Строптивая мишень - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 9

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая

Квартира напоминала склад ненужных вещей или попросту помойку. В прихожей появился лохматый детина в трико и грязной майке и тоже на меня уставился. И что они во мне такого нашли, ума не приложу. Алексей с лохматым обменялись крепким рукопожатием, а потом и обнялись.

– Вернулся, значит! – радовался детина в майке, хлопая Алексея по спине. – А мы ждем. Дней пять как ждем. Верка извелась вся… Где тебя носило, Леха? О тебе уж справлялись…

– Кто? – спросил Леха, устраиваясь на кухне на жалком подобии стула.

– Да разные люди… братан, конечно, еще Соловей был, ждет… ну и… Сам был… в среду… сказал, увидеть тебя надо, для разговору.

– Ясно. Покажусь.

– А кто это, Леш? – не выдержала женщина, кивнув на меня.

– Наташка, – ответил он с таким видом, точно мое имя объясняло все. Хозяева замолчали, продолжая разглядывать меня с некоторым недоумением. Судя по всему, для них зверем я была диковинным.

– Пожрать дай, – нарушил Алексей затянувшееся молчание. – Мы поживем пару дней, только помалкивайте об этом.

– Само собой, – засуетился лохматый. – Верка, собери на стол.

Верка зашустрила на кухне, а лохматый пристроился рядом с Алексеем на табуретке, почесал волосатую грудь и сказал неуверенно:

– Леха, крестный сказал, чтоб ты сразу к нему…

– Да понял я, не дергайся…

– Я что, мне что велели… – засуетился тот, вскочил, извлек из холодильника поллитровку и торопливо разлил водку в четыре чашки.

Чашки были грязные, а запах у водки сивушный. Сели за стол. В центре красовалась сковорода с картошкой, огурцы в банке и крупно порезанный шмат сала. От грязи у меня мгновенно пропал аппетит.

– Гришка, воды налей, – распорядилась женщина, опасливо понюхав водку. Гришка принес воды в кружке и нетерпеливо предложил:

– Ну, со свиданьицем…

Подняли чашки и чокнулись. Я тоже, чтобы компании не портить, пить, однако, не смогла. Верка выпила и забулькала водой, левой рукой размахивая, точно отгоняя муху. Мух было достаточно, но избавиться от них таким способом возможным не представлялось.

– Ты когда в городе объявился-то? – захрустев огурцом, спросил Гришка.

– На днях.

– А где был, чего ж не сразу к нам?

– Дело у меня было, Григорий.

Лохматый Григорий уставился в чашку и сидел так минуты три, не меньше, как видно, обнаружив в ней что-то для себя чрезвычайно интересное.

– Ты часом не Серого ищешь? – неуверенно спросил он, косясь на Алексея.

Тот тоже хрустнул огурцом и усмехнулся:

– А хоть бы и так.

– Дело-то старое, Алексей, плюнь… Беды бы не было… Ты пока там отдыхал, много чего переменилось.

– Да? Интересно.

Гришка поежился, опасливо замолчал и разлил по второй.

– Сам-то очень беспокоился, как бы ты дров не наломал. Потому и видеть тебя хотел.

– Серый не жилец, пришибу паскуду!

– На черта он тебе сдался? Что было, быльем поросло…

Тут вдруг встряла Верка, хлопнула по столу полотенцем, глазищами сверкнула и рявкнула:

– Не слушай его, Алексей! Серый – сука, заждались его черти, чтоб ему сдохнуть… Я б его сама порешила, да руки коротки.

– Чего городишь-то, чего… – зашипел на нее Гришка, но она и его полотенцем стегнула:

– А этот собачий хвост оттого боится, что прав он: как ты сел, тут много чего переменилось. Крестный твой да Серый теперь закорешились, вместе дела крутят, вот и пошла суета: боятся, что ты, как вернешься, первым делом долги раздашь. Потому и поговорить желает, воспитывать начнет. Мол, кто старое помянет… Только ты не слушай, Серому ты как заноза, по одной земле вам не ходить. Не ты его, так он тебя…

– Ты чему учишь, чему, дура несчастная, мать твою? – заорал Гришка, вскакивая. – В тюрьму парня толкаешь, а? Не чужой тебе человек… Какая ты после этого крестная? Любушка, сестрица моя, как умирала…

– Оставь мать в покое, – отрезал Алексей.

Гришка послушно замолчал и сел рядом.

– Верка, она хоть и дура, но права, конечно, – вздохнув, сказал он через пару минут. – И про Серого, и про крестного твоего. Спелись. Соловей рассказывал, похвалялся Серый, что, мол, появится ваш Леха, так я его мигом определю, не в тюрьму, так в могилу. Некому, мол, за него заступиться. Это он врет, конечно, но и ты его не достанешь, без того чтоб хозяину дорогу не перейти. Так что подумай, Леша, хорошо подумай.

– Я два года думал.

– Ох, – громко и совершенно по-бабьи всхлипнул Гришка и головой покачал. – Чую, быть беде… Когда поедешь-то?

– Ты пока помалкивай, что я объявился.

– А что, я как скажешь…

– Соловей болтал, вчера в городе стреляли, – заметила Верка, доставая из холодильника еще бутылку.

– Ну?..

– Не тебя ли Серый гонял?

– Он теперь носа не высунет, – усмехнулся Алексей. – А шестерок послал, было дело.

– Я так и думала… Ты уж осторожней, Алеша! Никому не верь, а крестному своему в первую голову. На нем крови – захлебнешься… надо будет, и через тебя перешагнет. Кроме меня, пьяницы проклятой, да вот этого дурачка, у тебя и нет никого.

– Ну вот, уже не один, – улыбнулся Алексей.

– Какой с нас толк? Схоронить либо весточку передать… Ты мне лучше про нее расскажи, – резко сменила она тему, ткнув пальцем в мою сторону. – Кто такая, откуда?

– Познакомились. Пока у вас поживет, а кто да откуда – дело не твое. А ты, Григорий, Соловья найди. Мне две тачки нужны, надежные. Пусть купит.

– Зачем же… – развел руками Гришка.

– Купит, – перебил Алексей. – Чтоб все как положено, и доверенность оформит. Денег дам.

– Сделаем все, как скажешь, – заверил Григорий.

– Вот и ладненько… Ну, хватит о делах, выпьем.

– А ты чего не пьешь? – спросила Верка, заглянув в мою чашку.

– Не пью, и все, – твердо заявила я, чтобы раз и навсегда прекратить поползновения на свою трезвость.

– И правильно, девонька. Все зло через эту проклятую дрянь. – Верка в чашку уставилась, загрустила и даже как будто прослезилась.

– Мне бы чаю, – попросила я. – Если есть, конечно.

– Есть. Ты не смотри, что у нас такой бардак, мы люди не бедные…

Она поднялась, слегка покачиваясь, и пошла к плите. Алексей с Гришкой разговаривали, а я силилась переварить информацию. Тут Верка поставила передо мной армейскую кружку с крепким чаем – заварка толстым слоем покрывала всю поверхность, так что к жидкости, казалось, не прорвешься. Я мысленно вздохнула, еще раз заглянула в кружку и сказала:

– Ложку чайную дайте, пожалуйста.

Ложку дали, заварку удалось потеснить, но легче от этого не стало: кружка нагрелась, а пить с ложки я терпеть не могу. Я начала злиться, но опять вежливо попросила:

– Можно мне чашку? То есть можно, я из своей в вашу водку перелью?

Верка моргнула глазами, а я перелила, направилась к раковине и пошарила глазами в поисках хоть какого-нибудь средства, способного отмыть толстый слой грязи с чашки. Но о достижениях цивилизации здесь слыхом не слыхивали. Мысленно чертыхаясь, я попробовала оттереть ее руками и тут поймала взгляд Алексея, насмешливый и как будто одобрительный. Хозяева взирали осуждающе. С их точки зрения, я была чужого поля ягода и доверия не заслуживала. Мне плевать было на их взгляды, я точно знала, что грязь вредит моему здоровью, и решила их попросту игнорировать.

Где-то через час они захмелели; сначала Гришка стал клевать носом за столом, а потом и Верка. Алексей по очереди отнес их в комнату, на диван пристроил и вернулся ко мне.

– Неужели мы здесь жить будем? – нахмурилась я.

– Не знаю, как ты, а я буду.

– Грязь. Гадость какая. Таракан побежал, я видела.

– Подумаешь, таракан.

– Я их боюсь.

– Привыкнешь. Они даже не кусаются, просто бегают. Хотя, если хочешь, можешь устроиться в гостинице, в президентском номере.

– Нечестно так со мной разговаривать.

– А я хвастался, что честный?

– Давай не будем ссориться, – решила я проявить добрую волю. – Это твои родственники?

– Ты ж слышала.

• Предыдущая
• 9/11
• Следующая