена. Если бы маркиз понял это, он бы не отпустил ее, и она утонула бы в пламени страсти. Впрочем, разве можно утонуть в пламени?

— Такое не должно повториться, — решительно сказала она с подчеркнутой гордостью.

— Но все равно повторится, — тихо возразил он.

Она вытянула руку, отгораживаясь от него, но он не пошевельнулся.

— Мы обязаны вести себя как влюбленные еще день или два, Дженива.

— Но не так!

— Нет, увы. Не так.

Она приготовилась к новому нападению и опасалась, что не устоит, но маркиз повернулся и что-то подобрал со скамеечки в оконной нише. Это были шпильки и гребни из ее прически.

Подняв руку, Дженива обнаружила, что ее волосы в ужасном беспорядке, они были тяжелыми, густыми и сбились в спутанную массу.

Дрожащими руками она собрала их в тугой узел и взяла протянутую шпильку, чтобы закрепить его. Затем другую и еще одну, постепенно превращаясь в Джениву Смит, рассудительную женщину. Гребни были лишь украшением, и она воткнула их последними. От искусной прически, сделанной Реджиной, ничего не осталось, но по крайней мере теперь ее волосы были уложены почти так же, как она обычно причесывала их.

Маркиз стоял спиной к окну, наблюдая за ней, а его лицо оставалось в тени. Слышал ли он, как бьется ее сердце? Чувствовал ли аромат ее духов так же, как она ощущала легкий пряный запах, исходивший от него?

Она постаралась сдержать его словами:

— Не забудьте, милорд, если вы соблазните меня, я не расторгну нашу помолвку.

Он кивнул:

— Тогда будьте сильнее за нас обоих, Дженива Смит, мы кружимся слишком близко от огня…

Эшарт подобрал ее шаль, намереваясь завернуть в нее Джениву, но она выхватила шаль и попятилась.

— Не провожайте меня, милорд!

Он остался стоять на прежнем месте, освещенный лунным светом, олицетворяя собой холодную, невозмутимую притягательную элегантность.

— Я надеюсь, вы знаете дорогу обратно.

— Обратно куда?

— Интересный вопрос. Ибо мы уже не там, где были, когда вы вошли в эту комнату, не так ли?

От этих слов у Дженивы перехватило дыхание, однако она постаралась успокоить его, повернулась и вышла из галереи.

Эш рассеянно смотрел на место, где только что стояла Дженива Смит, его тело пылало от желания, опасного, безумного, плотского.

Эта женщина была великолепна, но она пугала его. Казалось, она не приемлет никаких границ, а он не хотел, чтобы Дженива пострадала от того, что могло произойти здесь. Он жаждал ее, но это привело бы к губительному браку. Не такая жена была ему нужна. Он вспомнил свои грубые, ужасные слова и тяжело вздохнул. Когда еще он произносил такую нелепость?

Вероятно, никогда.

Но почему? Почему эти слова сорвались с его губ?

Потому что таковы были его мысли. Они бунтовали в его голове, в его крови, в возбужденной плоти. Черт! Дженива воспламеняла его, как искра воспламеняет трут.

Он сжал руками виски. Достаточно одного раза. Ни одна женщина не разрушит его жизнь своими пышными формами и греховными проницательными глазами.

Коснувшись пальцами волос, Эшарт только теперь обнаружил, какой беспорядок внесла Дженива в его одежду. Он потянул за конец полуразвязанную ленту и вздрогнул от пришедшей в голову мысли. Если мисс Смит проникла в дом тетушек именно с таким намерением, то Родгар правильно выбрал оружие.

Сделав несколько шагов, маркиз остановился перед портретом своего кузена.

— Мой враг, как всегда, — чуть слышно произнес он. — Не ты ли скрываешься за спиной Молли? Не твое ли оружие эта Дженива Смит? Но на этот раз тебе не победить, даже с помощью сирены.

Сирены, которая не пела, а спорила.

Беспощадность — вот хорошее слово. В древности так мог звучать боевой клич, который сметал все правила войны и звал к насилию, убийству и разрушению. «Будем беспощадны и выпустим на волю псов войны».

Псы. Гончая персидской породы, ее учили не гнаться за добычей, ее учили убивать.

Каждое слово, которым они обменивались с Родгаром, имело особый смысл.

«Тебе не следовало позволять ей оседлать себя и управлять тобою».

Эш выругался, глядя на портрет, и покинул комнату.

Дженива тихо вошла в спальню. От горевших свечей и камина в комнате царила уютная атмосфера, полог пустой кровати был раздвинут. На мгновение напряженные нервы вызвали в ее воображении картину убийства или похищения, однако она тут же догадалась, что произошло. Талия немного отдохнула, затем поняла, что, возможно, гости все еще играют в вист, и этого для нее оказалось достаточно.

Реджина помогла Джениве освободиться от платья, обручей и корсета, после чего Дженива сказала, что дальше справится сама, так как не привыкла к услугам горничной.

Она вымылась, надела ночную рубашку, которая висела у камина и заметно нагрелась. Постель тоже казалась уютной и теплой, из-под одеял торчали ручки двух нагретых сковородок. Она отодвинула одну на сторону Талии, плотно задернула тяжелый полог и приготовилась к блаженству.

• Предыдущая
• 26/65
• Следующая